Отрок. Ближний круг: Ближний круг. Стезя и место. Богам – божье, людям – людское

– Ничего смешного! – строгим голосом продолжил бывший обозник. – Раз у отроков нашлось время с быком игрища устраивать, значит, они делом не заняты – дурью маются!

«Угу, помнится, по уставу в Советской армии солдату срочной службы полагалось личного времени всего около часа в сутки. Только кто же живет по уставу «от и до»? Разве что в дисбате».

– Если воинские люди без дела маются, обязательно жди беды! – Илья плавно начал переходить от назидательного тона к повествовательному. – Вот, помню, ходили мы с князем Мономахом Полоцкое княжество воевать…

«Поехали… И этого на отвлеченные темы потянуло. Впрочем, все правильно: ЗДЕСЬ долго «умствованиями» заниматься не привыкли, надо дать Совету отвлечься. Пусть вещает».

– …Стоим день, стоим два, – повествовал Илья, – воеводы ждут гонца от Мономаха – то ли вперед идти, то ли назад поворачивать. Бояре как на иголках вертятся – больно хочется в зажитье сходить, холопов похватать, ратники тем, кто Минск на щит брал, завидуют – добыча не в пример богаче нашей. И все вместе, от нечего делать, дурью всякой маются.

Был тогда у нас обозник один, Ферапонтом звали. И побился этот Ферапонт об заклад с другим обозником – как того звали, не упомню уже, – что знает средство, от которого бык, запряженный в телегу, резвее коня бегает. И заклад-то был какой-то пустяковый, но разгорячились оба – о-го-го, недаром же третий день в животах мед с вином да пивом мешался.

Ну, запрягли в одну телегу коня обозного, в другую телегу быка из добычи. Намучились! Хомут-то на быка не налезает, упряжи подходящей не подобрать, бык в оглобли вставать не хочет – прямо беда. Возились чуть не полдня, любопытных да советчиков целая толпа набежала, каждый суется, поучает, и каждого же послать подальше надо! – Илья горестно вздохнул. – Два раза даже драться принимались, но в конце концов как-то приспособились.

Ферапонт, значит, второму спорщику и говорит: «Бык по отмашке трогаться не обучен, так что ты смотри сам: как только моя скотина первый шаг сделает, так и ты свою нахлестывай», а сам берет тряпицу, в уксусе намоченную, и запихивает быку под хвост. Старательно так, глубоко.

А бык тот, надо сказать, еще когда запрягали, в сомнение пришел – шутка ли, первый раз в жизни в оглобли встать! Да народ вокруг толчется, мельтешит, языки чешет… Пока притерпелся, пока успокоился, а тут новое ощущение неиспробованное – с заду! Ну он поначалу прислушался, интересно же! – Илья наклонил голову и скосил глаза, изображая, как бык прислушивается к новому ощущению. – Потом решил поглядеть: что же у него там такое? Поворотился в одну сторону – оглобли мешают, поворотился в другую – опять оглобли! Ну что тут поделаешь? Подумал еще немного, посопел, потоптался да ка-ак рванет с места в галоп, Ферапонт чуть из телеги не выпал! – Илья выпучил в притворном ужасе глаза и вцепился руками в воображаемые вожжи. Отроки слушали старейшину академии, что называется, раскрыв рты, спектакль, разыгрываемый Ильей, захватил их внимание без остатка.

– Ну, понеслись! – продолжил Илья. – Бык прет так, что ветер меж рогов свистит! Но вот беда, вожжей-то не слушается – не обучен. Ферапонт и тянет, и дергает, все без толку! Ну и зацепился бычара телегой за березу! Ка-ак даст! Телега в куски, бык дальше понесся, а Ферапоша, бедолага, из телеги пташкой выпорхнул да следующую березку с разлета и обнял!

Мы все скорее за быком – он же, змей подколодный, без телеги еще быстрей помчался, да в сторону воинского стана, долго ли до беды? Пока догнали, пока остановили, пока у быка в заднице тряпицу с уксусом искали, так и не нашли, кстати, потом спохватываемся: а где же Ферапонт? Побежали назад.

Стоит наш Ферапоша около березы на коленях, головкой к стволу прислонился, глаза закрыты, а лицо такое внимательное… вроде как прислушивается к чему-то.

Илья зажмурился и изобразил лицом выражение, долженствующее, видимо, свидетельствовать о глубочайшем внимании к чему-то. В горнице разлилась тишина, на самом деле глубочайшее внимание и ожидание чего-то необычного отразилось на лицах отроков.

– А вокруг, – оборвал артистическую паузу старейшина академии, – народ толчется, новые какие-то, которые про заклад не знают и промеж себя спорят: чего это с Ферапонтом делается? Одни говорят, что пьяный, другие, что таким способом он для чего-то дерево подходящее выбирает, третьи, что на Ферапошу озарение снизошло и он сейчас истины великие вещать начнет. А еще один, видать самый умный, тоже к березе подошел и ухом к стволу приложился – вдруг и правда что-то такое там слышно?

Короче, подбегаем мы и видим: два дурня стоят, дерево слушают, а еще с десяток рты пораззявили и ждут неизвестно чего, да еще на нас шикают, не шумите, мол! Мы – Ферапонта от березы отдирать, а они не дают – дайте, мол, таинству невозбранно совершиться! Ну и поехало: сначала за грудки друг дружку хватать начали, потом кто-то кому-то по зубам кулаком съездил – завертелось, одним словом. Как уж там вышло, я не заметил, но только еще одного бедолагу головой об березу приложили – уже втроем, значит, дерево слушать стали. Потом мне в глаз так засветили, что я и про Ферапонта, и про все остальное позабыл – так душа разгорелась… – Илья примолк и тихонько вздохнул, словно вспоминая что-то приятное, отроки тряслись от сдерживаемого смеха.

Мишку очередная байка бывшего обозника впечатлила не очень – в ТОЙ жизни он достаточно наслушался историй о том, как быкам или коровам пихали под хвост всякие не предназначенные для этого вещи: начиная с перца и горчицы и кончая бенгальскими огнями и даже взрывпакетами. Дорожно-транспортные происшествия с тяжкими телесными повреждениями тоже для конца XX века были ежедневной рутиной. Однако потом, представив себе, как десяток крепко поддатых мужиков безуспешно ищут тряпку в бычьем анусе…

– Смейтесь, смейтесь! – проворчал, отвлекшись от воспоминаний, Илья. – А Ферапонт, царствие ему небесное, так до конца жизни на одно ухо глухим и остался, да еще с месяц руки у него так тряслись, что ложку до рта донести не мог. А все почему? – Илья повысил голос, перекрывая взрыв уже несдерживаемого хохота. – От безделья! Когда ратники делом не заняты… – старейшина академии безнадежно махнул рукой и расплылся в улыбке сам.

«Хе-хе, сэр, была б у вас типография, байки вашего «начальника тыла» можно было бы отдельной книжкой издать. Успех обеспечен – ни на Руси, ни в Европах ничего подобного еще очень долго печатать не будут, да и на Востоке записать анекдоты про Ходжу Насреддина никому и в голову не приходит. Впрочем, церковь почти наверняка объявила бы подобную литературу крамолой – что у нас, что на Западе, что на Востоке. Но ребятам нравится… Стоп! А случайно ли Илья именно этот случай вспомнил? Нет, про вред безделья – понятно, но как он сказал: «Шутка ли, первый раз в жизни в оглобли встать!»? А вы ведь, сэр, собираетесь ребят в управленческие оглобли поставить, и припекать их в этих «оглоблях» будет не слабее, чем уксус в означенном месте… Случайное совпадение или Илья умнее, чем вы, сэр, до сих пор думали? А вот сейчас и проверим!»

– Ну, отсмеялись? – Мишка обвел взглядом «господ советников». – Может, теперь к делам вернемся? Старейшину нашего Илью Фомича прервали, когда он начал нам объяснять: что надо сделать, чтобы дела в академии улучшить. Так что…

– Га-га-га! – прорвало вдруг Демку. – Сейчас истины великие вещать начнет!

Отроки вновь радостно заржали, а Мишка почувствовал, что начинает потихоньку заводиться.

– А ну тихо всем! – рявкнул он в полный голос. – Над кем смеетесь, сопляки?!

– Сам сопля… – Демка закашлялся и зажмурил глаза, потому что Мишка плеснул ему в лицо квасом из кувшина. Потом, не дожидаясь, пока двоюродный брат протрет глаза, перегнулся через угол стола и, схватив Демку за уши, ткнул его лицом в столешницу.

– Забыл, как старшим внимать надобно? – Мишка слегка ослабил хватку, потом опять приложил кузена «фейсом об тейбл». – Молча! И! С почтением! – выкрикивая каждое слово, он приподнимал Демкину голову и снова опускал ее на крышку стола. Если бы Демьян не умудрился подсунуть под голову руку, нос у него был бы расквашен непременно. – Благодарить! За науку! Должен! Жизни! Тебя! Дурака! Учат!..

– Будет тебе, Михайла! – Илья ухватил старшину Младшей стражи за рукав. – Хватит, убьешь!

Мишка, забыв о собственных поучениях, чуть не двинул Илью локтем, но в последний момент спохватился. Отпустив Демьяна, скомандовал:

– Встать, невежа! Винись перед старейшиной!

Сияя ушами, как стоп-сигналами, Демьян поднялся с лавки и невнятно прогундосил:

– Винюсь. Не держи обиды, Илья Фомич…

– Ладно! Садись, – Илья хлопнул Демку по плечу и обратился сразу ко всем. – Что ж это за Совет у нас? Еще и не договорились ни до чего толком, а уже одному в ухо двинуть довелось, другого мордой по столу повозить. Не знаете? Зато я знаю!

Бывший обозник сделал паузу, вздохнул и «обрадовал» «господ советников»:

– Дети вы еще! Слов нет: умные, храбрые, сильные, но… наглые! Такое дело сами поднять собрались! Я вот послушал вас и, только не вздумайте смеяться, устрашился! Вы себе даже половины трудностей, забот и опасностей не представляете, а думаете вообще черт знает о чем! Нет, это ж надо! – Илья в сердцах хлопнул себя ладонью по колену. – Важнее дела для них нет: гнать девок из крепости или, наоборот, еще зазывать!

Старейшина академии оглядел враз притихших отроков, задержался взглядом на подобравшемся, как перед схваткой, Дмитрие и на зло щерящемся Демьяне и, совершенно неожиданно для Мишки, дал слабину:

– Нет, я понимаю: у самого в вашем возрасте только девки на уме и были…

«Тревога, сэр! Илья никогда и никем, кроме жены, не руководил! Если сейчас провалится, авторитет старейшины академии умрет, не родившись! Вмешаться немедленно, как угодно, но заставить Илью показать мальчишкам силу жизненного опыта, который не заменишь ничем! Первое – прервать пошедший не в ту сторону монолог… любой банальностью, даже глупостью, пока пацаны не почувствовали его неуверенность!»

– Ну, Илья Фомич, молодость – такой недостаток, который сам собой проходит со временем! – Мишка вальяжно улыбнулся и оглядел ребят, как бы предлагая им всем вместе оценить юмор и мудрость афоризма. – Но мы-то для того тебя и упрашивали старейшиной стать, чтобы ты нас как раз о трудностях, заботах и опасностях упреждал. Да еще и советовал, как нам глупостей не натворить. А если кто себя очень умным считает и к словам старейшины со вниманием и почтением прислушиваться не желает… – Мишка согнал с лица улыбку и добавил в голос металла: – …или обижаться на правду вздумает, то, значит, он и впрямь дите малое и в Совете академии ему делать нечего!

Дмитрий остался все так же напряженным, а Демьян увел взгляд под стол и поджал губы – понять намек было несложно. Все остальные тоже тем или иным образом проявили отсутствие желания изображать из себя «самого умного». Илья же, надо отдать ему должное, сумел правильно понять Мишкино вмешательство и воспользоваться образовавшейся паузой:

– М-да! Так вот я и говорю: наперед заглядывать, конечно, надо, но и под ноги смотреть не забывайте! Давайте-ка начнем с самого простого, того, что прямо перед глазами лежит.


«Ну слава богу, кажется, пошло то, что требуется! Но не расслабляться, сэр! Куда разговор зарулит, предвидеть невозможно!»

– Кормежка! – торжественно провозгласил Илья. – Хлеб насущный. Пока не голодаем – сотник Корней и боярыня Гредислава кормят. Да и купец Никифор привез на ладьях много всякого. Но самим-то нам что, не надо об этом заботиться? Курей, овечек, свинок завести. Коров тоже неплохо было бы. Отроков молочком попоить для здоровья полезно. Рыбные ловы поискать, место для облавной охоты присмотреть, пасеку, как у сотника Корнея, устроить. Но главное – пашня! Мы сколько леса сведем, пока крепость достроим? Довести землю до ума – это же какое подспорье получить можно! Опять же, огороды! Тоже места присмотреть надо.

– Да кто ж это делать-то будет? – возмутился Демьян. – За скотиной ходить, землю обрабатывать. Рабочих рук сколько надо!

– Вот и я о том же! – согласился Илья. – Богатство под ногами валяется, а не взять! Почти две сотни народу собрали, а рук не хватает! Делайте в уме первую зарубку, господа Совет! Теперь вторая забота – одежка! Я уж не говорю, что отроков на зиму одевать надо, сейчас уже зарез! Отроки на учебе потеют, хоть выжимай, а у каждого по две рубахи: одна на себе, другая на смену. Бывшие устиновские холопки обстирывать не успевают, от ребят, как от козлов прет, того и гляди, чирьями зарастут! Поддоспешники от соли колом стоят! Как хочешь, Михайла, а надо, чтобы Осьма со Спиридоном из торговых походов полотно везли или, на худой конец, пряжу. Ребят одевать надо!

«Вот так, сэр! Одно из отличий регулярной армии от территориальных воинских формирований – способ снабжения. Ратники деда Корнея обо всем, что перечислил Илья, заботятся сами, а нам так нельзя. Это расплата за то, что обучение идет постоянно, а не в свободное от хозяйственных работ время».

– Третья забота, – продолжал между тем Илья, – обувка! Пока терпит, хотя некоторые уже чуть ли не босиком ходят. Ладно, устроим по первой пороше облавную охоту, благо стрелков в достатке, кожу добудем. А кто шить станет?

Илья оглядел погрустневших «господ советников», кривой улыбкой констатировал их некомпетентность и безжалостно продолжил:

– И это еще не все, хотя с вас и перечисленных забот хватило бы, но раз уж вы называетесь «господа Совет», слушайте дальше! Четвертая наша забота – Ратное! Всех не спрашиваю, но Михайла, Кузьма и Демьян должны знать: всегда ли Ратное на нынешнем месте стояло?

«То есть как? Это что за фокусы? Почему вам, сэр, об этом ничего не известно, позвольте полюбопытствовать? Информация, полученная носителем еще до «вселения» и настолько очевидная для всех, что в обыденном общении даже не упоминается? Да нет, какое-то упоминание должно проскакивать, хотя бы изредка. Табуированная тема? Что-то, связанное с неприятными воспоминаниями или грядущими опасностями, о которых не хочется говорить? Кузены молчат, на вас, сэр, пялятся, надо как-то реагировать… Вот ведь влип!»

– Илья Фомич, может быть, сам расскажешь для всех? – попытался выкрутиться Мишка. – Сам понимаешь: говорят об этом не часто, мы можем и не знать всего.

– Да чего тут знать-то? – легко заглотил Илья Мишкину наживку. – Сто лет назад мы на самом краешке Погорынья поселились, недалеко от того места, где Пивень в Случь впадает. Нашли хорошее место, сделали росчисти под пашню, крепенько шуганули местных язычников и зажили себе. Но земля-то истощается. Это лесовики мало землю пашут, больше лесом живут, а нам пахотной земли нужно много. Ну поля постепенно от села все дальше и дальше отодвигались, чтобы пахарям безопасно было, приходилось все крепче и крепче лесовикам поддавать. К тому времени, как окончательно покой установился, пришлось новое место для поселения подыскивать – земля совсем плохо родить стала, а до новых полей приходилось целый день добираться.

Подыскали новое место, выше по течению Пивени. Сразу же, чтоб потом людей не терять, такую острастку язычникам устроили, что некоторые аж на Волынь от нас утекли. Рассказывают, что за одного убитого ратнинца тогдашний сотник целое селище дымом пускал. Ну а лесовики на тех, кто на прежнем месте жить остался, отыгрались – не только живых вырезали, а и на кладбище прах из могил выкопали и в реку покидали, такая ненависть была.

Сейчас Ратное уже на третьем месте стоит. Перебирались уже не так, как прежде, – тихо, постепенно и на такое место, с которого никого сгонять не надо было. Сначала острог небольшой поставили, переселили полусотню ратников с семьями. Агей – он только-только сотником стал – такую штуку придумал: переселялись сначала только те, кто на местных девках женат был, а на новоселье родню из дреговичей приглашали. Так более-менее мирно и обошлось. Хотя по-всякому, конечно, случалось. Бывало, что и…

Илья примолк, о чем-то задумавшись, потом сменил тему, махнув рукой:

– Короче говоря, пришло время Ратному опять переезжать. Все вроде бы понимают, но с насиженного места трогаться всегда трудно. Оттого и тын поправить все никак не соберемся – зачем, если уезжать? А если не уезжать, то как жить? Вот ты, Михайла, на последнем сходе был, там, рассказывают, разговор шел о том, чтобы Ратному городком стать, верно?

– Был разговор, – подтвердил Мишка.

– Но тогда ни воинской школы, ни крепости еще не существовало, так?

– Так. Ты к чему клонишь-то, Илья Фомич?

– Да к тому, что наша крепость – тот самый острог, с которого переселение начиналось! А ну как надумают в Ратном сюда переезжать? Тогда все наши разговоры, весь наш Совет прошлогоднего снега стоить не будут. Приедут сотник, староста, ратники, – будут все опять на сходе решать, куда и половине вольных ратнинцев ходу нет!

«Вот тебе, бабушка, и плюрализм! А вы-то, сэр Майкл, уже хозяином здесь себя чувствовать начали, первичную управляющую структуру создавать намылились. Приедет ратнинская элита и похерит все на фиг, пикнуть не даст! Спокойствие, сэр, только спокойствие! Ничего еще не ясно – лорд Корней не с бухты-барахты про город тогда ляпнул, есть у него какие-то планы. Планы, конечно, и изменить можно, но…»

– Да что это за переезд! – прервал Мишкины размышления Демьян. – Полдня пути, и то если по дороге, а если по прямой, так и того меньше! Не переезжают так!

«Кузен Демьян прав. Пивень, конечно, извивается, как змея, но общее направление движения ратнинцев на протяжении сотни лет было с северо-востока на юго-запад – все глубже и глубже в дикое Погорынье. Следующий бросок должен привести в самые дебри – в центр междуречья Горыни и Случи, несколько севернее владений боярина Журавля. Елозить на дистанции пятнадцать – двадцать километров смысла нет…»

– Так что скажешь, Михайла Фролыч? – обратился к Мишке Илья. – Собирается Корней с места сниматься или нет? Он тебе ничего такого не говорил?

– Нет, не говорил, но у нас же и своя голова на плечах имеется. Давайте попробуем оценить ситуацию на основе имеющихся у нас сведений…

– Мудрено больно излагаешь…

– Ничего, Илья Фомич, сейчас все понятно будет. Кое-что мы знаем, об остальном попытаемся додуматься сами. Первое – кто живет в городе? Служилые люди, ремесленники, торговцы, ну и прочие, в том же духе. Пахарям в городе жить не с руки – пашня далеко. Значит, если на месте Ратного будет город, то пахарям надо из него уходить – селиться на тех землях, которые они будут обрабатывать. Второе – наблюдается ли подобный процесс в Ратном в настоящее время?

– Чего наблюдается?

– Уходят ли пашенные люди из Ратного? Да, уходят!

– Это кто ж? – Илья, как, впрочем, и все остальные, уставился на Мишку так, как, наверно, древние греки смотрели на пифий, озвучивавших волю Дельфийского оракула. – Чего-то я не видел, чтобы уходили.

– Видел, Илья Фомич, но внимания не обратил, потому что пока это в глаза не очень бросается. Выселки сотник Корней заново заселил? Заселил. Место под новую весь, чуть выше по течению Пивени, там, где у нас новые огороды, присмотрел? Присмотрел. Троих бояр землями в нескольких днях пути от Ратного наделил? Наделил! Десять семей боярыне Гредиславе передал? Передал! Тенденция, однако!

– Тьфу на тебя, Минька! Нормально-то говорить можешь? – Илья начисто забыл о необходимости выражать свои мысли исключительно в вежливой форме. – Чего ты сейчас тут наболтал? Что это значит?

– Да то и значит, Илья Фомич, что сотник Корней начал пахарей из будущего города выводить. Те, кто пооборотистей да посмекалистей, скоро, я думаю, поймут, в чем дело, и тем же займутся. Безопасно стало! Гредислава Всеславна Корнею Агеичу так и сказала: «Вы за сотню лет, почитай, со всей округой породнились, пора вам в Погорынье своими становиться!»

– Ага, так, значит, – Илья снова полез было скрести в бороде, но замер, не донеся руку до подбородка. – Михайла! Так у нас, получается, богатство в руках! Земли, от леса очищенные, свежие, неистощенные! Мы же можем на них людей пустить или не пустить, а значит, сами условия ставить! Ты подумай: полторы сотни парней, полсотни коней – вырубки, подходящие под пашню, от пней очистить, ветки, корни, пни сжечь… Скольким семьям наделы дать можно! Ты это… Ты, Михайла, с дедом поговори – это наша земля, мы ею распоряжаться должны!

– Понял тебя, Илья Фомич! – на самом деле Мишка еще полностью не представлял себе все открывающиеся возможности, но главную мысль ухватил: академия может стать землевладельцем! – Поговорю с господином сотником, думаю, он возражать не станет, потому что это совпадает с его намерениями. А нам надо как следует подумать, кого и на каких условиях на наши земли пускать.

«Эх, елки-моталки, еще бы трехполку внедрить, чтобы земля не истощалась! Да? И что вы, сэр, о трехполье знаете? Озимые, яровые и пар? Но есть же еще и севооборот – что-то там про бобовые, которые способны атмосферный азот связывать. Еще всякие хитрости. Например, кислые здесь почвы или щелочные? Это ж не просто так сказать: давайте-ка поле на три части поделим и по очереди будем давать им «отдыхать». Пахарям все подробно объяснять надо, на примере показывать, а как объяснять, если сам толком не знаешь, как показывать, если результатов годами ждать надо? Гм, а может, предшественник у себя уже трехполье ввел? Надо у Ионы спросить…»

– Корчевать, корчевать надо! – все не мог успокоиться Илья. – Пока осень не настала, пока дожди не зарядили!

– Погоди, Илья Фомич, – Мишка успокаивающе притронулся к рукаву старейшины академии. – Мысль твоя верна и понятна, никто и не спорит, но надо добиться решения воеводы погорынского: чья это земля – наша, воеводская или боярыни Гредиславы? Давай-ка отложим это дело на недельку, а после разговора с воеводой к нему вернемся.