От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов
Часть 53 из 79 Информация о книге
– Как аппарат? – Норма! БК пуст. Толик скользнул вдоль капота и откидывает замки. – Пал Петрович! Мешаешь! Вылезай! – Сил нет! Толик подаёт руку, с его помощью встаю и перешагиваю через направляющие фонаря. Весенний ветерок холодит мокрую гимнастёрку. – На торможении повизгивает правая стойка. – Сделаю! Воды? Сел на краешек крыла и сбросил ноги: – Если не затруднит! Толик выливает на меня ведро холодной воды. – Чёрт! В сапоги попало! – Отряхиваюсь, как собака. Живой! Надо идти в штаб. Сегодня это уже пятый вылет. – Толик! Сели все? – Все! Хлопнув «мордатого» по фюзеляжу, отошёл на несколько шагов от самолёта и сел в траву. Подошли Костя и лётчики «восьмёрки» четвёртой эскадрильи. – Товарищ командир! Разрешите получить замечания! Встряхнул головой и встал: – Савраскин! Ещё раз опоздаешь с манёвром, спасать не буду! – Он стоит красный, как рак. Из-за него пришлось «разворачиваться на пятке» и в течение одиннадцати минут вести бой с «охотниками». Он зевнул и отстал от группы. А немцы не лохи, кого хочешь могут обидеть сами. Так что покрутиться пришлось! Поэтому и стою, как выжатый лимон. – Тарасов! Докладывай! – Товарищ полковник! Цель поражена! Прошли семью бортами. Савраскин тоже, и бросал, и обстреливал. Чуть в стороне, но пожар в его створе я видел. Не злитесь на него! – Я не злюсь. Устал очень. Немец непростой попался. Хоть и на «фоккере». Сбитые есть? Или только по земле отработали? – Два «юнкерса» на посадке. И порядка пятнадцати на земле. Фотографии сделали. – Молодцы! Айда в столовую, четвёртая! Полк перевели на «другую работу»: наша основная задача – срывать нормальную работу немецких аэродромов и охрана района от «охотников». Создано 16 пар «вольных стрелков». Благодаря тому, что у обеих армий сейчас собственные РЛС наведения, наш НП на Надежде стал работать только на нас. А третья и четвёртая эскадрильи в основном работают по аэродромам противника. Но каждую восьмёрку обязательно прикрывает пара «егерей». Их задача – «мессера»-охотники. Поначалу немцы не понимали, что мы открыли на них «охоту», и пытались сами атаковать «егерей». Но довольно быстро до них дошло, что на этих «кобрах» летают не самые простые лётчики, что подойти незаметно к ним невозможно, а в манёвренном бою они не уступают, а превосходят их. Что опыта боёв у них не меньше, есть неожиданные приёмы, а самолёты не хуже их «мессеров», а превосходят их и на горизонтали, и на вертикали. Поэтому сейчас, обнаружив высоколетящую пару, немецкие наблюдатели дают команду: «Ахтунг! Егер!» А на фронте всходила новая звезда: Покрышкин! Получив полк, он продолжил интенсивно летать, активно перестроил работу всего полка. За полтора месяца боёв он лично и в группе сбил 36 самолётов противника, большая часть из них были бомбардировщики. Его полк показывал лучшую результативность во всех ВВС. Наш полк в основном уничтожал бомбардировщики на земле, а в воздухе занимался только истребителями. У меня за этот же период 24 сбитых: один «Юнкерс-88», 18 «мессеров»-охотников и пять «фоккеров». Третья и четвертая эскадрильи, пользуясь тем, что у И-185 – самая большая скорость у земли: 650 км/час или 600 с бомбами, работали у самой земли. Мы направляли их вслед отходящим по топливу немцам. Они обгоняли их, и «обрабатывали» полосы аэродромов ротационными бомбами перед самой посадкой немцев. Истребитель – не штурмовик и не бомбардировщик. С пикирования он может работать точно, с горизонтального полёта – нет, но ротационные бомбы не требуют точного прицеливания. У них большая площадь накрытия. Поэтому самые большие потери немцы несли на земле! Из-за нас они вынуждены были постоянно держать в воздухе дежурное звено, а это и моторесурс, и бензин, и усталость лётчиков. В «ту войну» немцы держали высокую активность авиации в районе Голубой Линии два месяца. В этот раз они «сдулись» через месяц и пять дней. А затем начали вывозить свои войска в Крым. Полк опять перешёл на ночной образ жизни: топили всё, что могло перевозить войска. 5 мая мы выполнили последний взлёт на Тамани. Курс – Ленинград! Летим домой на отдых и замену техники. По прилёту меня направили в госпиталь Бурденко, в Москву. Там на рентгене была обнаружена пуля, убившая Титова. Входного отверстия не было. Николай Нилович с удивлением рассматривал рентгеновский снимок. – Впервые в моей практике, полковник. С таким ранением не живут. – А может быть, я – мёртвый? – сказал я, улыбаясь. И похлопал себя по щекам. – Я боюсь, что не смогу её извлечь. А вам всё шуточки! Она вам не мешает? – Нет. Никогда её не ощущал. Очень сильно болела шея после боя 21 июля 1941 года. Несколько дней. – Каким образом она не оставила следов входа – мне непонятно. Удивительно, но факт! Кстати, это объясняет, почему у вас изменился почерк и походка: реакция повреждённого спинного мозга. – Так ведь она застряла в кости? – Хм, молодой человек! А импульс она передала куда? Вот утолщения от перелома шеи. Списывать вас надо! – Николай Нилович! Только не это! Ведь два года летаю и всё в порядке! – Пожалуй, вот с этой стороны её можно извлечь. Ну, что, согласны? Или списание. – Режьте! Пулю извлекли. Немецкая, из авиационного пулемёта. Проделал в ней дырочку и повесил на шею. Можно сказать, что полностью легализовался. На грудь повесил желтую полоску. Выписался из госпиталя и прибыл в кадры ВМФ. Прошусь домой, в полк. Но отправляют к наркому. – Товарищ адмирал! Гвардии полковник Титов прибыл по вашему приказанию! – Прибыл! Молодец! Что с комиссией? – Годен без ограничений, товарищ адмирал. Прошу разрешения убыть в полк. – Нет. Садитесь. – Он снял трубку ВЧ и попросил соединить с товарищем Ивановым. – Товарищ Сталин! Вы просили сообщить, когда полковник Титов сможет приступить к дальнейшей службе. Он у меня в кабинете. – Он замолчал, слушая Сталина. – Есть, товарищ Сталин. Всё понял! До свидания, товарищ Сталин. – Он повесил трубку. – Вас вызывает товарищ Сталин к 22 часам сегодня. Вы где остановились? – Нигде. Планировал сегодня вылететь в Ленинград. Нарком вызвал небольшого толстенького капраза и поручил ему разместить меня в Москве, обеспечить мою доставку в Кремль и обратно. Мы прошли в его кабинет, он позвонил куда-то и решил этот вопрос кардинально, поселив меня в гостинице «Москва» в номере с видом на Кремль. Пробивной товарищ. И никаких заморочек с транспортом. Пообедал в ресторане, вкусно! В голове пустота, никаких мыслей и бешеная усталость. Лёг поспать, но не спится. Сосед-артиллерист предлагает выпить, но я не могу, предстоит поход в Кремль. Он обиделся и ушёл куда-то. Я тоже вышёл прогуляться по Москве. На улицах патрули, несколько раз проверяли документы, но больше похоже, что просто хотели рассмотреть поближе трижды Героя. Вдруг голос: «Павел! Ты?» Оборачиваюсь: стоит незнакомый мне человек в ватнике. Один рукав засунут под ремень. Инвалид. Недоумённо смотрю на него. – Не узнаёшь? Я – Коля Сизов! Мы с тобой в одном полку служили! – Извини, не узнаю! – Ты что, совсем загордился? – Нет, после контузии ничего и никого не помню. – Как так? Совсем ничего? – Абсолютно! – Меня сбили 21 июля под Кингисеппом. Я был левым ведомым у Карташевского, а ты – правым. Ты оторвался от нас и ушёл наверх к СБ. Нас тогда всех сбили. А ты, выходит, выжил? – Меня тогда не сбили, я сбил четыре «мессера» и сел у бомбёров. Потом меня перевели в 13-й полк. Так там и остался. – И меня совсем не помнишь? Мы ж дружили! – У меня снаряд в тот день за бронеспинкой разорвался, а сейчас ещё и пулю в шее нашли. А ты руку тогда потерял? – Нет, это позже, уже у партизан. Я здесь в командировке. Пошли, выпьем за встречу! – Не могу! К начальству иду. – А что, начальство не поймёт, что ты старого друга встретил? – Я в Кремль иду. – Так это же в другой стороне? – Ну, не прямо сейчас, чуть позже, а пока я гуляю. – Ну, так… – Я еле от него отбился. Чего меня именно сегодня все тянут напиться? Вечером подошёл к Боровицким воротам. Сдал оружие, получил пропуск и прошёл приёмную Сталина. Несколько раз проверяли пропуск, сличая его со списком. В приёмной пробыл всего несколько минут. Вошёл, доложился. – Проходите, товарищ Титов. Садитесь. Как себя чувствуете после операции? – Нормально, товарищ Сталин. – Мы решили вас направить в Липецкую высшую лётно-тактическую школу воздушного боя! «Опять в Липецк! Когда ж я от него избавлюсь!» – пронеслось в голове. – Учиться, товарищ Сталин? – Нет, товарищ Титов. Командовать и преподавать. Готовить кадры для наших ВВС. – А у меня есть возможность отказаться от этого назначения? – Почему, товарищ Титов? У нас остро не хватает высококвалифицированных лётчиков. Их требуется учить. – Гораздо острее, товарищ Сталин, стоит вопрос об уровне квалификации старшего командного состава ВВС, чем о подготовке отдельных лётчиков. А высокая аварийность в сухопутных ВВС, да и в ВВС некоторых флотов, связана с низким качеством сборки самолётов и в отсутствии военной приёмки на заводах. Основные потери у нас не в боях, а в катастрофах и аварийных ситуациях. Сталин встал, я тоже поднялся. – Сидите, товарищ Титов. Продолжайте, я вас внимательно слушаю.