Ошибка

Я хотела сказать: спасайте, убивайте, делайте, что хотите, только не заставляйте открывать глаза. Но потом поняла, что для этого придется совершать слишком много очень трудных действий. Поэтому я просто кивнула и тут же пожалела об этом, потому что движение тоже оказалось болезненным.

Рядом что-то зашипело. Бояринцев приподнял меня и заставил выпить какую-то сладкую гадость с медицинским привкусом. Будь я в чуть менее плачевном состоянии, я бы наверняка отказалась, но сейчас проще было сделать, что велено, чтобы меня наконец перестали кантовать.

Видимо, это было какое-то лекарство. Кто знает, может, от него мне и правда станет лучше.

– А вы что, всю ночь тут со мной были? – удалось промычать почти без потерь, видимо, лекарство начало действовать.

– А где же мне еще быть? – удивленно спросил он. – Это ведь моя комната.

У меня скопилось еще много вопросов. Например, что случилось с моей комнатой и почему нельзя было расположить мою несчастную тушку там? Что по этому поводу думает Игорь и не показалось ли ему странным, что Бояринцев забрал меня к себе? Да и вообще, что тут происходило всю ночь, пока он был рядом, а я в отключке?

Наверное, я их все-таки задам когда-нибудь потом, а сейчас я лишь перевернулась, нащупала плечо и удобно устроила там голову. Вот. Теперь можно спокойно умирать.

***

Медленно выплыв из крепкого сна, я лениво открыла глаза и ошеломленно моргнула. Потом еще раз… То, что я увидела, совершенно не укладывалось в голове. В махровом халате, натянутом на голое тело, я лежала, практически полностью взгромоздившись на Бояринцева. Во всяком случае, моя нога вольготно перекинулась через его ноги, одной рукой я чувствовала теплый и твердый живот, а на второй спал, собственно, Бояринцев. И мало того, что он спал, он еще и отлежал мою руку, и она немного ныла. Прямо перед глазами оказалась его шея с упруго пульсирующей жилкой. Я приподняла голову и уставилась на его лицо. Бояринцев во сне совсем не был похож на себя обычного. Вся суровость и жесткость куда-то пропали, и оказалось, что у него короткие темные ресницы, почти черные, и высокий красивый лоб, который не портила даже пересекающая его складка от привычки постоянно хмурить брови. И еще оказалось, что вылезшая за ночь щетина ему безумно идет, а растрепанные, чуть взъерошенные густые волосы придают ему совершенно мальчишеский вид. А его упрямые жесткие губы… М-м-м… Они так близко, что если чуть-чуть потянуться, то …

Бояринцев шевельнулся, и я испуганно замерла.

Господи, о чем я думаю, а? И что делаю?

Как, черт побери все на свете, я здесь оказалась?! И что вообще произошло?!

Так, надо отсюда выбираться, пока мозги совсем не отказали. Стараясь дышать как можно тише, а лучше вообще не дышать, я осторожно убрала свою ногу, потом руку с теплого живота…

Теперь бы еще слезть так, чтоб он не проснулся, а потом ведь и вторую руку как-то надо будет вытащить… Ох, все сложно.

Я осторожно скосила глаза, чтобы оценить обстановку, увидела приоткрытую дверь ванной комнаты, свою одежду, невразумительной кучкой лежащую на кресле, туфли – одна у входной двери, другая почему-то посреди комнаты – и…

В девственно пустой после сна голове, словно пузырьки шампанского со дна бокала, начали всплывать воспоминания. Одно за другим, кусочками пазлов выкладывая яркую картинку моих вчерашних подвигов. Вспомнилось, к счастью, далеко не все, но и того, что вспомнилось, с лихвой хватало, чтобы сгореть со стыда. Все остальное ехидно дорисовало мое богатое воображение. Представив, как Бояринцев раздевал меня пьяную, я едва не застонала в голос. Где-то в глубине души послышался писк надежды: а может, не он? А кто же тогда? Уж точно не Игоря подключили к этому… хм-м… мероприятию.

Я осторожно сползла вниз и тихонечко вытянула руку из-под Бояринцева. Но побег не удался. Меня тут же ухватили крепко и намертво.

– Куда? – сонно спросил Бояринцев, приоткрыв один глаз.

– В душ, – честно сказала я.

– Э, нет, а как же утренняя нотация? Я планирую долго и нудно высказывать все, что я о тебе думаю.

– Не хочу нотацию, давайте будем считать, что я уже все поняла и осознала и что больше никогда так не буду.

– Точно? – Бояринцев приподнял бровь.

– Я что, похожа на сумасшедшую? Второй раз я такого не вынесу.

Я приподнялась на руках, собираясь выполнить свой план бегства, но по отлежанной Бояринцевым конечности забегали колючие ежики, она подогнулась, и я снова упала – разумеется, на него. Полы халата разошлись. И в эту секунду все изменилось. Я перестала быть девочкой, которую отчитывает строгий наставник, а он перестал быть тем самым строгим наставником. Всем своим телом я почувствовала его, большого и сильного, чужого, своего мужчину, почувствовала, как он дышит, двигается, живет, как колотится его сердце, как бежит по венам его кровь, как становится горячей его кожа…

Воздух в комнате загустел, в голове помутилось.

– Игорь же… – ухватилась я как утопающий за соломинку. – Мне надо идти к себе, вдруг он подумает, что я… ну что я была здесь… и догадается.

О чем догадается, я говорить не стала. Собственно, догадываться-то не о чем. Мы все обсудили, все решили. А вот это вот все: халат, и ванная, и общая постель – это совершенно другое. Это потому что мне было плохо.

Ни с того ни с сего вдруг вспомнилось: «Вы будете меня любить? – Буду, куда я денусь». И от этого все снова стало сложно.

– Игорь с утра уехал. Видимо, не хотел попадаться мне на глаза. И правильно сделал.

Низкий голос звучит сквозь гул крови в ушах, меня крутит, затягивает в горячую воронку. На самом деле ее, конечно, нет, но она есть. Что-то такое, что не дает вырваться, прижимает ближе и ближе. В голове словно мигает красная кнопка сигнализации: стоп, опасно, ой как опасно…

– Мне надо в душ…

А что, конечно же, надо… Иначе затянет, не выберешься. Бояринцев замешкался с ответом, и этой мгновенной заминки мне хватило, чтобы собраться с силами, отодвинуться, вывернуться из его рук и рвануть в ванную.

Захлопнув дверь, несколько секунд я стояла, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Нет, разлеживаться в ванне не буду. Жгло стыдом воспоминаний о том, как вчера я там уже была. Нужно встать под душ и смыть с себя все. Пьяный угар вчерашнего вечера, мутную хмарь этой ночи, но главное – совершенно нелогичную и глупую радость, которую мне нельзя испытывать.

Я шагнула под душ, включила воду и закрыла глаза. Колючие струи колотили по телу, расслабляя, приводя в порядок мысли и чувства. Сквозь шум воды я услышала какой-то посторонний звук и, еще не открыв глаза, уже поняла, что, вернее, кого увижу сейчас.

– Ты не взяла полотенце, – сказал Бояринцев.

Не собирается же он… Но Бояринцев собирался. И не только собирался, но и вошел внутрь. Я попятилась глубже под теплые струи – спрятаться. Странное желание, учитывая, что он уже и так видел все, что хотел. И не только видел. Но сейчас это было неважно. Впрочем, прозрачная, хлещущая сверху вода была так себе прикрытием, зато лезла в рот и нос, мешая дышать.

И еще кое-что мешало дышать.

Бояринцев был близко. Очень близко. С растрепанными со сна короткими волосами, упрямым ртом, квадратным подбородком и жесткими скулами, покрытыми отросшей за ночь щетиной, в шортах и без майки. Это придавало ему странно домашний вид. Свой и чужой, домашний и дикий, как неприрученный зверь, хищник – убойное сочетание, от которого можно сойти с ума! Я пыталась отвести взгляд, но он не отводился. Наоборот, зачарованно пробежался сверху вниз, жадно вбирая в себя широкие плечи, скрещенные на мощной груди сильные руки в узлах мышц, подтянутый живот и…


О господи…

Я судорожно сглотнула, уставившись на большой бугор, распиравший ткань шорт. В голове помутилось, тело так напряглось, что унять дрожь было невозможно.

Я повернулась спиной. Так гораздо лучше. Так и он не видит лишнего, но главное – я не вижу его.

Я хотела, чтобы он ушел. Сейчас, сию минуту. Пока я еще хоть что-то соображаю. Потому что от одной мысли, что он сейчас смотрит на меня, совершенно голую… От одной этой мысли в животе холодело от сладкого ужаса, будто я летела вниз на качелях.

Нужно успокоиться. Он просто принес полотенце. Я забыла, а он принес. И сейчас уйдет. Уйдет…



– Я помогу… – раздался за спиной низкий тяжелый голос с легкой хрипотцой, просквозившей холодком по позвоночнику.

Остатки здравого смысла рухнули, смытые волной вспыхнувшего горячего желания. Я замерла, не в силах пошевелиться или хоть что-то сказать. Сердце колотилось где-то в горле, внутри холодело от неясного томительного предвкушения.

Что он собирается делать?

Секунда, другая…

Раздался негромкий щелчок, и в воздухе разлился терпкий сладковатый запах. Гель для душа – догадалась я, и все же не повернулась, чтобы проверить свою догадку, предпочитая не знать, что происходит там, за спиной.

Моего плеча коснулась мягкая губка, слегка помассировала, вызвав сладкий озноб от затылка до пяток, заскользила вниз по руке, оставляя за собой влажный, душистый, пенящийся след.

Шелестели упругие струи воды, ударяясь об пол, губка гладила кожу, рисуя круги на спине, спускалась все ниже, ниже… И от этих прикосновений, скользких, дразнящих, умопомрачительно приятных, по телу расплывалась тягучая истома, густая и жаркая. А потом губки не стало.

Мужские ладони проехались снизу вверх по бокам, погладили подмышки, покружили вокруг грудей, словно ненароком задевая напрягшиеся соски, заскользили вниз, вызвав странное чувство потери. Вернулись и замерли, дразняще сложившись двумя чашами. Всхлипнув, я изогнулась и вжалась потяжелевшими грудями в эти манящие чаши, которые тут же захлопнулись, будто капканы, стиснув добычу. Словно молнии прошили тело, раскололи его на тысячу пылающих кусков, ударили прямо в промежность, где сразу стало жарко и влажно. Я застонала, едва устояв на ногах.

И нежность закончилась, и томная нега, и неторопливые ласки. Толкнув меня под душ, он жадно мял мою грудь, пощипывая и выкручивая соски. Колючие струи смывали пену с его ладоней, с моей кожи, и прикосновения становились чувствительнее, острее, ярче. Мужская рука силой заскользила между ягодиц, спускаясь все ниже. Я выгнулась ей навстречу и всхлипнула от нестерпимого удовольствия, ощутив ее между ног. В животе жарко пульсировало, и эта пульсация поднималась все выше и выше, заполняя до краев. Я билась в его руках, металась в сладостной пытке, не то требуя, не то умоляя о чем-то. Его зубы, покусывающие шею, то, что он творил с моим телом, секущие струи воды, воздушная пена, щекотными хлопьями стекающая вниз, – все это сводило с ума, заставляло, забыв про стыд, стонать от невыносимого, почти болезненного наслаждения.

Коленки тряслись, стоять становилось все труднее. Сильные пальцы тискали налитую жаром влажную плоть, грубо, бесстыдно, немыслимо приятно… Я уже не стонала, а вскрикивала в голос, перед глазами кружились звезды.

Несколько умопомрачительно сладких мгновений, и я выгнулась, содрогаясь от ослепительного оргазма, едва не свалившись прямо на кафельный пол.

Бояринцев удержал меня, развернул к себе лицом. Прижал – крепко, жарко. И тогда я отчетливо поняла: все причины, по которым нам не следует продолжать, больше ничего не стоят. Просто мне нужны именно эти руки, мне нужно утыкаться носом именно в это плечо, прижиматься к этой груди. Мне нужен этот мужчина. А никакой другой – не нужен.

Вот так все просто. И так сложно.

– Согласись, это лучшее средство от похмелья, – с усмешкой сказал он мне на ухо.

И эти слова резанули наотмашь. Средство от похмелья? Вот, значит, что это для него? Неприятная истина обрушилась на меня словно ведро холодной воды. А чего, черт возьми, я хотела? Он взрослый мужчина. Для него секс – это то, что он привык покупать. Уж мне ли не знать! И я – просто очередная девушка, попавшаяся ему на пути. Удобно… всегда под рукой. Ну, почти всегда…

А главное – ни разу ведь даже не пыталась дать отпор. Больше того – висла на нем не хуже той Инессы! Почему не взять то, что само идет в руки.

– Да… Отличное средство… Мне стало намного лучше… – как ни странно, я умудрилась сказать это почти обычным тоном, а после выскользнула из его рук и набросила халат. – Я пойду к себе, пока не вернулся Игорь.





Глава 23




– Все в порядке? – в голосе Бояринцева проскользнуло недоумение.

Я поплотнее запахнула халат и выдавила из себя улыбку.

– Более чем, но лучше, если я буду в порядке в своей комнате.

Конечно, стоило бы надеть свои вещи, но это было выше моих сил. Доставать их из кресла, искать, собирать разбросанное по комнате… Нет-нет, не сейчас, только не сейчас, я этого не выдержу. К горлу подкатывали слезы, не хватало еще разреветься. Жалко и позорно. Прямо на его глазах. Если он попробует меня задержать, так и будет… Только бы ничего не сказал, совсем ничего, пожалуйста…

Бояринцев молча посторонился, и я спокойно вышла из его спальни, почти побежала по коридору и, только оказавшись у себя в комнате, захлопнула дверь и перевела дух. Впрочем, «у себя в комнате» – громко сказано. Никакого «у себя» в этом доме у меня нет.

Я торопливо переоделась, сложила халат и затолкала его в дальний ящик комода. Напоследок, не удержавшись, со странным сожалением погладила теплую махровую ткань. В воздух взметнулся до боли знакомый запах. Сердце сжалось, в глазах моментально все расплылось. Вот еще, глупости какие! Я решительно задвинула ящик, едва не прищемив себе пальцы. Пусть там пока полежит, потом придумаю, как его вернуть хозяину. И получить обратно свои вещи. Счастье еще, что, собираясь кутить с дорогим супругом, я забыла сумочку в кресле, а то бы осталась еще и без телефона.

Я набрала Маринкин номер и через несколько безумно длинных гудков услышала ее радостное запыхавшееся «Алло!»

– Привет! – так же радостно выпалила я. Надеюсь, что радостно. – Ну что, ты уже сбежала за город, как собиралась?

– Да, отдыхаю, загораю, купаюсь, наслаждаюсь жизнью. Хорошо иметь домик в деревне.

Я засмеялась: