Пятое время года

Шаффа улыбается, хотя улыбка его с привкусом печали.

– Что. – Это усилие десятиколечника.

Шаффа пару мгновений думает, затем говорит:

– Ты ведь понимаешь, что мы, Стражи… иные. – Он улыбается, словно чтобы напомнить ей, насколько иные. Все Стражи много улыбаются.

Она молча кивает.

– Существует некая… процедура. – Он отпускает ее руку и касается своего затылка где-то под длинными черными волосами. – Чтобы мы стали такими, какие мы есть, надо кое-что сделать. Имплантирование. Иногда имплант сбоит, и его приходится удалять, как ты видела. – Он пожимает плечами. Его правая рука все еще в крови. – Связь Стража с его орогеном может помочь предотвратить худшее, но Тимай позволила своим связям разрушиться. Глупо.

Холодный амбар в Северном Срединье, момент явной приязни, два теплых пальца у основания черепа Дамайи. Долг прежде всего, сказал он тогда. Чтобы мне было спокойнее.

Дамайя облизывает губы.

– О… она. Говорила. Всякое. Без. Смысла.

– Я кое-что слышал.

– Она была. Не. Она. – Теперь Дамайя несет чушь. – Она больше не была собой. То есть она была чем-то другим. Говорила так… будто ею был кто-то другой. – В ее голове. В ее рту, которым оно говорило. – Она все твердила про гнездо. И про какое-то «оно», которое злилось.

Шаффа наклоняет голову.

– Земля-Отец, конечно же. Обычная мания.

Дамайя моргает. Что? Оно сердится. Что?

– И ты права – Тимай больше не была собой. Мне жаль, что она причинила тебе боль. Прости, что тебе пришлось такое увидеть. Мне так жаль, малышка. – И в голосе его такое сожаление, такое сочувствие в его лице, что Дамайя делает то, чего не делала с той темной ночи в амбаре в Северном Срединье: она плачет.

Через мгновение Шаффа встает, обходит стол и берет ее из кресла на руки, усаживает себе на колени, где она сворачивается клубочком и плачет у него на плече. В Эпицентре есть свой порядок жизни, и он таков: если не разочаровывать Стражей, именно они дают самое близкое к безопасности ощущение, которое рогга вообще видит в жизни. И потому Дамайя плачет долго – и не только из-за того, что видела этой ночью. Она плачет потому, что невыразимо одинока, а Шаффа… да. Шаффа любит ее своей нежной и ужасной любовью. Она не обращает внимания на кровавые отпечатки, которые оставляет на ее бедре его правая рука, или на давление его пальцев – достаточно сильных, чтобы убивать, – на основание ее черепа. Такие вещи на общем фоне теряются.

Когда приступ рыданий утихает, Шаффа гладит ее по спине чистой рукой.

– Как ты, Дамайя?

Она не отрывает лица от его плеча. Он пахнет потом, кожей и железом, что у нее навсегда будет ассоциироваться с защищенностью и страхом.

– Все хорошо.

– Прекрасно. Мне нужно, чтобы ты для меня кое-что сделала.

– Что?

Он ласково, ободряюще обнимает ее.

– Я отведу тебя по коридору в один из кабинетов, и там ты будешь держать испытание на первое кольцо. Мне нужно, чтобы ты прошла его – ради меня.

Дамайя моргает, хмурится и поднимает голову. Он нежно улыбается ей. По этой улыбке она в момент интуитивного прозрения понимает, что это испытание не только ее орогении. В конце концов, роггам рассказывают про испытание заранее, чтобы они могли практиковаться и готовиться. Но с ней это происходит прямо сейчас, без предупреждения, так что это ее единственный шанс. Она продемонстрировала свое непослушание. Ненадежность. Из-за этого Дамайе придется доказать, что она полезна. Иначе…

– Мне нужно, чтобы ты жила, Дамайя. – Шаффа прикасается лбом к ее лбу. – Моя сострадательная. Моя жизнь и так полна смертей – пожалуйста, пройди это испытание ради меня.

Ей так многое хочется узнать. Что имела в виду Тимай, что стало с Биноф, что такое гнездо и почему оно скрыто, что в прошлом году случилось с Осколком. Почему Шаффа дает ей такой шанс. Но в Эпицентре есть свой порядок жизни, и ее место в этом порядке таково, что она не имеет права оспаривать желания Стража.

Но…

Но…

Но. Она поворачивает голову и смотрит на единственную каплю своей крови на столе.

Это неправильно.

– Дамайя?

То, что с ней делают, неправильно. Все, что творится со всеми в стенах этого места. То, что он заставляет ее делать ради выживания.

– Ты сделаешь это? Ради меня?

Она все еще любит его. Это тоже неправильно.

– Если я пройду. – Дамайя закрывает глаза. Она не может смотреть на него и говорить это. Не может позволить ему прочесть в своих глазах – это неправильно. – Я… я выбрала себе рогговское имя.

Он не укоряет ее за язык.

– Неужели, уже? – Он кажется довольным. – И какое же?


– Сиенит.

Шаффа выпрямляется в кресле, задумывается.

– Мне нравится.

– Правда?

– Конечно. Ведь это же ты его выбрала, не так ли? – Он смеется, но по-хорошему. Вместе с ней. Не над ней. – Он формирует край тектонической плиты. Он не разрушается от жара и давления, но становится прочнее.

Он понимает.

Она закусывает губу и чувствует, как на глаза снова наворачиваются слезы. Это неправильно, что она его любит, но многое в этом мире неправильно. Поэтому она загоняет слезы назад и принимает решение. Слезы – слабость. Дамайя допускала слезы. Сиенит будет сильнее.

– Я пройду, – тихо говорит Сиенит. – Я пройду это испытание ради тебя, Шаффа. Обещаю.

– Хорошая моя, – говорит Шаффа, улыбается и крепко обнимает ее.





* * *


[неясно] те, кто слишком близко принимает в себя землю. Они не хозяева себе, не позволяй им руководить другими.

Табличка вторая: «Неполная правда», стих девятый.





18





Ты обнаруживаешь внизу чудеса


Юкка ведет тебя в дом, откуда она вместе со своими товарками появилась. Внутри почти нет мебели, стены голые. Стены и пол обшарпаны, в воздухе висит застоявшийся запах еды и грязного тела – кто-то тут до недавнего времени жил. Может, до начала Зимы. Сейчас этот дом – просто пустая оболочка. Ты с прочими пролезаешь в дверь погреба. Внизу лестницы обнаруживается большой пустой подвал, освещенный только смоляными факелами.

И тут ты впервые начинаешь осознавать, что это больше чем просто странное сообщество людей и нелюдей – стены подвала сделаны из крепкого гранита. Никто не добывает гранит, чтобы просто выложить погреб, и ты не уверена, что кто-то его рыл. Все останавливаются, когда ты подходишь к одной из стен и прикасаешься к ней. Ты закрываешь глаза и тянешься. Да, есть какое-то знакомое ощущение. Какой-то рогга сделал эти абсолютно гладкие стены при помощи воли и концентрации, которых ты и представить себе не можешь (хотя это не самая лучшая концентрация, которую ты сэссила). Ты никогда не слышала, чтобы кто-нибудь делал подобное при помощи орогении. Она не для строительства.

Ты оборачиваешься и видишь, что Юкка смотрит на тебя.

– Твоя работа?

Она улыбается.

– Нет. Этот и другие потайные входы существовали сотни лет, задолго до меня.

– Люди этой общины так долго сотрудничали с орогенами? – Она же сказала, что общине всего полсотни лет.

Юкка смеется.

– Нет, я просто хотела сказать, что этот мир переходил из рук в руки в течение Зим. И не все хозева мира были так тупы, как нынешние, в смысле использования орогенов.

– Мы не так тупы, – говоришь ты. – Все прекрасно понимают, как нас использовать.

– О-о-о, – строит скорбное лицо Юкка. – Тебя в Эпицентре обучали? Все оттуда, кто выжил, говорят, как ты.

Интересно, сколько эпицентровских орогенов эта женщина встречала.

– Да.

– Что же. Ты увидишь, насколько больше мы можем, если захотим. – Юкка показывает на широкий проем в стене в нескольких футах от нее, которого ты не заметила, восхищаясь конструкцией подвала. Из него тянет легким ветерком. У проема без дела сидят трое, глядя на тебя с разной степенью неприязни, настороженности, интереса. У них нет никакого оружия – оно прислонено к стене по соседству, – и они не выставляют этого напоказ, но ты понимаешь, что именно такие привратники нужны этой общине, поскольку врат у нее нет. Здесь, в этом подвале.

Белокурая женщина тихонько разговаривает с одним из стражников, что еще более подчеркивает ее хрупкость – она на фут ниже и на сотню фунтов легче самого маленького из них. Ее предкам следовало бы сделать для нее доброе дело и переспать с парой санзе. Как бы то ни было, вы идете дальше, а стражи остаются сзади: двое садятся на стулья у входа, третий возвращается вверх по лестнице, видимо, на наблюдательный пункт внутри надстройки заброшенного дома.

Тут у тебя происходит смена понятий – заброшенное поселение наверху и есть стена общины. Скорее маскировка, чем преграда.