Память

– Нет, – мягко возразил Майлз. – День рождения императора был несколько недель назад. Твой чип памяти разладился. И тебе придется оставаться тут, пока не выяснят, что с ним произошло, и не починят.

– О!

Четыре минуты спустя Иллиан повернул голову к Майлзу. Губы его сердито сжались.

– Майлз, какого черта ты тут делаешь? Я отправил тебя на Тау Кита! Ну почему ты вечно не выполняешь приказы?

– Саймон, твой чип памяти разладился.

Иллиан засомневался:

– Какое сегодня число? Где я?

Майлз терпеливо повторил все заново.

– О Боже, – прошептал Иллиан. – Ах он, сволочь.

И тихо лег с удрученным выражением на лице.

Минут через пять Иллиан глянул на него.

– Майлз! Какого черта ты тут делаешь?

«Вот дерьмо!» Майлз встал и некоторое время ходил по палате. «Я не знаю, на сколько меня хватит». Тут он сообразил, что доктор Рубан внимательно за ним наблюдает.

– И так вот всю неделю? – спросил Майлз у врача.

Рубан покачал головой:

– Нет, имеется определенный прогресс. Его… как бы мне описать… Периоды временного помутнения становятся все чаще. В первый день я зафиксировал всего шесть. А вчера они шли по шесть в час.

А сегодня вдвое чаще. Майлз вернулся к Иллиану. Тот посмотрел на него, и лицо его засветилось.

– Майлз? Что за чертовщина здесь творится?

Майлз терпеливо повторил все заново. Он понял – не имеет значения, что он твердит одно и то же. Иллиану не надоест. Через пять минут он уже ничего не помнит.

В следующий раз Иллиан грозно нахмурился:

– Кто вы такой, черт побери?

– Майлз. Форкосиган.

– Ерунда! Майлзу всего пять лет.

– Дядя Саймон. Посмотри на меня.

Иллиан заботливо посмотрел на него, затем прошептал:

– Будь осторожен. Твой дед хочет тебя убить. Доверяй Ботари.

– Ох, я доверяю, – вздохнул Майлз.

Три минуты спустя:

– Майлз? Какого черта тут творится? Где я?

Майлз покорно начал все снова.

Охранник с подбитым глазом заметил:

– Почему он вам каждый раз верит? Нам он верит в лучшем случае один раз из пяти. Остальные четыре пытается нас убить.

– Не знаю, – ответил Майлз, чувствуя себя выжатым как лимон.

И снова:

– Майлз! Форберг нашел тебя!

– А?.. – Майлз немедленно выпрямился. – Саймон, какое сегодня число?

– Боже, не знаю. Мой гребаный чип развалился напрочь. В моей голове сплошной бедлам. Я от этого с ума схожу. – Он крепко ухватил Майлза за руку и напряженно посмотрел ему прямо в глаза. – Я не могу этого вынести. Эту штуку починить невозможно… Поклянись, что перережешь мне глотку. Не позволяй этому длиться вечно. Сам я не смогу этого сделать. Поклянись! Дай слово Форкосигана!

– Господи, Саймон, я не могу пообещать такое!


– Ты должен! Ты не можешь оставить меня так мучиться вечно. Поклянись!

– Я не могу… – прошептал Майлз. – Ты… ради этого посылал за мной Форберга?

Лицо Иллиана вновь изменилось, отчаяние сменилось недоумением.

– Кто такой Форберг? – Затем с подозрением: – А ты кто такой?

Иллиан выдернул руку.

Майлз выдержал еще пять приступов и вышел в коридор. Прислонившись к стене, он опустил голову и стоял так, пока дурнота не отступила. Его трясло, спазмы пробегали по всему телу. Доктор Рубан ждал. Айвен тоже воспользовался моментом и вышел в коридор, тяжело дыша.

– Теперь вы видите, с чем нам пришлось столкнуться.

– Это… это непристойно. – Майлз говорил едва слышно, но Рубан отшатнулся. – Рубан. Вы его вымоете. Побреете. Вернете одежду. У него дома полно гражданской одежды, я это точно знаю.

Может, если Иллиан примет человеческий облик, они перестанут с ним обращаться, как с животным?

– Милорд, – возразил полковник, – я не могу просить моих людей еще раз рисковать зубами. Но если вы останетесь, мы попробуем. Вы – единственный, кого он не пытался прикончить.

– Да, конечно, останусь.

Майлз присутствовал при процедуре одевания. Похоже, наличие знакомого человека действовало на Иллиана умиротворяюще. Значит, нужно, чтобы с ним сидели люди, которых он давно знает. Тогда в любое время суток, когда бы он ни открыл глаза, он увидит знакомое лицо. Человека, которому он может верить.

Получив обратно одежду, Иллиан сидел на стуле и ел с принесенного одним из охранников подноса. Видимо, это первая еда за последние пару дней, которую он не пытался превратить в метательное оружие.

В дверях появился офицер и что-то сказал Рубану.

– Совещание, о котором вы просили, созвано, милорд Аудитор, – сообщил Рубан Майлзу. Заискивающему тону Майлз, судя по всему, был обязан не только своему статусу, потому что врач с надеждой спросил: – А после вы вернетесь?

– О, безусловно! А пока… – Взгляд Майлза упал на Айвена.

– Я предпочел бы нагишом заряжать лазерную пушку, чем оставаться здесь, – спокойно сообщил Айвен.

– Учту, – кивнул Майлз. – А пока – оставайся с ним до моего возвращения.

– Угу. – Айвен плюхнулся на стул, с которого только что встал Майлз.

Следуя за Рубаном к двери, Майлз услышал голос Иллиана, для разнообразия любезный, а не взволнованный.

– Айвен, дурак ты эдакий, что ты тут делаешь?





Глава 17




Конференц-зал клиники был неотличим от всех прочих конференц-залов Службы безопасности, в которых Майлзу за долгие годы довелось провести немало часов. На черном столе стоял проектор головидео с пультом управления, походившим на навигационный пульт прыжкового корабля. Вокруг стола стояли пять стульев, три из которых были заняты. Когда Майлз вошел, сидящие вскочили и замерли по стойке «смирно». При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что все присутствующие – в чине не ниже полковника, кроме самого Майлза. Вещь вполне обычная для Форбарр-Султана. В Генштабе, где служил Айвен, ходила шуточка, что полковники бегают за кофе.

Нет, он не ниже и не выше их по чину, напомнил себе Майлз. Он – в стороне. Хоть и было заметно, что медики привыкли общаться с генералами и адмиралами, с Имперским Аудитором они явно сталкивались впервые. Последний раз Имперская безопасность подвергалась аудиторской проверке пять лет назад, и касалось это финансовой деятельности. Тогда Майлз был на другой стороне, поскольку аудиторов несколько удивили затраты на дендарийских наемников. Расследование имело опасную политическую подоплеку, и из дерьма его тогда вытащил Иллиан.

Рубан представил своих коллег. Сам Рубан был невропатологом. Следующим, а может, и первым, по значимости шел контр-адмирал доктор Авакли, биокибернетик. Авакли входил в группу врачей, которые вживляли всем барраярским пилотам прыжковых кораблей мозговые имплантаты, и это была единственная на Барраяре технология, имеющая хоть что-то общее с чипом, вживленным Иллиану. Авакли в отличие от кругленького Рубана был высоким, худощавым, суровым, уже начинающим лысеть. Майлз понадеялся, что последнее – признак высокого интеллекта. Двое других оказались помощниками Авакли.

– Благодарю вас, господа, – произнес Майлз, когда процедура знакомства завершилась. Он сел, за ним сели и остальные. Кроме Рубана, явно выбранного спикером.

– С чего вы хотите, чтобы я начал, милорд Аудитор? – спросил Рубан.

– Э-э-э… С самого начала.

Рубан послушно принялся перечислять длинный список произведенных исследований, подкрепляя свой рассказ видеопоказом данных и результатов.

– Прошу прощения, – через несколько минут перебил его Майлз. – Наверное, я не совсем точно выразился. Можете пропустить все отрицательные результаты. Давайте только положительные.

Повисла короткая пауза, затем Рубан сказал:

– Короче, никаких признаков неврологических нарушений я не обнаружил. Физиологический и психологический стрессы, достаточно сильные, по моему мнению, являются скорее следствием, чем причиной биокибернетического срыва.

– Вы согласны с таким заключением? – спросил Майлз у Авакли. Тот кивнул, хоть и слегка поджав губы, что, видимо, должно было означать, что человеку вообще-то свойственно ошибаться. Авакли с Рубаном обменялись кивками, и Авакли сменил невропатолога у пульта головидео.

Авакли дал изображение внутренней структуры чипа. Майлз облегченно вздохнул. У него были некоторые опасения, что медицинская служба Имперской безопасности за тридцать пять лет утратила справочник пользователя, но у врачей, похоже, имелась масса сведений об имплантате Иллиана. Чип представлял собой чрезвычайно сложный сандвич из органических и неорганических молекулярных слоев, около семи сантиметров шириной и полсантиметра толщиной, установленный вертикально между двумя долями мозга Иллиана. По сравнению с ним имплантат прыжкового пилота казался просто детской игрушкой. Наиболее сложным являлся участок, отвечающий не за сбор, а за выдачу информации, хотя и тот и другой являлись самообучающейся системой, которая начинала работать после вживления чипа.