Питомник
Часть 58 из 59 Информация о книге
Если бы перед ней возник белобрысый маньяк, она, возможно, сразу потеряла бы сознание. Но в ванную медленно вошло существо с черной лысой головой, огромными красными глазами, короткими толстыми рожками, с висячим носом и желтыми клыками во рту. Она не успела ничего понять, а рука ее уже потянулась к кранам. Закрутив холодную воду, она на всю мощь включила горячую и направила душ в лицо существу. Это, конечно, была маска, тугая эластичная маска черта. Из душа бил крутой кипяток. Убийца отпрянул и шарахнулся затылком о мраморную полку. Ванная наполнилась густым паром. Ничего не видя перед собой и уже ничего не соображая, Ксюша кинулась в комнату, где спал ребенок, захлопнула дверь, нажала медный стерженек замка, удостоверилась, что с Машей все в порядке, и тут услышала приближающийся тяжелый топот и бешеную матерную брань. Дверь дернулась. Оглядев комнату, Ксюша попыталась сдвинуть с места старинный дубовый комод, но тут же поняла, что бесполезно. Пол покрывал толстый мягкий палас, и никакую тяжелую мебель пододвинуть к двери было невозможно. Маша проснулась и заплакала. Выхватив из ящика комода первую попавшуюся футболку, Ксюша натянула ее на мокрое тело, распахнуло окно и закричала изо всех сил: «Помогите!» Но, как в кошмарном сне, вместо крика получился слабый хрип. На кровати валялась «кенгурушка». Едва справляясь с дрожью, Ксюша надела ее, посадила туда ребенка, крепко затянула ремни. Так у нее были хотя бы свободны руки, правда, это не утешало. Дверь сотрясалась от ударов, ходила ходуном. Грохнул выстрел, и в нескольких сантиметрах от дверной ручки отвалился кусок дерева. — Погодите, значит, он сначала пошел за девочкой совершенно открыто, и только когда возле нее начался скандал, он исчез? — быстро произнесла Евгения Михайловна. — Сначала за девочкой и только потом за своим ножом? — Она вскочила и заметалась по кухне. — Надо срочно ехать туда! Вызовите наряд, делайте что-нибудь, скорее! — Женечка, ну что с вами? Там пять человек наружников, там все нормально, она только что подъехала на такси и поднялась в квартиру. А к телефону не подходит потому, что, наверное, отправилась в душ или легла спать и приглушила звонок. — Свяжитесь с ними, пусть поднимутся и позвонят в дверь. — Да ну что вы, это полнейшее безумие. Квартиру обыскали. Он взял нож и ушел. — Он вернулся. У него есть ключ. Он не успокоится, пока не убьет ее. — Объясните, почему вам вдруг пришло это в голову? — Это единственное место, где его не станут искать. Девочка оскорбила его, это для него невыносимо. Он ее убьет. Вы говорили, она брызнула ему в лицо дезодорантом и убежала. Поймите наконец, она вывела его из себя, унизила. Он психопат, он не остановится, пока не убьет девочку! Да что мы сидим, в самом деле?! Некогда объяснять, я прошу вас, свяжитесь с наружниками, быстрее! — Ну ладно, пожалуйста, для вашего спокойствия. — Бородин взялся за телефон. Через две минуты ему сообщили, что в квартире все тихо. — Пусть позвонят в дверь! — крикнула Евгения Михайловна. Из трубки послышалось глухое, далекое щебетание дверного звонка. — Спит она давно, — сказал Илья Никитич. — Спит очень крепко. После всех потрясений… — Скажите им, пусть ломают дверь! — Да вы что, Женечка, это невозможно, во-первых, дверь там стальная, во-вторых, мы потом неприятностей не оберемся с мадам Солодкиной, к тому же… — Но, взглянув ей в лицо, он осекся и быстро произнес в трубку: — Попытайтесь сломать дверь, проникните в квартиру как можно быстрей. Балкон, пожарная лестница, что угодно. Быстрее. — Да что вы, Илья Никитич, — ответил в трубке удивленный голос, — там все тихо, спокойно. Она спать легла и звонка не слышит. А с дверью мы все равно не справимся. Это же бункер, а не квартира. * * * После выстрела повисла тишина. Маша перестала плакать. Она дрожала и тихо всхлипывала. Издалека, словно с другой планеты, донесся зыбкий щебет звонка. Звонили в дверь, и убийца затих, пережидал, пока уйдут. — Уйти они не должны. Но и в квартиру попасть не сумеют, — прошептала Ксюша, прижимаясь губами к Машиной щеке. — Сейчас он поймет, что у него совсем не осталось времени, и озвереет. Я все сделала правильно. Я догадалась, что ему придется стянуть с головы маску, пропитанную кипятком. Не знаю как, но я догадалась. Значит, должна придумать что-то еще. Не могу не придумать. Сколько у нас в запасе? Минуты две, не больше. Если я опять попытаюсь закричать, у меня получится, они услышат. И что толку? Они и так уже поняли… Звонок затих, и тут же хлопнул еще один выстрел по дверной ручке. Сердце колотилось у горла, но голова работала удивительно четко. Она подошла к окну. Внизу шла стена. Справа угол дома, слева край балконных перил. Вместо карниза широкий пластиковый ящик с незабудками. Их этой весной посадила Раиса, цветовод-любитель. От ящика до балкона всего ничего, около полуметра, может, меньше. Перила широкие. Ящик держится на винтах и человеческого веса не выдержит даже на одну секунду. Балконная дверь выходила всего лишь в соседнюю комнату. Ксюша знала, что она заперта изнутри, и попасть оттуда в коридор, к входной двери, невозможно. Это полнейшее безумие. Бред. Самоубийство. Она заставила себя не смотреть на балконные перила. Десятый этаж. Внизу голый асфальт. Остается спрятаться в шкаф. Совсем уж нелепо. От силы полминуты жизни. И все-таки она распахнула дверцы. Взгляд ее упал на большую, широкую гладильную доску. Она ждала очередного выстрела, но его не было. Дверная ручка дрожала и крутилась, как живая. «У него осталось мало патронов. Он пытается открыть ножом», — машинально отметила про себя Ксюша. Руки ее уже достали из шкафа гладильную доску. Она была страшно тяжелой, Ксюша еще не совсем поняла, что собирается с ней делать, а уже тащила ее к распахнутому окну. Вдали завыла сирена, но Ксюша не услышала. В ушах стоял грохот собственного сердца и отчаянный Машин крик. Конец доски тяжело упал на балконные перила. Другой конец лежал на перемычке между подоконником и ящиком с цветами. Доска встала криво, наискосок, и держалась ненадежно. «Что я делаю? Господи, что я делаю?» — прошептала Ксюша, влезая на подоконник. Дверь открылась. Она успела увидеть багровое обожженное лицо, желтые глаза, руку с пистолетом и шагнула на доску. Следующий шаг был как будто в пустоту. Доска качнулась, Ксюша потеряла равновесие и почувствовала, как падает, летит в бесконечной черноте, наполненной пронзительным Машиным криком. Несколько секунд она не могла открыть глаза. Стало тихо. Маша больше не кричала. Рядом что-то щелкнуло. Приподнявшись с кафельного балконного пола, Ксюша увидела за стеклом лицо убийцы. Он пытался открыть дверь и не мог справиться с замком. Маша судорожно всхлипнула. «Все, что могла, я сделала, — устало подумала Ксюша, — ничего мудреного в этом замке нет. Надо просто сначала поднять ручку вверх до отказа, а потом опустить». Дверь дернулась и приоткрылась. Оставалось только повернуться к нему спиной, чтобы не видеть, чтобы первый выстрел пришелся не на ребенка. Выстрел прозвучал через секунду, легким хлопком. * * * — Давай открывай глаза, ну! Все уже кончилось. Эй ты, каскадерка, ты меня слышишь? Хотя бы знак какой подай, что ли. Серега, у тебя нашатырь далеко? — Надо ребенка отцепить, да как эта дрянь расстегивается, черт, может, разрезать? — Не надо, зачем хорошую вещь портить? Еще пригодится. — Все, нашел. Ой ты, малыш мокрый насквозь, вот тебе и подгузники «Беби-драй». Голоса звучали все отчетливей, в нос ударил резкий запах нашатыря. Ксюша открыла глаза и увидела над собой молодое конопатое лицо, рыжие усы, зеленые глаза. Она лежала на диване в гостиной, укрытая пледом. Вокруг нее стояло несколько человек в камуфляже и бронежилетах. Один держал на руках Машу, — Ну что, каскадерка, как чувствуем себя? — Где он? — спросила Ксюша, едва шевеля пересохшими губами. — Что, хочешь посмотреть? Не советую. Пришлось стрелять на поражение. Мы тут дверь вашу попортили слегка, ты уж извини. — Его больше нет? — Нет, успокойся. На вот, водички попей. Да не трясись ты, замерзла, что ли? Ксюша не могла сделать ни глотка, зубы отбивали звонкую дробь о край стакана. Перед глазами все поплыло, над ней склонилось еще одно лицо, женское, с ободком зеленой шапочки на лбу. Она поняла, что приехала «Скорая» и это врач, почувствовала, как ей щупают пульс, приподнимают веко. У нее не было сил шевельнуться. Чей-то знакомый голос тихо произнес: — Ну а если все в порядке, так и не надо ей ничего колоть, она кормящая мать. Пусть просто отлежится, придет в себя. Да, вы можете ехать. Мы с Евгенией Михайловной останемся здесь. Ксюша окончательно провалилась в тяжелый, обморочный сон, в котором летали черно-белые призраки, складной нож с ромбовидным лезвием самостоятельно плавал в розовом тумане и череп на его рукояти подмигивал рубиновым глазом, а гладильная доска, обтянутая цветастой фланелью, отплясывала канкан. Складные металлические ножки с мелодичным звоном лихо скакали по бескрайней незабудковой поляне. Проснулась она оттого, что в прихожей кто-то громко крикнул: — О Господи! Что здесь происходит? — Доброе утро, Галина Семеновна, приятно познакомиться. Старший следователь Бородин. Вот, пожалуйста, мое удостоверение. Как отдохнули? — Да в чем дело? Вы можете объяснить, черт возьми? — А это вам привет из питомника, куда вы благополучно пристроили свою внучку Люсю. Что-то грохнуло. Приподнявшись, Ксюша увидела сквозь дверной проем, как Галина Семеновна тяжело опустилась на свой огромный чемодан и закрыла лицо руками. — Илья Никитич, вы что? Разве так можно? — тихо спросила незнакомая женщина, стоявшая рядом с Бородиным. — Да, Женечка, вы правы, как всегда. Так, наверное, нельзя, — ответил он и обнял женщину за плечи. ЭПИЛОГ — Вот это будет твоя комната. Тебе нравится? — Да. — Вот здесь ты будешь спать, за этим столом заниматься. — А это чья кроватка? — Эту кроватку мы уберем, здесь спал твой папа, когда был маленький. Теперь она нам не нужна. — У меня нет папы. — Люсенька, у тебя есть папа. Он сейчас в больнице, и сегодня мы с тобой поедем его навещать. Вот смотри, здесь для тебя платье, туфли, все, что нужно. Ты умеешь сама одеваться? Или тебе помочь? — Я умею одеваться. Помогать мне не надо. Чья это кукла? У вас что, есть маленькая девочка?