Палач из Гайд-парка

– С ней все еще хуже, – прошептала она в молитвенник. – Вчера ночью мама до самого рассвета была на реке.

– Откуда ты знаешь?

– Я ее видела.

– Значит, ты тоже была там?

– Но это же совсем другое! – вознегодовала Эмили. – Нет, ты действительно иногда очень тупа.

– Да нет, не тупа. Просто не вижу смысла расстраиваться из-за этого. Ты же не можешь помешать ей.

– Хотела бы я посмотреть, как мне это не удастся, если я ее увижу.

Впереди сидящая женщина повернулась и смерила Эмили гневным взглядом, обмахиваясь программкой предстоящей траурной службы.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросила она резко. – Может быть, вам немного подышать свежим воздухом, пока служба не началась?

– Как вы заботливы, – ответила Эмили с медовой улыбкой. – Но если я выйду, то вряд ли снова отыщу свое место, и моей бедной сестре придется сидеть в одиночестве.

Шарлотта закрыла лицо руками, чтобы не рассмеяться, и позволила женщине думать, что убита горем. Та, нахмурившись, отвернулась.

Внезапно поплыли звуки органа и вскоре оборвались. Стал говорить проповедник.

Шарлотта и Эмили изо всех сил старались придать себе горестный вид.



Прием после службы производил совсем другое впечатление. Все четверо вышли из кареты Эмили на Грин-стрит перед домом Джерома Карвела, и та отъехала прочь, чтобы освободить место для двухместной коляски и позволить ее пассажирам тоже сойти.

Эмили оперлась на руку Джека и стала подниматься по ступеням подъезда к двери, у которой стоял высокий, очень прямой дворецкий с широкими скулами и великолепными икрами. Он осмотрел визитную карточку Джека и принял решение.

– Доброе утро, мистер Рэдли и миссис Рэдли. Пожалуйста, – и повернулся к Питту. – Доброе утро, сэр.

Выражение его лица едва уловимо изменилось. Было бы затруднительно сказать, в чем перемена, но уважение исчезло, взгляд стал высокомерно-безразличен.

– Мистер и миссис Питт, – ответил Томас с подобной же холодностью.

– Вот уж действительно, сэр.

Шарлотта почувствовала спазм в желудке. Ей было очень обидно за Питта, по отношению к которому дворецкий проявил подобное высокомерие, но она ужасно испугалась, что муж отступит и тем самым навлечет на себя еще большее презрение. Она с усилием улыбнулась, словно их встречали с обычной любезностью.

Томас поднял выше голову, но, прежде чем он успел что-либо ответить, дворецкий заговорил снова:

– Сожалею, сэр, но сегодня неподходящее время для встречи с мистером Карвелом. Как видите, у нас прием по очень серьезному и печальному поводу.

Шарлотта набрала воздуха в легкие и уже собиралась сказать что-нибудь уничтожающее.

– Я пришел с визитом не к мистеру Карвелу, – вежливо ответил Питт, – но к миссис Арледж. Она меня ждет, и я буду очень огорчен, если она подумает, что я отклонил ее приглашение.

– О! – Дворецкий явно был потрясен. – Я понимаю, сэр. Конечно. Соблаговолите войти.

– Спасибо. – Питт вложил в благодарность едва заметную насмешку и, подав Шарлотте руку, ввел ее в большой приемный зал, где уже собралась порядочная толпа.

Стол был щедро уставлен всевозможными деликатесами, и, по-видимому, Карвел нанял дополнительный штат на этот случай, потому что в зале, как показалось Шарлотте, находились по крайней мере полдюжины горничных и ливрейных лакеев; они скромно поместились у стен, готовые немедленно обслужить каждого гостя в соответствии с его пожеланиями.

У входа в смежную комнату стояла группка мужчин, и когда они с Питтом вошли, стоявшие повернулись, чтобы взглянуть на них. Один из них шагнул вперед. В высшей степени интеллигентное лицо его выражало боль, настороженность и надежду. Ей не надо было спрашивать у Питта, кто это. Такие сильные чувства могли принадлежать только человеку, которого обрисовал ей Томас. Этого человека она заметила еще на службе, и его горе тронуло ее.

Питт взглянул на Шарлотту, понял, о чем она думает, и, улыбнувшись, направился к Карвелу.

– Добрый день, суперинтендант, – сказал Карвел и пытливо взглянул ему в лицо. – Что-нибудь… – По глазам Питта он понял, что ничего не выяснилось. – О, извините, пожалуйста. Как это неловко с моей стороны. Могу ли я сказать, что рад вас видеть, или это не совсем уместно? – Он как будто еще не понял, что Шарлотта была вместе с Томасом. Но удивительно, что это ее не задело ни в малейшей степени. На близком расстоянии его лицо было еще некрасивее, стали яснее видны оспины, но в то же время лицо казалось и более живым. Несмотря на то что она знала, каковы были его отношения с Арледжем, и могла вообразить, чего стоило это знание Далси Арледж, и даже – на весьма вероятную возможность того, что именно он и есть убийца, Шарлотта почему-то – и ей самой это было странно – держала его сторону. Возможно, потому, что он так глубоко чувствовал боль потери и в его искренности невозможно было усомниться. В нем не чувствовалось и тени равнодушия.

– Я пришел не для того, чтобы сообщить какие-то новости, их нет, – ответил Питт откровенно. – Я здесь потому, что меня пригласила миссис Арледж, и я благодарен за возможность выразить ей свои соболезнования по случаю смерти человека, которым, я уверен, восхищался бы, если бы имел возможность быть с ним знакомым.

Карвел закусил губу и с трудом сглотнул.

– Вы очень любезны, суперинтендант. Нельзя сказать более возвышенно, и, однако, это все – истинная правда. Я понимаю, что вы больше ничего не узнали и вас привели сюда долг и естественная симпатия. Я очень хорошо вас понимаю.

– Я бы не сказал, что розыск совсем не продвинулся, – возразил Питт. – Однако то малое, что я узнал дополнительно, не позволяет делать далекоидущие выводы. Мистер Карвел, могу я представить вас своей жене?

– О! – Карвел был очень смущен. – О, пожалуйста, извините, мэм. Прошу прощения за свою непозволительную грубость. Я полагал… да нет, я не знаю, что полагал. Простите, пожалуйста. – Слегка поклонился. – Здравствуйте, мэм. – Но он не сделал в ее сторону ни малейшего движения.

– Здравствуйте, мистер Карвел, – ответила она, улыбаясь. – Пожалуйста, примите мои соболезнования по случаю вашей утраты. Это невыразимо тяжко – терять самого любимого друга.


Он удивленно воззрился на нее, затем на мгновение смутился и, наконец, ответил с покоряющей теплотой:

– Как вы добры.

Это была обычная формальная вежливость, но Шарлотта знала, что он сказал это искренне.

Однако прежде чем они продолжили разговор на менее значительную тему, у двери за ними возникло какое-то движение, раздался звук голосов, потом шелест одежд людей, отступивших в сторону. Питт с Шарлоттой повернулись и увидели одинокую фигуру женщины, входившей в комнату, в изящном черном платье, украшенном скромными, но изысканными драгоценностями, с кружевами у шеи и на запястьях. Она была невысока и не обладала потрясающей красотой, но сразу привлекала к себе внимание. У нее были пропорциональные черты и нежно очерченный рот. Деликатное лицо было чисто и светло, а волосы изящно убраны, только голубые глаза свидетельствовали о бессоннице и душевной тревоге.

Шарлотта вдруг почувствовала, как Питт напрягся, и взглянула на него. На лице у него выражались восхищение и глубокая нежность, которых она уже давно не замечала. Так он не сочувствовал даже Джерому Карвелу. Ему не надо было уведомлять ее, что сейчас вошла Далси Арледж.

Вдова быстро обвела взглядом комнату, останавливая его то на одном, то на другом из присутствовавших. Она не задержала его на Мине Уинтроп, очевидно не узнав ее, а также и Барта Митчелла, стоявшего рядом с сестрой. Она улыбнулась сэру Джеймсу Лисмору и Родрику Алберду. Некоторые были удостоены легкого кивка и едва заметной улыбки. Ее взгляд скользнул по элегантной фигуре Лэндона Харлвуда, который был на голову выше окружающих, но и его она, по-видимому, не узнала.

Виктор Гаррик сидел в нише, с виолончелью в руках, в ожидании, когда его попросят играть. Светлые волосы сияли в свете газового бра, а лицо было совершенно безмятежным, словно он мечтал о чем-то далеком и удивительно прекрасном.

Далси кивнула ему, и он с удовольствием откликнулся на приветствие, а затем вновь отрешенно загляделся в неведомую даль.

Наконец взор Далси остановился на Питте, и на губах ее показалась приятная улыбка. Она двинулась вперед, кивая, обмениваясь одним-двумя словами с некоторыми из гостей; наконец, она остановилась рядом с ним.

Питт ждал, Шарлотта хранила молчание. Она была поражена глубиной чувства, которое ощущала в муже, и это чувство явно было вызвано не только соболезнованием утрате и ужасающим разочарованием, которое Далси должна была испытать и которое переносила с таким достоинством. Нет, Шарлотта ощутила особую нежность Питта к Далси и уважение, которые останутся и после того, как дело будет закончено.

Шарлотта восхищалась его способностью так чувствовать. И все же ей стало неприятно; она вдруг поняла, что ей не дано сопереживать вместе с ним, и вспомнила, как бывала невнимательна, когда он возвращался домой такой усталый и взволнованный, ничего не понимающий и жаждущий поделиться впечатлениями. Однако Шарлотта была так полна своими замыслами насчет приведения дома в совершенный порядок при минимальных затратах, что почти ни о чем больше не могла думать. И теперь она ощутила тайный трепет ревности, тихий, но отчетливый.

– Доброе утро, суперинтендант, – сказала Далси, улыбаясь Питту. Затем, явно поколебавшись, обратилась к Шарлотте: – Здравствуйте. Вы, наверное, миссис Питт? Как любезно с вашей стороны тоже прийти. Вы очень добры.

Шарлотте стоило некоторого труда улыбнуться так же мило и ответить столь же приятно. Малейшая промашка с ее стороны будет сразу же замечена и понята безошибочно. Достаточно было один раз взглянуть Далси в глаза, чтобы понять: этот взгляд ничего не пропустит мимо.

– Благодарю вас, миссис Арледж. Надеюсь, я не проявляю навязчивость?

– Конечно, нет. Пожалуйста, ни секунды не сомневайтесь. – И Далси повернулась к Карвелу.

Шарлотта затаила дыхание, но затем вдруг вспомнила: а ведь Далси и понятия не имеет, что он больше чем еще один горюющий по ее мужу друг, достаточно щедрый, чтобы предоставить свой дом для траурного приема. Мысленно поблагодарив Бога, она облегченно вздохнула.

– Благодарю вас, мистер Карвел, – сказала Далси, слегка наклонив голову. – Ваше щедрое гостеприимство очень облегчило для меня ситуацию, которая иначе была бы просто невыносимо тяжкой. Уверяю вас, вы представления не имеете, как высоко я это ценю.

Карвел густо покраснел и стоял, словно пригвожденный к месту. Шарлотта могла только смутно догадываться о душевной буре, которую он испытывал, встретившись с женой Арледжа. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но голос ему изменил.

Питт стоял рядом, окаменев от напряжения.

Далси ждала ответа.

Нет, Карвелу обязательно надо что-то ответить, иначе своим волнением он выдаст себя. Тогда она в любой момент может заподозрить именно его. Ведь это должен быть кто-то из знакомых. А выбор невелик.

Томас шумно вздохнул. Этот звук, по-видимому, вернул Карвела к действительности.

– Я был рад вам помочь, – неловко ответил он. – Но все это – такая мелочь… Совсем недостаточно, совсем, совсем недостаточно.

– А я уверена, что вы очень помогли, – вмешалась Шарлотта, не в силах больше выносить напряжения. – Уже то, что не надо заботиться о практически необходимых вещах и иметь возможность уйти, когда больше не в состоянии переносить присутствие чужих людей, когда всему этому предпочитаешь одиночество, – большой подарок.

Далси посмотрела на нее.

– Как вы чутки, миссис Питт. И, конечно, совершенно правы. Вы сделали мне огромный подарок, мистер Карвел. И пожалуйста, не позволяйте вашей скромности преуменьшать его значение.

– Спасибо, спасибо, – повторил он, немного подавшись назад. – Если вы извините меня, мэм, я должен убедиться, что у Скарборо все готово к надлежащему приему, – и, повернувшись на каблуках, исчез, чтобы найти дворецкого.

Далси улыбнулась Питту.

– Не знала, что он такой стеснительный. Какой странный человек. Но он очень добр ко мне, и все остальное не имеет значения.

Но этот приватный разговор был прерван, потому что к Далси многие стали подходить, чтобы выразить соболезнования и сказать несколько слов насчет того, какая была замечательная служба и какое наслаждение им доставила музыка.

– Да, молодой Гаррик очень одаренный человек, – согласилась Далси. – Я не могу вспомнить никого, кто играл бы с таким искренним чувством. Разумеется, я недостаточно образованна, чтобы судить о технической стороне исполнения, но мне оно кажется превосходным.

– И оно таково на самом деле, – согласился сэр Джеймс Лисмор, кивая и глядя на Виктора, сидевшего в другом конце комнаты с виолончелью на коленях и занятого разговором с Миной Уинтроп. – Жаль, что Виктор не желает заняться музыкой профессионально. Однако он очень молод и еще может изменить свои намерения. Гаррик может, по-моему, далеко пойти. – И повернулся опять к Далси: – Эйдану он определенно нравился как музыкант.

– А кто эта дама с ним рядом? – спросила она с любопытством.

– О, это миссис Уинтроп. Вы с ней не знакомы?

– Не могу припомнить, чтобы мы с ней когда-либо встречались. Бедная женщина. Боюсь, у нас много общего. Я должна выразить ей свое сочувствие. – Она вымученно улыбнулась. – Полагаю, мое соболезнование будет особенно кстати.

Но прежде чем Далси выполнила свое намерение, прошло еще несколько минут, потому что к ней непрерывно подходили другие гости, и она вынуждена была отвечать на выражения сочувствия и благодарить. Шарлотта и Томас извинились и отошли, наблюдая с подобающего расстояния за присутствующими.

Они увидели стоящих бок о бок лорда и леди Уинтроп, которые с очень серьезным видом разговаривали с пожилым джентльменом в пенсне.

– Полиция вызывает у меня чувство острого разочарования, – говорил, не скрывая неудовольствия, лорд Уинтроп. – Я полагал, учитывая репутацию и положение моего покойного сына, а также его заслуги перед страной, что они все же постараются поймать сумасшедшего, совершившего столь тяжкое преступление!