От тебя бегу к тебе

 * * * 





Действующие лица




Мое свадебное платье сгорело быстро.

В тот летний денек – день моего венчания – я стояла в поле за домом на нашей ферме вместе с мамой, бабушкой и своей лучшей подругой Шэрон.

До двух часов пополудни оставались считаные минуты. А в два часа (как утверждали мои свадебные приглашения) должен был начаться официальный прием. Так что мне уже следовало сидеть за главным столом – рядом с моим прекрасным новоиспеченным мужем по имени Джейми. И внимать речи, из-за которой мой папа не находил себе места последние несколько недель.

Но вместо этого я не сводила взгляда со старой бочки. И с нездоровым любопытством наблюдала за тем, как завивались и закручивались кружева и атласные складки на моем свадебном платье. Затем они превратились на миг в карамель, а потом резко сморщились, опалились и воспламенились с легким свистом.

Языки пламени взметнулись высоко-высоко, и в их жарком чаду холмы на горизонте подернулись рябью и нервно искривились.

– Натали… Что ты делаешь? Это же безумие! – вскричала мамуля.

– Я даже не сфотографировала тебя в нем, – удрученно вздохнула Шэрон, на запястье которой болтался фотоаппарат. Она все еще была в персиковом платье подружки невесты.

– Это был всего лишь платье, Натали, и ты походить в нем на кремовое пирожное, – пробормотала, закуривая, бабушка. Изящно щелкнув золотистой зажигалкой, она ловко запихала ее обратно в карман своей шубы. Моя бабуля, Анушка, – венгерка. Она приехала в Англию еще совсем юной девушкой, но так и не потрудилась избавиться от своего акцента.

– И как только у тебя язык повернулся такое ляпнуть! – укорила ее мама. – Натали в нем выглядела бесподобно!

– Она выглядеть в нем как бесподобное кремовое пирожное, которому уготована одна участь – быть сожранным, – возразила бабуля. – Разве так она хотеть начать свою жизнь замужней женщины – сладкой, но ничего не значащей штучкой?

– А ты знаешь, сколько времени и сил потратила наша старая миссис Гаррет, чтобы пришить все это кружево? И в какую кучу денег обошлось нам это платье! – возбудилась мамуля. – Появись я здесь на пять минут пораньше, я бы не позволила его сжечь!

Ветер изменил направление и окутал нас едкой завесой дыма. Мы закашлялись и замахали руками.

– Натали не хотеть выходить замуж! И если на то пошло, за платье заплатила я… – огрызнулась бабушка.

– Но это не давало тебе право его сжечь. Я бы предпочла его сохранить, – заявила мама.

– Ну да, конечно, только чтобы напоминать бедной девочке о том, что, по твоему мнению, она должна была пройти через все это! – язвительно пробурчала бабуля.

С противными шипящими хлопками языки пламени устремились к фальшивым жемчужинам на лифе.

Онемевшая от шока, я продолжала молчать, не в силах выдавить ни слова. А мамуля снова раскрыла рот:

– О чем ты думала, Натали? На виду у доброй половины деревни ты под руку с отцом продефилировала по проходу в церкви к алтарю, а через две минуты после этого пронеслась по нему назад и выбежала на улицу.

– Я решила, Нат, что у тебя скрутило живот, – вставила Шэрон.

– Как я теперь покажусь на глаза людям? Какой срам! И бедный Джейми! Такой красивый, замечательный мальчик! – воскликнула мама.

– Энни, смотри на вещи объективно, – одернула ее бабушка, швырнув окурок в бочку. – Разве я не говорить тебе, что Натали слишком юна для замужества? Нашей девочке всего девятнадцать. Ей еще только предстоит узнать большой мир… – Прищурившись от солнца, бабуля глянула на меня. – У тебя впереди целая жизнь, моя дорокая. Тебе следует присмотреться к нескольким мужчинам, оценить их, примерить на себя…

– Еще чего не хватало! Примерять на себя мужчин… – прошипела мама. – Ей нужно…

– А как насчет того, чего хочу я? – внезапно вырвался из меня дикий вопль. – Вы все рассуждаете обо мне так, словно меня тут и нет! Вы хоть раз можете побыть нормальной семьей? И попытаться понять, что я чувствую? Все, что ты делала, – это кричала и убеждала меня сжечь свадебное платье! – накинулась я на бабулю.

– Если ты не хотеть, чтобы я его сожгла, ты должна была подать голос, – заявила бабушка.

– Как будто у бедной девочки был выбор! Если тебе что-то взбредет в голову, тебя не остановить! – парировала мама.

Воцарилось неловкое молчание. Шэрон наклонилась и взяла мою руку.

А в следующий миг я заметила папулю, осторожно пробиравшегося к нам по грязному полю. Он все еще был в своем праздничном костюме и роскошных ботинках. Приблизившись к нам, папа заглянул в бочку и явно не поверил собственным глазам. Мое платье к этому моменту уже превратилось в почерневший бесформенный комок.

– Черт подери, это что?.. – заговорил папа, но мама быстро его перебила:

– Мартин, мне показалось, будто ты собирался переодеться. – Она похлопала по лацканам его фрака, стряхивая с них воображаемую грязь.

– Я хотел уточнить, что мне делать с моими родителями, – отстранившись от нее, признался папа. – Я оставил их в отеле «Трэвелодж». Но они желают знать, будет ли у нас праздничный обед в пабе?

– Ну, конечно же, не будет!


– По правде говоря, у меня все это в голове не укладывается, Натали. Джейми сделал что-то не то? – поинтересовался папа.

И все разом повернулись ко мне. В ответ я открыла рот, но за несколько секунд из него не вылетело ни звука. И только потом мне удалось поднатужиться и выдавить:

– Просто… просто я не чувствую себя готовой…

Мои слова прозвучали плаксиво и патетично.

– А когда ты почувствуешь себя готовой? – взвизгнула мамуля. – Завтра? На следующей неделе? Не мешало бы нам это узнать, когда мы готовились к чертовой свадьбе.

– Я вам все компенсирую, все до копеечки, – сказала я.

– С каких это шишей? – озадачилась мама. – Откуда ты возьмешь деньги? В министерстве социального обеспечения? У тебя же нет работы. Ты провалила все экзамены, потому что влюбилась в Джейми. Ты хоть понимаешь, что ты наделала?

– Конечно, я понимаю, что я наделала! – выкрикнула я. – Или ты думаешь, что я это сделала исключительно назло тебе?

– Сейчас я уже ни в чем не уверена! Похоже, ты способна на все! – прорычала она. – Глаза бы мои на тебя не глядели!

– Тебе следует успокоиться, Энни, – произнес папа, водрузив на мамино плечо свою руку.

– Не смей говорить, что мне следует, – стряхнула ее мамуля.

– Она и в детстве была легковозбудимой, – констатировала бабушка, смерив маму бесстрастным взглядом. – Я даже иногда по утрам добавлять ей в овсянку немножко своего валиума… ради тишины и покоя…

Мамуля отошла от папы и пошагала назад к дому.

– Прости, что я так и не послушала твою речь, – сказала я папе.

Он бросил взгляд на обугленное платье, помотал головой и побрел за мамой. Слезы тихо заструились по моему лицу. Бабушка вытащила из своей сумочки кружевной носовой платочек и подала его мне.

– Хочешь побыть одна, Натали? – спросила она меня.

Я взяла ее платок, приложила к лицу и кивнула.

– Пошли, Шэрон, – позвала мою подругу бабушка.

Шэрон улыбнулась и пожала мне руку. Они последовали за мамой и папой, бывшими уже на полпути к дому. А я схватила палку и ткнула ею в почерневший комок в бочке. Палка зацепилась за него своим кончиком, и из бочки я ее вытащила вместе с ленточкой оплавленной ткани.



После бегства из церкви Святой Вирсавии я оказалась на безлюдной проселочной дороге. Рядом со мной остановился местный автобус – наверное, потому, что людям не часто доводится видеть на обочине невесту в свадебном платье и фате, которая машет руками как сумасшедшая. У меня не было с собой денег, и за билет я расплатилась собственным букетом (по окончании смены водитель собирался навестить свою тетю в больнице, и цветы пришлись ему как нельзя кстати). Традиция требует, чтобы у невесты было в день свадьбы что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь чужое и что-нибудь голубое… И почему-то никому не приходит в голову, что ей не помешало бы иметь при себе еще и немного наличных – на тот случай, если она раздумает выходить замуж…



Когда я зашла на кухню, мама готовила крепкий чай, ложку за ложкой отправляя в заварочный чайник скрученные листики. Папа наконец переоделся и занял свое место за столом рядом с бабушкой и Шэрон. Они молча разглядывали замысловатые ярусы моего свадебного торта, стоявшего посередине стола.

– Его принесла сюда работница паба, – сконфуженно-извиняющимся тоном пробормотала Шэрон. Я поглядела на безукоризненную королевскую глазурь, увенчанную короной из желтых сахарных розочек. А мама подошла ко мне и протянула длинный нож.

– Хочешь, чтобы я его разрезала? Прямо сейчас? – спросила я.

– Да, а что останется, придется заморозить. Мы его весь не съедим, – сказала она.

– Энни, Натали не нужно разрезать его прямо сейчас, – встрял папа.

– Да что ты говоришь, Мартин? Неподходящий момент? Так? Натали с радостью позволила бабуле предать огню свое свадебное платье. А когда наступит подходящий момент для… – Мамину тираду оборвал стук в заднюю дверь. За матовым стеклом замаячило пятно персикового цвета.

– Микки! Мы забыли о Микки! – вскричала мама и, бросившись к двери, открыла ее. На пороге стояла моя четырнадцатилетняя сестра в своем платье подружки невесты. В руке Микки держала белые туфли, которые она благоразумно сняла, чтобы не извозить в грязи подъездной дороги.

– Микки, куда ты ходила? – спросила сестрицу мама. И расстелила на полу у порога газету. Микки прыгнула на нее.

– И она еще говорит мне, что я быть плохой матерью, – пробурчала бабушка, закуривая очередную сигарету.

– Я погуляла по кладбищу, а потом меня подвез человек, который копает могилы. У него в багажнике лежат лопаты! – восторженно выпалила Микки.

– Видишь, Энни, Микки всего четырнадцать, а она уже выискивает интересных мужчин, – сказала бабушка.

– Ох, да заткнись ты уже! – буркнула мама. Затем подошла к мойке, наполнила теплой водой тазик и поставила его у двери. Микки стала мыть ноги, а мы молча наблюдали за ней.

– И что случилось с нашей Нат? – полюбопытствовала она, вскинув на меня вопросительный взгляд. – Я думала, что вы с Джейми очень любите друг друга!

Последовала тишина. А потом я подпрыгнула, потому что зазвонил телефон. Папа встал, ответил на звонок и тут же вернулся.

– Это тебя, Натали. Джейми.

Я замотала головой.