Особа королевских ролей

— Я прошла нелегкий путь, — согласилась собеседница. — Сначала не понимала, почему Тима обратил внимания на Свету. Внешне она не яркая, талантов никаких, воспитание не ахти, но ведь чем-то она зацепила моего сына? Я постаралась стать ей подругой. Света сначала дичилась, потом оттаяла. Как-то раз Тимочка улетел за границу.

Зинаида взяла чайник.

— Он доставляет заказы коллекционерам, которые собирают инструменты, ноты, личные вещи великих композиторов-музыкантов. В России живет любитель старинных колокольчиков, он не один ими увлечен, но отличается от всех остальных коллекционеров наличием больших денег. Он нанял Тимофея для покупки ему на аукционе антикварного звонка. За него назначили нереальную стартовую цену. Тима же узнал, что в Казахстане есть семья, которая владеет точь-в-точь таким же раритетом, но аппетит у нее намного меньше. Сын отправился за тридевять земель, Света его проводила, пригнала назад машину, муж ей доверенность сделал. Девочка поднялась в квартиру, отдала мне ключи и стала прощаться. Я спросила:

— Ты куда собралась на ночь глядя? В гости?

И услышала:

— Тимофей в командировке. Думаю, вам отдохнуть от меня хочется. Поеду в свою норку в Подольск.

Я прямо растерялась.

— Это где ж такой район?

Светлана объяснила:

— Городок в Московской области.

Я ахнула:

— На часах девять вечера!

Девочка храбро заявила:

— На последнюю электричку успеваю.

Я ей запретила ехать на вокзал.

— Вот уж придумала. Зачем мне от тебя отдыхать? Ложись в вашей спальне.

Света стала отнекиваться. Да со мной бесполезно спорить, если я приняла решение — то все. Объяснила ей: «Твой дом здесь» — и усадила перед сном травяной чай пить. В результате мы с ней просидели почти до утра. Девочка рассказала, что воспитывалась в детском доме. Натерпелась там «любви», нахлебалась «ласки». Воспитатели детей били, кормили гнильем. Что получше, они домой любимым кровиночкам тащили. Но как только сообщали о приезде комиссии с проверкой, приют мигом менялся. Детей одевали в новое, стелили ковры, из загашников появлялись игрушки, книги. В столовой вместо клеенок оказывались скатерти, а ребят кормили вкусным обедом. Как только проверяющие уезжали, «красота» исчезала. За малейшую провинность, а часто и просто так детей запирали в подвале с крысами, лишали их скудной еды.

Зинаида закрыла лицо ладонью.

— Она рассказывает, а по моей спине пот течет. Вот что ждало Тимочку, отдай я его государству. Господи, какая я дрянь.

Хозяйка схватила чашку и мигом осушила ее.

— Свету после выпуска из детдома определили учиться на парикмахера, поселили в общежитии. Она мечтала найти родную мать, имя-фамилию ее Света знала. В свое время ночью они с подружкой залезли в кабинет директора, нашли свои личные дела. Светлана выяснила, что ее мать временно передала дочь на воспитание в интернат, объяснила это болезнью и отсутствием денег. Вот почему малышку не могли отдать приемным родителям. Адреса «кукушки» в деле не было, но лежало заявление с подписью, ее расшифровкой и старыми паспортными данными. После выпуска из интерната девочка сразу начала искать родительницу и нашла ее нынешний адрес. Света отправилась через весь город, отыскала дом, позвонила. Открыла ей девочка-подросток, спросила:

— Вы к кому?

— К Гончаровой Оксане Сергеевне, — начала Света, а школьница закричала:

— Мам, тебя, — и убежала.

Света ногами к полу приросла, стала оглядываться: холл большой, из него лучами шли три коридора. Понятно, квартира немаленькая, и пахнет в ней вкусной домашней едой. На вешалке висят красивые куртки, под ней стоят дорогие сапожки, школьные сумки от хорошей фирмы. Ну не бедная семья, медяки не считают. Появилась женщина, на шее золотая цепочка, на щеке след от муки, что-то она печь собралась. Удивилась, увидев Светлану:

— Вы кто?

Девушка шепотом:

— Мама, я твоя дочь, которая в детдоме жила.

Тетка ее за дверь одним пинком отправила, сама тоже вышла, лицо злым стало.

— Зачем приехала?

Света моргает, не знает, что ответить, а баба ей:

— Не хочу видеть самую большую ошибку моей молодости. Уж я плод травила изо всех сил, а он зубами-ногтями вцепился, пришлось рожать. Про своего отца не спрашивай, мы случайно встретились, один раз виделись. Я по глупости забеременела. И куда тебя деть? Оставила в роддоме. Все. Нет у меня детей! Муж мой ничего про тебя не знает. Уходи. Ты здесь никому не нужна. Не порти людям жизнь.

Света еле слезы сдерживала, но спросила:

— Почему ты от меня не отказалась? Я могла бы тогда попасть в хорошую семью.

Баба поморщилась:

— Проваливай. Еще раз припрешься, найду тех, кто тебя от моего дома отвадит. Побьют пару раз, охота сюда шляться пропадет.

И ушла! Дверью хлоп!

Света уехала, более она не пыталась с матерью общаться.


Зинаида схватила со стола салфетку и прижала к глазам.

— Что я во время ее рассказа чувствовала, не передать словами. Когда девочка выговорилась, я ее обняла, к себе прижала: «Светонька, ты нашла маму, вот она я. Жаль, что тебе не пять лет, но лучше поздно, чем никогда. Ложись спать». На следующий день мы с ней поехали в торговый центр, я Светочку одела, обула. В салон отвела, ее там модно постригли. Сын вернулся, ахнул. Жена красавица, картинка. Я ей и работу престижную нашла, устроила на телевидение. Знакомых-то вся Москва, открыла телефонную книжку, живо нужные люди нашлись. И что получилось?

Зинаида улыбнулась:

— Уехал принц от Золушки в командировку, вернулся, а она королева! Модно одетая девушка, которая занимается творческой работой на телевидении. Это вам не волосы гастарбайтершам в салоне «Ручки-дрючки» стричь. Ну и стали мы счастливо жить, ни скандалов, ни споров. А потом…

Хозяйка опять схватилась за салфетку.

— Потом они решили на неделю на море поехать. Я все шутила: «Подарочек мне привезите из жаркой страны: мальчика или девочку, можно двоих сразу. Давно хочу бабушкой стать». И вдруг!





Глава 7




Зинаида вытерла лицо салфеткой.

— Тиме написал клиент. Сын с ним пообщался, вышел в столовую и бормочет: «Флейта нашлась. Необходимо срочно лететь к клиенту. Билет он уже на почту скинул».

Света глаза опустила, я весело так говорю:

— Светонька, вы с Тимошей еще наотдыхаетесь, лети одна! Покупаешься и вернешься. Муж твой за деньгами для семьи отправится.

Невестка кивнула:

— Хорошо, мама, как скажешь. Главное, чтобы Тима на меня не обиделся, не ревновал.

Сын ее обнял: «Дорогая, я только рад буду».

Ну и договорились. Тима улетел, Света тоже в путь собралась. Сын вернулся, а она нет. Вот и весь сказ. Даже похоронить некого!

Зинаида вытащила из сумки носовой платок, приложила к глазам, потом скомкала его, бросила на стол.

— Я уверена! Свету убили!

Я понимал, в каком состоянии находится хозяйка квартиры, поэтому стал говорить, тщательно подбирая слова:

— Первый вопрос, который я задаю себе, если речь идет о том, что кого-то лишили жизни: кому это выгодно? Смерть Светланы принесет выгоду какому-нибудь человеку?

Маркина сделала глубокий вдох.

— Вроде нет. Родни, кроме нас с Тимой, у нее нет, разве что биологическая мать, но та не пожелала дочь признать. Да и что достанется наследнику невестки? Ничего! Апартаменты эти принадлежат мне. Денег у девочки почти нет. Зарабатывала она пустяки. Ее кредитка присоединена к счету супруга. Что у Светочки было? Шубка новая, Тимочка ей на Новый год подарил. Не эксклюзив, обычная норка, три четверти длина. Машина маленькая, самой скромной стоимости. Не новую покупали, решили, пока девочка еще не очень опытный шофер, ей б/у подойдет, не жалко, если погнет капот-крылья при парковке. Ну, одежда модная, обувь, несколько сумок. Все! С точки зрения обогащения убивать Светочку бессмысленно. Но…

Зинаида вскочила, выглянула в коридор, потом вернулась на место.

— Ванечка, Тимоша по идее не должен вернуться домой, но, если вдруг он неожиданно появится, очень вас прошу: скажите, что вы редактор. Приехали с предложением написать мемуары о писателе Тимофее Маркине. Не хочу сообщать сыну о своих подозрениях.

— Конечно, — согласился я.

Зинаида округлила глаза:

— Сейчас вам кое-что покажу. Но сначала дайте честное слово, что все, что вы узнали, дальше вас не пойдет.

— Естественно, — кивнул я, — свято храню тайны клиента.

Зинаида ушла, я временно остался один.

Мне повезло появиться на свет в обеспеченной семье писателя, которого обожало почти все женское население страны. В холодильнике у нас всегда была черная икра, я жил в отдельной комнате, в окружении любимых книг и сборных моделей. Лего у советских детей не было, я с упоением собирал машины, самолеты, паровозы из пластмассовых деталей, которые приходилось склеивать. Я всегда был хорошо одет. В школе особой популярностью не пользовался, но никто надо мной не издевался, не бил меня. В дневнике стояли тройки по всем точным и естественным наукам, кроме биологии. Вот спросите, почему я на отлично знал сей предмет? Сам не знаю. Четверок я почти не получал, по литературе, истории, русскому языку у меня были одни пятерки. Учителя у нас были добрые, математичка Валентина Сергеевна Подколезина всегда «натягивала» мне тройку. В Литературный институт я поступил играючи, а как иначе, если учесть, что большая часть педагогов жила с нами в одном доме или по соседству в дачном поселке? Но, несмотря на все хорошее, я ощущал себя ущемленным. Меня раздражали постоянные гости маменьки, манера Николетты врываться ко мне в комнату без стука в любой час и требовать:

— Не сиди букой над книжкой, немедленно приведи себя в божеский вид и явись в гостиную. Гости хотят тебя видеть.

И что мне оставалось делать? Я облачался в чистую рубашку, лаковые ботинки, завязывал галстук и шел шаркать ножкой перед Люкой, Макой, Зюкой, Кокой и прочими дамами. Я терпеть не мог их поцелуи, объятия, возгласы:

— Как ты вырос!

Даже сейчас, когда я стал взрослым, стараюсь увильнуть от «обнимашек» Зюки и компании. В школьные годы я считал себя самым несчастным. Моя мать никогда не ходила с классом в театр, не ездила на экскурсии, не приходила на праздники. Летом они с отцом улетали в Коктебель на месяц, я оставался один с няней. Потом папа возвращался, а меня отправляли к Николетте. Я понимал, что не нужен матери, а отец слишком занят, на сына у него очень мало времени. Но он все же порой находил часок, чтобы поболтать с сыном. И воспоминания о тех беседах до сих пор греют мою душу.

Удивительное дело, я не впервые сегодня услышал рассказ о сироте, которой туго пришлось в интернате. Но только сейчас мне стало стыдно за мысли о своем несчастном детстве. Зажрались вы, батенька, переели бутербродов с черной икрой на антикварной фарфоровой тарелке. Представь на секунду, что ты, нищий, голодный мальчик, не раз битый воспитателями и заклятыми друзьями в приюте, наконец-то нашел родную мать, приехал к ней в надежде, что она скажет тебе ласковое слово, накормит. А тебя выгнали и велели более не показываться в доме, где растет другой, любимый мальчик, чуть младше тебя. Представил? А теперь перестань дуться на свою мать, она тебя не бросила, воспитывала, как умела.