Пенелопа и огненное чудо

32

Человек с рыбьими глазами





Часы на колокольне пробили полдень. Солнце над площадью стояло в зените. Усталая Пенелопа словно в оцепенении сидела в тени клена, которая не очень-то спасала от пекла. Глаза у нее были закрыты. Организм требовал лечь прямо на асфальт, забыть обо всем и уснуть. «Если отец не появится в ближайшее время, я засну и даже не замечу, дернулась у меня шея или нет», – думала она.



– А я буду колу! Мне уже разрешают пить колу!

– Ха! Да я давно пью колу, ты, молокосос!

– А я хочу кислых червячков!

Прозвучали торопливые шаги, детский смех и крики. Кто-то толкал кого-то в бок. Промелькнули разноцветные рюкзаки и светлое льняное платье учительницы.

Пенелопа смотрела на всё словно сквозь пелену тумана. «Отца среди школьников явно нет, поэтому внутрь можно не заходить», – лениво подумала она и вновь прикрыла глаза.

Что было сначала – услышала она визг тормозов, хлопанье дверцы, или же почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь, – Пенелопа сказать не могла. «Не пропусти таких, как ты! – застучало у нее в голове. – Не пропусти таких, как ты!»

Она вскочила. Вон он! Пенелопа сразу его узнала, ведь в руке он держал серый конверт. Машина, из которой он вышел, тоже была серой, серым был и дорогой костюм – только футболка под пиджаком была светло-сиреневой, и повязанный вокруг головы тюрбан отливал черным. Мужчина быстро приближался. В его походке было что-то необычное – он то скользил, как змея, то вышагивал, словно напыщенный индюк. Подойдя к почте, он на секунду остановился, сунул руку в карман пиджака, достал очечник и надел темные очки в золотой оправе. Он прошел мимо Пенелопы, не удостоив ее даже взгляда, и сердце у нее екнуло. Глядя ему в спину, она хотела окликнуть его: «Папа!», но не смогла. Слово «отец» ему совершенно не подходило. И вообще, она не собиралась звать папой того, кто присылал им эти гадкие письма.

Мужчина тем временем подошел к ящику, собираясь бросить в него серый конверт, и дернул за приклеенную заслонку. Та не шелохнулась.

– Проклятие! И здесь то же самое! – прошипел он и вошел в дверь. Пенелопа бросилась следом за ним.

В магазине царили шум и гам. Несколько школьников послушно встали в очередь, но остальные толкались и пихались, кричали и визжали. Мужчина остановился, как вкопанный, но потом всё же встал за детьми, хотя ему этого явно не хотелось.

– Папа… – опять прошептала Пенелопа. Но и эта попытка ничего не дала. Слова скользили по этому человеку, словно это был айсберг, и отлетали прочь. «Это не он! – догадалась Пенни. – Разумеется, это не он! Это просто не может быть мой отец! То, что он держит в руках серый конверт, еще ни о чем не говорит. Он же не один в целом мире такими пользуется! Наверняка, это письмо адресовано вовсе не нам!»

Она почувствовала облегчение. Человек в сером костюме был просто еще одним из таких, как она. И сегодня ему случайно тоже понадобилось отправить письмо. В точно таком же сером конверте. Да, так и есть. Просто совпадение.

«Если бы я только могла прочитать адрес на конверте, я бы точно знала, что это случайность», – подумала она. Но, увы, это было невозможно. Человек в сером костюме подошел к стойке и протянул письмо. Чтобы что-то разглядеть, глаза у Пенелопы должны были быть на рожках, как у улитки, а еще лучше – на подвижных телескопических трубах. А еще лучше…

«Где, как не за далью дали прошлому быть? Нужно опуститься, чтобы взмыть… – гулко отозвалось у нее в голове. – Мани треногу! Мани треногу!»

Внезапно ее ударило током, причем довольно сильно. Она зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, и почувствовала, как что-то внутри оборвалось, или как невидимая часть ее, отделившись, просочилась наружу и, словно ветерок, заскользила между стоящими впереди детьми к кассе. Это бестелесное, невесомое нечто нагнало мужчину, забилось под серые подметки его ботинок, проникло сквозь подошвы, пробралось в стопы, поднялось по ногам, пролетело насквозь прямо в голову и наконец, мягко плеснувшись влево и вправо, сбавило скорость и замерло на уровне глаз. Пенелопа увидела прямо перед собой жилистую руку – так близко, словно она была ее собственная. Рука держала конверт с наклейкой: «Лючии и Пенелопе Говиндер». А напротив возникло лицо усатого продавца за стойкой, который и взял конверт. Пенелопе стало дурно и захотелось назад, в свое тело, к своим глазам. Хотелось поскорее убраться из чужой оболочки. Ведь она уже увидела, что хотела. Но вырваться не получалось – что-то удерживало ее и тянуло вниз, в серый туман, пахнущий сыростью, алчностью, деньгами, паленой шкурой… Кто-то пронзительно расхохотался…



– Тебе плохо? – зазвучал откуда-то голос учительницы в льняном платье. – Эй, девочка, что с тобой? – Она тронула Пенелопу за плечо, та не реагировала, и учительница принялась ее трясти. Пенелопа чувствовала это, так же, как и запах сырости. Она должна была узнать, кто смеялся, над чем смеялся, узнать… Да нет же! Ничего ей не нужно знать! Ей нельзя дольше оставаться в чужом теле, пора возвращаться в свое. Иначе она потеряет себя. Вжух! Та часть ее, что проникла в другого человека, резко метнулась обратно и ухнула куда-то внутрь.

– Спасибо, уже всё в порядке, – пробормотала она, глядя на учительницу, хоть и сама еще не поняла, что только что произошло. В этот момент мужчина обернулся и, сорвав с носа очки, взволнованно оглядел помещение. Взгляд его скользнул по учительнице, Пенелопе, другим детям, на долю секунды задержавшись на каждом. В его глазах – узких, серых и холодных, как у мертвой рыбы, – читалось полное непонимание. Нет, это были вовсе не те глаза, что она помнила по фотографии!

Губы мужчины шевелились, он что-то бормотал. Еще раз яростно окинув взором толпу, он уставился на Пенелопу, помедлил, как будто размышляя, она это или нет, а потом бросился к ней, расталкивая детей… И схватил за руку рыжеволосого мальчика, стоявшего прямо позади нее. Тот вскрикнул.

– Что вы себе позволяете! А ну-ка отпустите моего ученика! – Учительница хотела встать между ними, но мужчина словно не замечал ее. Мальчик побледнел, но незнакомец лишь сильнее сжал пальцы.

– Сейчас я тебе покажу, каково это – оказаться на моем месте!..

– Оставьте свои угрозы при себе, герр Фелльзейфер, и немедленно ступайте вон! – раздался голос кассира.

Человек с рыбьими глазами прищурился.

– Вы меня слышали, герр Фелльзейфер? Немедленно отпустите ребенка и уходите, иначе я вызову полицию!

Усатый продавец вышел из-за стойки и начал пробираться вперед мимо перепуганных школьников.

Мужчина по фамилии Фелльзейфер, не спуская глаз с рыжего мальчика, медленно разжал руку.

– Прошу прощения, обознался! – вдруг рявкнул он, еще раз огляделся и протиснулся в полуоткрытую дверь.

Как бы Пенелопе ни хотелось остаться здесь с учительницей и ее классом, она должна была проследить за тем человеком. И немедленно. Глаза у него были не те, и фамилия другая – не Говиндер. Но у него в руках было то самое письмо, а значит, что-то связывало его с отцом.





33

Погоня






Оказавшись на улице, человек с рыбьими глазами, не оборачиваясь, быстрым шагом направился к машине. Пригнувшись, Пенелопа поспешила за ним, прячась за стоявшими у обочины автомобилями. Она бежала, хоть и не очень быстро – заклятье лишило ее последних сил, ноги и руки словно налились свинцом.

Заурчал мотор. К счастью, выезд перегородил большущий грузовик: это позволило Пенелопе догнать машину рыбьеглазого. Пока серый автомобиль тащился за грузовиком, она не отставала, но стоило грузовику свернуть, как двигатель взревел, и машина Фелльзейфера скрылась из виду.

– Ах, дорога! Прошу тебя! Мне нужно догнать того человека, причем немедленно, – взмолилась Пенни. – Пожалуйста, поторопись! Для тебя ведь это совсем близко!

Ответа не последовало, и Пенелопа топнула ногой.

– Знаю, ты живешь по своим законам, но если я не догоню его, тогда… Тогда… – Она опустилась на землю и, почти касаясь мостовой губами, прошептала: – Пожалуйста, по-жа-луй-ста!.. Ну что тебе стоит мне помочь?!

– Ты всегда разговариваешь с тем, что у тебя под ногами?

В двух шагах от Пенелопы со скейта спрыгнул долговязый мальчишка в зеленых кроссовках. Подняв глаза, Пенелопа почувствовала себя немного неловко.

– Я кое-что потеряла.

– Деньги? Сережку? Губную помаду? – усмехнулся мальчишка.

– Машину, – встала с земли Пенелопа.

– Машину? Ну и что такого? Вот если б ты потеряла скейтборд, я бы понял…

– Всё зависит от ситуации. А ты случайно не знаешь, где живет господин Фелльзейфер?

Мальчишка тут же перестал улыбаться.

– Тот странный тип? А тебе зачем? Вы что, знакомы?

– Нет, но если ты мне скажешь – кто знает, возможно, и познакомимся, – как можно более безразличным тоном ответила Пенелопа.

– Он с еще одним таким же типом живет в Розовом переулке. В самом последнем доме, рядом с запущенным садом. Вот что я тебе скажу: я бы не стал с ним знакомиться, у него не все дома. Не нравятся мне эти двое. Так что я бы на твоем месте…

– Но ты не на моем месте, – перебила его Пенелопа. – А теперь прости, мне пора.

И, оставив его стоять с разинутым ртом, она бросилась бежать. Но спустя пару шагов до нее вдруг дошел смысл его слов. Человек с рыбьими глазами живет в одном доме с еще каким-то мужчиной. Таким же, как он. Это мог быть ее отец! Может быть, он не сам ходит на почту а посылает рыбьеглазого. Развернувшись, она снова подбежала к парню со скейтом.

– Ты сказал, у этого Фелльзейфера есть сосед? Он не рыжий случайно?

– Понятия не имею. Да нет, волосы у него скорее такого цвета… Никакого. Как у мокрой крысы.

– Как это – никакого? Хочешь сказать, серого? То есть, он седой? Или пепельно-русый?

– Точно! Волосы у него такие… грязноватые… как будто он их осветляет. Короче, не знаю. А теперь мне пора! – Мальчишка вскочил на скейт. – Удачи с этими чокнутыми. Может, они будут поразговорчивее, чем асфальт!

И он укатил прочь.



Уже второй раз за день Пенелопа шла мимо высоких оград Розового переулка. Теперь, когда она знала, куда идет, можно было не торопиться, отдышаться и привести мысли в порядок. Но она была слишком взволнована. Сердце ее бешено колотилось, и ноги, несмотря на всю тяжесть, несли ее вперед. Миновав последнюю изгородь, она увидела запущенный участок. На нем были свалены бревна и стояли какие-то вазоны, увитые темным плющом. В зарослях крапивы виднелся остов развалившегося автофургона. На земле валялись ржавые трубы, кости, опутанные паутиной… Прочь отсюда, скорее!

Ох! Шея у нее дернулась раз, а потом другой. Пусть даже почти незаметно. И всё же Пенелопа почувствовала, что рядом находится не один, а сразу двое таких, как она. Присутствие одного она ощущала отчетливо, а другого – совсем слабо, словно это был трепещущий на ветру огонек. Но несмотря на то, что второе ощущение было таким слабым, Пенелопа знала, что оно – совершенно иного рода. «Такое чувство, что где-то там еще одна я, – подумала она. – Меня как будто пробирает дрожь от моего собственного присутствия».

– Папа, – прошептала она. И на этот раз не ощутила никакого внутреннего сопротивления.



Изгороди тут были в человеческий рост, но стена, окружавшая последний дом по Розовому переулку, оказалась еще выше. Кроме того, по верху шла колючая проволока, а кое-где торчали гвозди и осколки стекла.

– Что ж, не очень-то тебе тут хорошо живется, Леопольд Говиндер. Тебе и твоему подозрительному дружку, – произнесла Пенелопа в абсолютной тишине. – Если поселишься в таком месте, как это, не стоит удивляться, что в один прекрасный день начнешь слать людям по почте песок. Или еще как-нибудь странно себя вести.

В стене были большие стальные ворота.

«Вот бы хоть глазком заглянуть за стену», – подумала Пенелопа и вернулась к заброшенному саду. Протиснувшись мимо старого фургона, она влезла на поленницу, но и оттуда ничего не увидела. Значит, надо попробовать по-другому. Недолго думая, она вытащила из рюкзака бутылку, привычным движением облила голову, зажмурилась и пробормотала: «Семус триокко!»

Ничего не произошло.

– В чем дело? – Пенелопа на всякий случай плеснула на темно-русые волосы еще воды, слезла с поленницы и попробовала снова, стоя на земле. – Семус триокко!

Ничего.