Перебежчик

Тот немного подумал и ответил:

– Штаб, документ.

Ральф осведомился про ее родителей, мол, где они, что делают.

И Алевтина ответила:

– Работали на заводе, сейчас в эвакуации.

Херманн кивал, явно понимая, о чем идет речь. Словом, поговорили кое-как.

Когда они прощались, Ральф спросил:

– Можно мне еще к вам приходить?

Алевтина неожиданно для самой себя ответила:

– Можно.



Алевтина никак не могла ожидать от себя такого, что станет думать о немце, вступившемся за нее подле сквера, и даже дожидаться его прихода. А Херманн обманывал девичьи надежды, как назло не приходил. Вот уже целых два дня!

Ральф Херманн появился только на третий день после своего первого визита. Он опять был с огромным бумажным пакетом в руках.

Алевтина удивлялась самой себе, но все еще злилась на него за то, что он так долго не приходил. Ее так и подмывало поругаться с ним.

Немец почувствовал ее отстраненность и принялся лопотать что-то по-своему, как-то оправдывать свое отсутствие. Однако Алевтина ничего из этого не поняла.

Потом они снова пили чай с бутербродами. Девушка щедро насыпала в кружки сахар, принесенный Ральфом в кулечке.

Немец продолжал без умолку что-то тараторить, а потом как бы нечаянно, в разговоре, положил свою ладонь на руку Алевтины. Она не отняла ее, не дернулась.

Когда они расставались, Ральф робко обнял ее. Алевтина стояла, опустив руки, и боялась посмотреть ему в глаза. Его объятия были ей приятны. Когда они закончились, она пожалела, что это продолжалось так недолго.

О Ральфе она не рассказывала никому. То, что с ней происходило, было только ее делом. Личным. Не подлежащим ни обсуждению, ни одобрению. Советов насчет того, как поступать дальше, она тоже ни у кого не спрашивала.

А немецкий ефрейтор теперь стал приходить едва ли не каждый день. Он всегда приносил с собой какой-нибудь подарок. Потом они пили чай и говорили. Смысл сказанного и того, о чем они пока молчали, становился все более понятен им обоим.

Они поцеловались на четырнадцатый день после того памятного случая у сквера, расположенного неподалеку от Спасо-Преображенского собора. У Алевтины от долгого поцелуя вдруг закружилась голова, земля стала уходить из-под ног. Если бы Ральф не подхватил ее на руки, то она просто повалилась бы на пол.

Ральф продолжал неистово целовать ее в щеки, в лоб, в шею. Он понес Алевтину на кровать, бережно положил ее поверх одеяла и впился в приоткрытые девичьи губы. Одной рукой он ласкал ее груди, соски на которых были набухшими и крепкими. Другая бесстыдно скользила от колена по бедру, поднималась все выше и выше.

Алевтина прикрыла глаза и застонала от сладкой неги, нахлынувшей на нее. Когда рука Ральфа легла на низ живота, тело девушки стало невесомым. Горячая волна накрыла ее с головой.





Глава 6. Сумы теперь наши!




Пятого августа сорок третьего года сто шестьдесят седьмая дивизия получила приказ штурмом взять крупный узел обороны немцев, село Великую Чернетчину.

Младший лейтенант Ивашов оставил рядового Зозулю присматривать за документами.

– Головой за них отвечаешь! – заявил он и отправился истреблять ненавистных немецко-фашистских захватчиков.

Младшего лейтенанта сопровождал его неизменный помощник сержант Масленников.

Не в характере Егора было прятаться за спины товарищей и пользоваться инструкцией. Согласно этой бумаге, оперуполномоченным контрразведки СМЕРШ не вменялось в обязанность ходить в атаки и воевать на передовой. Более того, за непосредственное участие в боях можно было крепко схлопотать по шее от вышестоящего начальства.

Но младший лейтенант Ивашов рассуждал иначе. Мол, майор Стрельцов мужик путевый, он поймет.

В бой Егор Ивашов пошел со своими друзьями-разведчиками. Командовал всей группой младший лейтенант Колонов. Однако при переправе через Псел он был серьезно ранен осколком мины. Ивашов отослал его в тыл и принял командование на себя.

В северной и восточной части села немцами загодя были устроены мощные укрепления с батальонными опорными пунктами. Глубокие траншеи соединяли между собой множество долговременных огневых точек, хорошо замаскированных. Местность была превосходно пристреляна противником. Отовсюду активно работали снайперы, били так, что солдаты головы не могли поднять.

Если бы не своевременная помощь дивизионной артиллерии и минометных батарей, буквально проутюживших вражеские позиции, то пятьсот двадцатому стрелковому полку пришлось бы ой как кисло. Когда огневая подготовка закончилась, младший лейтенант Ивашов глянул в бинокль. Там, где еще недавно были немецкие пулеметные точки, он увидел воронки с кусками бревен. На местах полевых орудий теперь лежали груды искореженного железа.

– А славно потрудились боги войны, – заметил сержант Масленников, стоявший рядом с Егором. – Вот всегда бы так!..


Но тут в окопах противника началось шевеление. Уцелевшие немцы готовились подавить огнем наступающих бойцов Красной армии.

«Нужна дымовая завеса, – подумал младший лейтенант. – Без нее немцы нас тут всех положат».

Задрожала, заохала земля. На позиции выехали три танка и встали за насыпными укрытиями. Люк у головной машины со стуком открылся. Из башни выглянула задиристая молодая физиономия.

– Ну и чего встал, младший лейтенант?! – заявил командир танкового взвода. – Сейчас в атаку идем. Полезайте на броню!

– К машинам! – скомандовал Ивашов, и разведчики дружно облепили танки.

Устроился позади башни и сам Егор.

Над моторами танков были закреплены большие дымовые шашки, напоминавшие бочки. Один из танкистов вылез наружу, расторопно запалил каждую, дождался, когда смесь разгорится, довольно кивнул и ловко заскочил обратно. Плотный дым быстро заполнил окружающее пространство, спрятал от наблюдателей противника как сами танки, так и позиции, занятые красноармейцами.

Боевые машины загремели, залязгали гусеницы. Механик-водитель, стараясь не выскочить из дымовой завесы, направил танк в сторону немецких окопов. Башенное орудие вдруг грохнуло прямо на ходу. Разведчики вздрогнули и поплотнее прижались к броне.

Дым был плотный и настолько густой, что младший лейтенант не видел человека, сидящего на расстоянии вытянутой руки от него. Белесые клубы густо ложились на поле, уходили во все стороны, закрывали небо.

По едва различимым ориентирам Ивашов видел, что танки проскочили нейтральную полосу, простреливаемое пространство. Потом они, не сбавляя хода, устремились прямиком на вражеские окопы.

Тут, словно спохватившись, где-то справа заработал пулемет фрицев.

Далее танкам пройти было нельзя. Перед ними стояли металлические ежи. Командиры экипажей выбрали позиции. Наводчики принялись расстреливать препятствия из башенных орудий.

– С брони! – скомандовал Ивашов, стараясь перекричать грохот пушек.

Разведчики дружно соскочили на землю и рванулись вперед. Прячась в дыму, они забрасывали окопы врага гранатами, лезли в них по скатам брустверов.

Фрицы побежали. Но их пулемет словно захлебывался от ярости. Он продолжал строчить справа, где наступал третий батальон пятьсот двадцатого полка.

Ивашов прыгнул в опустевшую траншею, пробежал метров двадцать и увидел пулеметчика. Тот злобно оскалился, что-то громко выкрикивал и лупил длинными очередями по красноармейцам, приближающимся к переднему краю обороны немцев. Рядом с ним, прислонившись к задней стене траншеи, стоял на коленях второй номер пулеметного расчета. Там, где у него должен был быть затылок, зияла черная окровавленная дыра.

Егор вскинул револьвер и, не прицеливаясь, дважды выстрелил. Третий щелчок был сухим. Осечка! Времени менять патрон не оставалось.

Первая пуля прошла по касательной, царапнула каску пулеметчика, вторая пробила немцу щеки. Ранение было не тяжелым, возможно, в горячке сражения фриц его даже не заметил. Он глянул в сторону Ивашова, стащил с бруствера траншеи раскаленный «МГ-34» и направил его ствол точно в грудь младшего лейтенанта.

В какой-то момент Ивашову показалось, что это все. Рассказывают, что в последнюю секунду своей жизни у многих людей перед глазами проносится вся их жизнь. Они вспоминают любимых и тех, у кого не успели попросить прощения.

Ничего такого Егор не испытал, просто понял, что это конец. Ничего нельзя будет вернуть. Он останется на дне окопа, в то время как другие пойдут дальше ковать великую победу. Он уже не поднимется.

В нем вдруг закипела обида на себя, на тот нелепый случай, который так вот безалаберно распорядился его собственной жизнью.

«В глазах немца злость. Неужели это последнее, что я вижу в своей жизни?»

Однако выстрелить фриц не успел. Короткая очередь из «ППШ» отбросила пулеметчика по траншее назад. Он немного посучил ногами и скоро замер. Навсегда.

Егор быстро оглянулся и увидел за своей спиной сержанта Масленникова с вскинутым «ППШ».

– Спасибо.

– Пустяки.

Ивашов подошел к убитому пулеметчику и достал из его нагрудного кармана документы. Унтер-офицер. В специальном мешочке два бронзовых креста с мечами, медаль «За зимнюю кампанию на востоке 1941–1942 гг.», знак за ранение. Да, матерого фрица, однако, завалил сержант Масленников.

Тут к Егору подбежал младший сержант Шакуров, исполняющий обязанности заместителя командира взвода пешей разведки, и доложил, что немцы выбиты из траншей, захвачен один пулемет.

– Два, – поправил его Егор и указал на оружие, выпавшее из рук немецкого унтер-офицера, убитого сержантом Масленниковым.



После этого все разведчики короткими перебежками устремились к селу. Где-то в самом его центре шел бой. Одна из рот третьего батальона очищала Великую Чернетчину от немцев. Те сопротивлялись, но как-то вяло, без фанатизма. Похоже, им уже был отдан приказ отходить.

Дома за околицей разрушены, кругом сплошные воронки и трупы немецких солдат. Истинная правда, хорошо поработала наша артиллерия!

Во дворе одного из полуразрушенных домов бойцы обнаружили минометную батарею из четырех стволов с двумя ящиками неизрасходованных боеприпасов. Вместе с парой пулеметов – весьма неплохие трофеи для двух отделений взвода разведки.

– Вижу у пролеска два мотоцикла с шестью фрицами! – услышал Егор. – Едут в нашу сторону. Пулемет нужен! Иначе нам их не достать.

Это кричал Шакуров. Он залез на чердак дома, вернее на его развалины, и указывал рукой куда-то на запад.

– Гусь! – окликнул Егор одного из разведчиков. – Давай с пулеметом к Шакурову. Если что, мы встретим немцев с другой стороны.

– Есть! – весело отозвался тот, подобрал пулемет и устремился на развалины дома.

Ивашов с Масленниковым взяли второй пулемет и выдвинулись к дороге. Если мотоциклисты свернут на нее, то будут встречены как и положено, с настоящим русским гостеприимством.