Ошибка леди Эвелин

– Брачный контракт? А когда это мы его заключили? Я ничего не подписывала!

– Это легко исправить. После ужина здесь будет мой поверенный, он составит все необходимые бумаги.

– И что вы предполагаете внести в контракт?

– Это мы обсудим позже. Прошу, – Каллеман подал мне руку, но не обычным галантным жестом, а так, будто конвоировал преступника.

Мои пальцы коснулись жесткой ладони. Странное ощущение. Казалось бы, маг должен внушать мне страх, но его нет. Вернее, я испытываю не столько страх, сколько странную смесь из настороженности, благодарности и опасения. А еще – надежды. Да, знаю, кому-то это покажется странным, но когда вся жизнь состоит из таких вот странностей, поневоле научишься не обращать внимания на мелочи, вычленяя главное.

Мы поднялись на второй этаж, свернули направо, а потом, пройдя немного по коридору, остановились у одной из потемневших от времени дверей.

Каллеман толкнул ее, и передо мной открылась просторная комната, напоминающая иллюстрации в старых книгах: в свете тусклых аров я разглядела большую кровать с расшитым цветами балдахином, стоящее у окна кресло, небольшое изящное бюро у обитой сиреневым шелком стены, напротив него – туалетный столик и примостившиеся по бокам от кровати пузатые низкие комоды с позеленевшими бронзовыми ручками. Спальня, хоть и была старомодной, но выглядела уютно. Так и не скажешь, что здесь никто не живет. Не успела я об этом подумать, как на ум пришла мысль, от которой внутри стало неуютно.

– Лорд Каллеман, а ваши родители… Они не будут против нашего… брака?

Сейчас, когда прежние страхи остались позади, я удивлялась собственному авантюризму и не могла поверить, что действительно избавилась от опеки герцогини.

– Нет, – отрывисто бросил Каллеман. – Их нет в живых.

– Простите, я не знала.

– Неважно, – буркнул маг и направился к одной из дверей. – Идите сюда, – приказал он, входя в соседние покои. – Подберем вам что-нибудь, пока вы в своем наряде окончательно не замерзли.

Любопытство толкнуло меня вперед, и я увидела гардеробную, заполненную выстроившимися вдоль стены манекенами. Их было так много!

Каллеман бросил на меня короткий взгляд, потом прошел вдоль ряда безголовых «дам» и остановился возле одной из них, «одетой» в красивое голубое платье. Оно было шерстяным и достаточно теплым.

– Думаю, это вполне подойдет, – сказал маг. – А завтра подберем вам все необходимое в одном из бромских магазинов.

– Это одежда вашей матушки?

Я разглядывала дорогие, явно пошитые на заказ наряды, невольно любуясь меховыми оторочками прогулочных костюмов и изящным кроем вещей. Все они были рассчитаны на высокую, хорошо сложенную даму.

Каллеман меня будто не услышал. Он продолжал рассматривать одежду.

– Столько хлама, – сквозь зубы пробормотал маг, и лицо его исказила непонятная гримаса. – Ладно, переодевайтесь.

Он нахмурился, продолжая разглядывать бездушные болванки с таким видом, словно раздумывал, каким способом их уничтожить.

– Чего вы ждете? – поторопил он меня.

– Может быть, вы выйдете?

– Что?

– Я не могу переодеваться, когда вы здесь.

Каллеман посмотрел на меня, будто только сейчас понял, о чем идет речь, и собирался что-то сказать, но не сделал этого и молча вышел из гардеробной. А я посмотрела на отобранный им наряд, сняла его с манекена и принялась расстегивать собственное платье. Сложное занятие, между прочим. Ряд мелких пуговиц, идущий от поясницы вниз, было не так-то легко одолеть без помощи горничной, но я справилась и вскоре уже примеряла чужой наряд. Что сказать? Он был немного великоват в талии, но затянутый потуже пояс легко это исправил, а слишком длинные рукава я попросту подвернула.

Большое зеркало, прикрепленное на одной из стен, решило мне польстить, представив мою внешность в самом выигрышном свете. Или это действительно свет аров падал так, что казалось, будто волосы у меня отливают чистым золотом, а глаза зеленеют майской листвой?

Я скорчила рожицу своему отражению, развернулась и пошла к выходу, размышляя на ходу, что будет дальше и чего ждать от жизни.





***


Каллеман стоял у окна. Его темные волосы казались еще темнее на фоне светлого квадрата, а фигура – массивнее. Интересно, сколько ему лет? Я знала, что высшие могут жить очень долго, некоторые – до пятисот и больше, но до переезда в Амвьен никогда не общалась с сильными магами, а потому и не могла с уверенностью сказать, каков возраст моей тети или же лорда Каллемана.

Я присмотрелась к мужу внимательнее. Седины нет. И кожа гладкая, ни одной морщинки. И лицо такое… молодое. Странно. При первой встрече оно показалось мне старше и суровее, а сейчас, когда маг задумчиво смотрит вдаль, складки у его губ исчезли, да и выражение изменилось, стало мягче. Такой Каллеман мне даже нравился. И казался совсем не страшным. Или это на меня переполняющая душу благодарность повлияла? Или поцелуй?

– Вы всегда так долго копаетесь? – обернувшись, недовольно спросил маг, и я невольно вздрогнула. Черные глаза смотрели настолько въедливо, что слова благодарности застряли в горле, а вместо них с языка сорвалось совсем иное.

– А вы всегда так невежливы?

– Невежлив? – хмыкнул маг. Казалось, его ничуть не разозлил мой вопрос, скорее, позабавил.– Но ведь это экономит время и силы, не находите?

– А мне кажется, это идет от неуважения к людям. Признайтесь, вы ведь не любите окружающих?

Меня словно рес под локоть толкал. Или это от волнения?


– А за что мне их любить?

Каллеман посмотрел на меня немного насмешливо и подал руку.

– Идемте.

Цепкие пальцы ухватили мою ладонь, маг вывел меня из комнаты и направился к лестнице.

– Высшие вообще никого не любят, да? – торопясь за ним, спросила я.

– Это называется свободой, – равнодушно ответил Каллеман.

Я покосилась на него, но промолчала, не желая вступать в бесполезные споры. Вселившийся в меня рес наконец-то умолк, побежденный голосом разума.

– Что, не согласны? – усмехнулся маг.

– Не думаю, что вам так уж интересно мое мнение, милорд.

– Значит, не согласны.

Каллеман ненадолго замолчал, как бы давая мне возможность опровергнуть его слова, а потом продолжил:

– Любовь – слишком редкое чувство, чтобы растрачивать ее на кого ни попадя.

В голосе мужа мне послышались странные отголоски. Как будто Каллеман говорил о чем-то личном, о том, что его действительно волнует.

– Впрочем, вы еще слишком молоды, чтобы это понять, – тут же оборвал он себя.

Лицо его снова стало замкнутым и будто потемнело изнутри, и мне нестерпимо захотелось разбить эту броню, вернуть того Каллемана, каким он был еще минуту назад.

– Лорд Каллеман, я не успела поблагодарить вас за помощь, – торопливо сказала мужу. – Поверьте, я очень ценю то, что вы для меня сделали. Если бы не вы…

– Пустое, – поморщился маг. – Оставьте свои благодарности при себе, мне они ни к чему. Прибавьте шаг, ужин остывает.

Мы как раз подошли к распахнутым дверям столовой, и Каллеман первым прошел внутрь, привычно избегая даже минимальной вежливости. А мне стало неловко. Выходит, для мага моя благодарность ничего не стоит?

– Торбен, достань бутылку мезельского, – велел «муж» стоящему у входа лукару.

Темные, растрескавшиеся плиты разбежались из-под ног шахматными клетками. Над головой проплыл раскачивающийся бронзовый ар.

– Да, милорд.

Дворецкий с достоинством поклонился, глиняная лысина заметно сверкнула в тусклом свете, и лукар медленно, чуть скованно направился к буфету, на котором стояли несколько бутылок вина. Тяжелые шаги отдавались в тишине залы глухим стуком, рождая угрюмое эхо.

Я незаметно огляделась. Высокие узкие окна, обрамленные темными шторами, деревянные панели по стенам, пыльная стеклянная горка, огромный камин – сейчас в нем едва тлели несколько тонких поленьев – и длинный стол со стоящими на нем канделябрами, накрытый на две персоны.

Столовая, да и весь дом, выглядели такими же мрачными и неприветливыми, как и сам Каллеман. И я невольно подумала о том, что если навести здесь порядок и постараться придать замку хоть какое-то подобие уюта, может, и сам маг подобреет?

– Сюда, – кивком указал мне на стул хозяин дома, но не потрудился проявить любезность и отодвинуть его.

Что ж, не сказать, чтобы я ждала от мага обычной вежливости, не говоря уже о галантности, поэтому позаботилась о себе сама.

– Миледи, – тут же возник рядом со мной Торбен. Он наклонил бутылку, собираясь налить в мой бокал вино, но я отказалась.

Леди Шарлотта не употребляла ничего крепче воды, леди Вонк тоже терпеть не могла спиртное, поэтому мне раньше не доводилось пробовать даже самое слабое пиво, не то, что вино. К тому же, за время, проведенное в доме предыдущей благодетельницы, я достаточно нагляделась на вечно пьяного лорда Вонка, так что не испытывала никакого желания знакомиться с алкоголем. Нет уж. Я и так с трудом контролирую собственную жизнь, не хватало еще потерять ее окончательно!

– Милорд.

Торбен подошел к сидящему во главе стола Каллеману. Двигался лукар скованно, но бутылку держал крепко. Плавающий ар сменил направление и последовал за лукаром.

Я наблюдала, как льется в бокал темно-красное вино, разглядывала алые блики на золотом ободке тарелки и размышляла о том, как же странно повернулась моя судьба. Жила я худо-бедно в Аухвайне, разжигала камины и помогала Милли по хозяйству, и ничто не предвещало перемен. А тут вдруг столько всего! И появление новой родственницы, и переезд в Амвьен, и помощь беглецу – знать бы, где он сейчас, и все ли у него хорошо? – и коварство тетушки, собиравшейся продать меня Овенбау, и неожиданное замужество, и Дартштейн…

Додумать я не успела. Откуда-то из коридора послышались странные звуки, похожие на стук паровозных колес: чух- шварк, чух- шварк. А спустя несколько секунд в столовой появилось новое существо – лукар-женщина. Невысокая, коренастая, с круглым коричневым лицом и цепкими маленькими руками, она несла большое глубокое блюдо с каким-то непонятным кушаньем и широко улыбалась безгубым ртом. И именно из-под ее старомодных ботинок раздавалось это самое «чух-шварк».

– Добро пожаловать в Бронен, миледи, милорд, – скороговоркой произнесла глиняная служанка и водрузила блюдо на стол между мной и магом. – Поздравляю с бракосочетанием, милорд. Долгой и счастливой жизни, миледи.

Круглые выпуклые глаза-камешки, в которых отражалось пламя канделябра, смотрели на меня с детским любопытством.

– Благодарю, – улыбнулась я служанке, а Каллеман только недовольно поморщился и отпил из бокала.

– Бронен счастлив, что вы вернулись домой, милорд, – не отступала лукарша.

Похоже, она хотела во что бы то ни стало донести до Каллемана, как ему тут рады.

– Бронен любит своего хозяина, – вытянув руки по швам, как заправский солдат, отрапортовала служанка, а я разглядывала ее старомодное платье, застиранный белый фартук, седые, собранные в низкий пучок волосы – почти настоящие, плотно крепящиеся к гладкому глиняному лбу, и не могла заставить себя отвести взгляд. Лукарша была такой живой! В ней чувствовались эмоции, характер, привязанность к Каллеману и к замку.