Пасть. Трилогия

Эта дверь исключением не являлась. Навесной замок внушал почтение массивный, тяжелый, с толстой дужкой. Появившийся на свет в старые добрые советские времена, когда металл для изделий легкой промышленности не больно-то экономили.

Но пробой выдернулся из дерева с какой-то даже подозрительной легкостью. Ростовцев подумал, что, пожалуй, не они первые входят сюда подобным способом.

Хибарка, конституционную неприкосновенность которой Ростовцев нарушил, была крохотная, как и все остальные в этом месте, куда они с Наташей вышли после полуторачасовой ночной прогулки по полям. Назвать сей поселочек деревней или садоводческим кооперативом язык не поворачивался маленькие, по две-три сотки, обработанные участки земли и домики, немногим превышающие размером собачьи будки. Ни электричества, ни водопровода, ни прочих благ цивилизации. Понятное дело, владельцы постоянно на своих псевдо-дачках не жили, разве иногда оставались переночевать, припозднившись к последнему автобусу. В общем, убежище казалось идеальным, по крайней мере, до утра.

Внутри было темно серый сумрак питерской ночи едва просачивался в единственное крохотное окошечко. Войдя, Ростовцев машинально пошарил рукой у двери выключателя, конечно, не оказалось. Зато обнаружилась стоявшая на полочке консервная банка с оплывшей свечой и коробок спичек. Там же лежали несколько огарков не иначе как НЗ на черный день.

Фазенда протянул Ростовцев, когда трепещущий желтый огонек осветил хоромы. Наташа молчала. Она вообще не сказала ни слова, когда они шли по полю, и когда наткнулись на этот кукольный поселок, и когда искали подходящий домик.

Некая внутренняя перегородка в фазенде все-таки наличествовала брезентовая занавеска отделяла лилипутскую прихожую, заставленную сельхозинвентарем и пустыми ведрами. Здесь же висел примитивный умывальник, сделанный из пластиковой лимонадной бутылки.

За полуотдернутой занавеской виднелась кухня, она же столовая, она же спальная сколоченный из досок топчан тянулся от стены до стены, почти не оставляя места для колченогой табуретки и тумбочки, служившей заодно и обеденным столом. На тумбочке так, что бросался в глаза от входа лежал исписанный листок.

У Ростовцева мелькнула иррациональная мысль: что попал он сюда не случайно, что шагал через поля, ведомый каким-то подсознательным чувством или неосознанным воспоминанием, и что листок письмо, адресованное ему, письмо, которое все расставит по своим местам

Это действительно оказалось письмо, написанное четким, разборчивым почерком. И, действительно, адресованное ему. Наташе, впрочем, тоже. Он стал читать вслух в неверном свете свечи.

Господа пришельцы! Вынужден Вам сообщить, что цветных металлов в моем скромном обиталище Вы не найдете, во многом благодаря предыдущим визитам Вас и Ваших коллег. Равным образом не имеется продуктов, спиртных напитков, а также прочих, материальных и денежных ценностей. Убедительнейшим образом прошу нe расстраиваться по этому поводу и не выражать Ваших расстроенных чувств, вытаптывая грядки и круша обстановку поселок наш достаточно велик, и где-нибудь Вы несомненно обретете искомое. В том же случае, если Вас интересует лишь ночлег под сим непритязательным кровом, то я попросил бы Вас предварительно принять душ в предназначенной для этой цели кабине, поскольку опыт предшествующих посещений свидетельствует, что подобное действие значительно уменьшает количество остающихся после ночлега вредоносных насекомых, несомненно могущих помешать спокойному сну Вас либо Ваших коллег при последующих визитах.

Подписи не было. Ростовцев положил листочек на место. Там, где пальцы коснулись бумаги, остались пятна. Пятна крови.

Пожалуй, стоит принять приглашение, сказал Ростовцев. И насчет душа, и насчет ночлега. Ты как думаешь, Наташа?

Она молчала. Ростовцев обернулся.

Наташа стояла на том же месте, где остановилась, войдя. Смотрела на него. Значение ее взгляда Ростовцев не понял.

Душевой кабиной именовалось хлипкое сооружение из жердей, обтянутых пленкой, наверняка отслужившей свой срок на парнике. Однако вода из водруженной на конструкцию бочки текла теплая нагрелась на солнце за день. Попахивала, правда, слегка болотом, но на такие мелочи не стоило обращать внимания.

Нашелся даже обмылок, и Ростовцев, скинув пропитанную кровью одежду, старательно смывал следы чего? он и сам не знал. Память вновь зияла темным провалом свежим, только образовавшимся. Последнее, что он помнил: Наташа, переулок, машина, странные люди, укол в бедро и все. Обрыв пленки, монтаж, склейка и вот он уже стоит посреди ночного поля, залитый с головы до ног кровью. Чужой кровью. А рядом связанная Наташа

Ладно, по крайней мере есть свидетельница, которая способна рассказать, что было во время второго беспамятства. Вполне возможно, что это прольет какой-то свет и на первое Но почему-то он не спешил к ней с вопросами стоял и еще раз неторопливо, излишне тщательно намыливался. Хотел, очень хотел услышать ее рассказ и в то же время Боялся? Да нет, не боялся, но этот взгляд Натальи

Да и вообще, все с ней было не так просто.

Воспоминания, всплывшие за считанные минуты до похищения, никуда не ушли, не исчезли. Он Ростовцев, Андрей Николаевич Ростовцев, генеральный директор строительной фирмы. Не какого-то финансового монстра, выигрывающего миллиардные тендеры, но вполне уверенно стоявшей на ногах конторы, занимающейся в основном загородным строительством. А Наташа работала там же секретарем-референтом. И у них ничего не было. Ничего. И называла она его всегда Андрей Николаевич. Значит

Значить это могло всё, что угодно. Надо было идти в халупу и начинать долгий и тяжелый разговор. Да вот отчего-то не хотелось.

Ростовцев уже вытирался ветхим, но чистым полотенцем, когда крохотный огарок свечи, взятый в душ, догорел. Остаток фитиля упал в лужицу стеарина и на пару секунд ярко вспыхнул, прежде чем навсегда погаснуть. В колеблющемся пламени он успел разглядеть источник неприятных ощущений в своей левой руке ощущений, на которые до сих пор не обращал внимания не стоила того легкая тянущая боль, хватало забот поважнее.

На бицепсе оказался шрам. От пули круглое входное отверстие, рваное выходное. Свежий шрам, едва заживший.

Утром, когда Ростовцев тогда еще «егерь Иван» переодевался на буксире, ничего похожего он в этом месте не видел Или успел позабыть?

Вот так и сходят с ума, подумал он.

Звонок входной двери мяукнул еле слышно, но человек проснулся мгновенно. Старческий сон вообще чуток, а здесь еще сработала многолетняя привычка.

Встал огромный, грузный, в руке выдернутый из-под подушки ПСМ тоже привычка. Жена мирно посапывала, была она на тридцать два года моложе и старческой бессонницей не страдала.

К двери человек не пошел. Мало ли что. Конечно, дверь у него не простая и стрелять через ее полотно бесполезно, но от мощного кумулятивного заряда не спасет.

Прошел в соседнюю комнату, в кабинет, уселся в кресло с высокой спинкой. Звонок мяукнул снова. На небольшом черно-белом экране встревоженное лицо соседки, дамы пожилой, вполне почтенной и не склонной будить во втором часу ночи просьбами одолжить соли, луковицу или червонец до зарплаты.

Человек пощелкал тумблерами. Остальные видеокамеры были установлены отнюдь не так демонстративно и вызывающе, как первая, торчащая над дверью, но и они ничего подозрительного не показали. На площадке никого, кроме соседки, не обнаружилось. На лестнице и на площадках соседних этажей тоже.

Что случилось, Клавдия Борисовна? спросил человек.

Голос соседки, даже слегка искаженный динамиком, сохранил былую глубину и звучность. Что бы не твердили сплетники, но именно этот голос, а не благосклонное внимание первого секретаря обкома, сделали его обладательницу примой карельской республиканской оперы. Секретарь был потом, и квартира в этом элитном доме потом.

Голос был хорош, а вот слова понравились значительно меньше:

Извините, пожалуйста, за беспокойство, но мне сейчас позвонил человек, который настаивает на разговоре с вами именно с моего телефона.

Это было даже не смешно. Какому дураку могло прийти в голову, что он купится на такой дешевый трюк? Палец человека потянулся к кнопке крохотной, незаметной на фоне фанеровки стола. Группа будет здесь через считанные минуты проверим, кто и зачем устроил засаду в соседской квартире.

Он просил передать вам странные слова, добавила соседка. Дословно: «У батьки Панаса нэма тютюна, просит трошки».

Палец застыл на полпути. Слова были паролем древним, забытым паролем почти полувековой давности, использовавшимся в те времена, когда хозяина квартиры молодого тогда лейтенанта МГБ внедрили в окружение Романа Шухевича, главы ОУНовского подполья

Квартира Клавдии Борисовны представляла из себя причудливую смесь былой роскоши и нынешней бедности, но человек не приглядывался. Он взял трубку черную, старинную, эбонитовую и спросил коротко:

Грицко?


Теперь меня зовут иначе, ответил знакомый голос. Изменившийся, но знакомый. Голоса вообще меняются медленнее людей

Тишина не нравилась майору Лисовскому. Уж очень все идет хорошо, тихо да гладко, думал он.

В ночном лесу действительно было тихо, лишь в воздухе стояло неумолчное гудение, вокруг майора немедленно образовалось грушевидное плотное облако комаров. Правда, не кусали, даже на кожу не садились репеллент действовал надежно. Но все равно неприятно.

Лисовский курил, выпуская струи дыма в разные стороны. Боевые порядки крылатых кровососов на мгновение редели, но тотчас же восстанавливались.

Озеро отсюда видно не было, шикарным видом с поросшего соснами холма пришлось пожертвовать в пользу маскировки лагерь разбили на его дальнем от Логова склоне. Точнее лишь наметили место для лагеря, устанавливать и маскировать (особенно маскировать!) палатки майор решил засветло, а сейчас вымотанные «туристы» уснули в положенных на землю спальниках, благо погода позволяла.

Первое дежурство майор взял на себя, хотя, теоретически, был освобожден от этой обязанности как старший группы. Но хотелось посидеть одному, подумать. Проанализировать все происходившее с ними на маршруте. И не происходившее

Он снял очки, повертел в руках, водрузил обратно на нос всё не мог к ним привыкнуть. Маскировкой они не были зрение ослабло вследствие недавней контузии и ранения в голову. Очки были слабенькие всего минус два но поставили крест на спецназовской карьере майора.

Уволившись по здоровью из рядов, он присматривал себе непыльную работу в дополнение к военной пенсии учить уму-разуму молодых в какой-нибудь частной службе безопасности. Однако не преуспел теплые места все заняты, не идти же рядовым охранником

В общем, ничего подходящего найти Лисовский не успел раньше его нашли люди, весьма заинтересовавшиеся, чем таким жутко секретным занялись их коллеги-конкуренты из «ФТ-инк.» на бывшем военном объекте. Заинтересовавшиеся и потерявшие нескольких человек, пытавшихся удовлетворить вполне законную любознательность своих нанимателей.

Люди бесследно исчезли.

Понятно, любопытство от этого только раззадорилось, но нужны были спецы куда более высокого класса. Когда Лисовский узнал, какими методами ему предлагают поработать отказался, не вникая в подробности. В ответ была названа сумма, позволившая бы осуществить давнишнюю мечту майора провести остаток жизни в собственном доме в среднерусской полосе, занимаясь охотой и рыбалкой и не заботясь о хлебе насущном. Лисовский согласился.

И вот теперь он сомневался: не слишком ли гладко все идет?

Какой-то турпоход для старшеклассников.

Теперь меня зовут иначе, сказал Генерал.

Поздравляю, в тоне собеседника слышалось ехидство. Я, вообще-то, в курсе. Надеюсь, ты хотел сообщить мне не только это?

Не только. У меня имеется информация. Не знаю, насколько она тебя заинтересует. Но у вас там, в Петрозаводске, наверняка есть люди, которые очень бы хотели ее узнать.

Что за информация?

О так называемой «Обители Ольги-спасительницы». О том, кто там побывал на прошлой неделе. О последних гостях. Самых последних.

Человек на другом конце линии молчал довольно долго. Потом произнес медленно и раздельно:

Меня это интересует. Более чем.

Через несколько минут Генерал повесил трубку и подумал, что скоро у господина Савельева возникнут серьезные проблемы. А он, Генерал, постарается, чтобы проблем стало еще больше.

Значит, третьего марта задумчиво протянул Ростовцев.

Третьего марта он исчез. Пропал. Ушел и не вернулся. А на заросшей соснами поляне проснулся (как то выяснилось уже на буксире) седьмого июля. Где был и что делал четыре с лишним месяца непонятно.

Чужая (опять чужая!) одежда покалывала отмытое в душе тело. Серая спецовка, наверняка предназначенная для пейзанских трудов, однако выстиранная, ненадеванная, еще припахивающая дешевым хозяйственным мылом. Вроде и не тесная, но чужая, неудобная. Всплывающие обрывки воспоминаний казались Ростовцеву такими же чужими и колючими. Неудобными.

Ну хоть что-то я сказал? Хоть как-то намекнул, куда собираюсь?

Наташа не колебалась и не пыталась что-либо вспомнить. Про последний день начальника ей приходилось рассказывать часто и в самых мелких деталях.

Нет. «По делам» и все. Через пару часов обещал вернуться.

Ростовцев напряг память, пытаясь вспомнить эти «дела».

Бесполезно. Черная дыра.

Разговор у них получался интересный. Наташа говорила, напоминала о чем-то. и в памяти мгновенно заполнялась лакуна, вспыхивала четкая картинка-воспоминание: да! да! именно так все и было! Но в заполнении огромного четырехмесячного провала Наташа ничем помочь не могла.

Рассказанный ею обрывок подслушанного разговора состоял сплошь из намеков, и Ростовцев не мог взять в толк, в какие такие «серьезные игры серьезных людей» угораздило его вляпаться

Они сидели рядом на топчане. Толстая свеча горела медленно, оплывала прозрачные капли стеарина скатывались вниз, густели, мутнели и застывали причудливыми потеками, образуя загадочно-непонятные фигурки. Потом до этих фигурок добиралось ползущее вниз пламя и все начиналось сначала. Он подумал, что его память как свеча течет и мутнеет, и ничего не понять в возникающих на миг фантомах.

Наташа в колеблющемся желтом свете казалась красивой. Романтичной и загадочной. Может быть, все женщины при свечах такие? Или в пресловутые четыре месяца никаких женщин у него не было, и в этом все дело? Ростовцев не знал.

Не помнил.

Должна быть какая-то зацепка, сказал он. Кирпичи просто так на голову не падают. И люди просто так, ни с того, ни с сего, не исчезают. Подумай. Вспомни. Какие-нибудь заморочки в бизнесе были? Или в семейной жизни?

Она пожала плечами. Люди в форме неоднократно расспрашивали ее об этом после исчезновения Ростовцева.

Ты разводился с женой, с Ларисой, сказала Наташа бесцветным голосом.