По осколкам нашей любви

Меня охватили шок, облегчение, неверие и благодарность.

Его добрые глаза встретились с моими, и он крепче сжал мою руку.

Слова Элли, сказанные несколько месяцев назад, внезапно всплыли в моей голове:

Пять лет назад ты начала закрываться от нас, притворяясь, что все нормально, и решив заботиться о себе самой без нашей помощи. Ты должна это прекратить. Не только ради себя, но и нас. Мы всегда рядом, если будем нужны тебе, и честно говоря, нам нужно, чтобы ты в нас нуждалась.

Меня поразила правда в том, что она все время была права. Я нуждалась в них, мне был нужен Марко, и я знала, что Марко нуждался точно так же, как и семья нуждалась в том, чтобы я просила их о помощи. Поэтому я дала ему понять об этом.

Спасибо.

Марко прочел безмолвное послание в моих глазах и в ответ прижался губами ко моему лбу, дабы утешить. Я закрыла глаза, кладя голову ему на плечо, и слушала, как священник хоронил Джаррода Фишера.





∙ ГЛАВА 27∙




Квартира Марко не была похожа на то, что он описывал.

Это была довольно новая постройка, квартира с двумя спальнями на Сейнт Леонардос Хилл к востоку от университета. Она была маленькой, но обставлена в мужском, современном стиле — квартира воплощала идею роскоши с ограниченным бюджетом. Большой телевизор с плоским экраном висел на стене напротив трехместного дивана в гостиной открытой планировки. Небольшая, но современная кухня была расположена в задней части комнаты. По середине торцевой стены была дверь, которая, как я догадывалась, вела к спальням.

Марко сказал мне, что его место — дыра. Он сказал мне это, потому что, если бы взял меня в свою квартиру, ему пришлось бы прятать фотографии Дилана, которые висели на стенах. Пришлось бы спрятать коробку с игрушками в углу комнаты и фигурки, стоящие у французского окна с видом на сады.

Но он не смог бы спрятать вторую спальню, которая, без сомнения, была обставлена для маленького мальчика.

Оставив меня скинуть пальто и сесть на черный кожаный диван, Марко решительно прошел на кухню и начал заваривать мне чашку чая. Мое лицо было замерзшим от зимнего ветра, но холод, который пронизывал всю остальную часть тела, был вызван необходимостью наблюдать за тем, как пятнадцатилетнего мальчика похоронили в день с ярким зимним солнцем и с темной горькой растерянностью.

— Это нечестно, — пробормотала я. — И я должна пройти мимо этого. Ты бы сошел с ума, не так ли? Если был бы одержим несправедливостью всего этого?

Марко налил горячую воду из чайника в две кружки, а затем поднял на меня взгляд.

— В такие времена лучше принять это и двигаться дальше. Но да. Это нечестно. — Он вернулся ко мне с кружками, протянув одну, а затем сел рядом со мной. Его великолепные глаза выражали сочувствие и беспокойство. — Соболезную, Ханна. Я знаю, что он был хорошим ребенком.

Я крепко сжала кружку в обеих руках, позволяя жару проникнуть в себя.

— Элли рассказала тебе о Джарроде?

— Вообще-то, Коул.

Я приподняла бровь.

— Я бы проиграла в споре.

Марко уселся левым бедром на спинку дивана, проводя по ней рукой, пока пальцы не коснулись моего плеча.

— Вопрос в том, почему ты не сказала мне?

Возможно, было слишком вести этот разговор после похорон Джаррода, но я знала, что пришло время. Марко был здесь. Он пришел ко мне, когда я нуждался в нем, даже не спросив.

— Ненавижу, что смерть одного из моих детей разбудила меня до чертиков, — сердито пробормотала я, не дрогнув от встречи с его взглядом, хотя мне было почти стыдно за мои выборы в последние несколько месяцев. Неверно. За последние несколько лет. — Я думала, что, если бы смогла пройти через это одна, то я могла бы спокойно прийти к тебе после.

Марко свел брови.

— Ханна, ты порвала со мной, потому что я оставил тебя одну с такой проблемой как внематочная беременность, что едва не стоило тебе жизни. Теперь ты говоришь мне, что хочешь, чтобы я оставил тебя одну бороться с ныне происходящими дерьмовыми вещами? Я в замешательстве.

— Нет. Я думала, что могу и должна сделать это в одиночку и что это не справедливо — искать в тебе опору, но как только ты оказался там, я поняла, что ты нужен мне. — Я сглотнула и призналась: — Всегда нужен.

Я наблюдала, как Марко наклонился, чтобы поставить кружку на журнальный столик, после чего посмотрел на меня пылающим взглядом.

— Ты серьезно? Потому что не знаю, смогу ли еще раз вынести твой уход.

— Эта беременность с потерей ребенка… не знаю, как объяснить то, что она сделала со мной. Самое страшное, что случалось со мной раньше, это опухоль Элли. Когда мы не знали, был ли это рак или нет, и даже было страшно само время в больнице — видеть ее там в таком состоянии… Мне было тринадцать, и я вдруг поняла, что мы не живем вечно. Конечно, я знала, что люди умирают, и знаю людей, которые потеряли семьи, но я никогда не испытывала потерю по отношению к себе. А потом это случилось с Элли, которая была огромной частью моей жизни, огромной частью того, что делало меня счастливой, и вот появилась вероятность, что мы потеряем ее. Одна из худших частей было то, что происходило с мамой и папой. Было похоже, что они едва могли дышать, пока они не узнали, что с ней все в порядке. — Я почувствовала, как нахлынувшие воспоминания надавили на грудь. — Когда мне стало плохо после твоего отсутствия все эти годы, я пыталась это как-то оправдать для себя, потому что во мне была закопанная где-то глубоко темная часть, которая была напугана тем, что со мной действительно что-то не так, как с Элли, и что снова заставлю каждого пройти через страх. Он почти стоил мне жизни. И всё ещё… я ничего не вынесла из этого урока. Я надела на глаза повязку, смотря на мир под своим углом, будто это как-то исправит тот факт, что внутри всего этого бреда я была полностью окаменевшей. Я и не думала причинять тебе боль из-за этого. Я… — Я потрясла головой, понимая, что одного извинения не было достаточно, поэтому извинилась ещё раз. — Мне очень жаль, но могу обещать, что никогда так с тобой снова не поступлю. Никогда.

Марко двинулся ко мне, будто собирался дотронуться до меня, но я протянула руку, чтобы остановить его.

— Прежде ты что-нибудь скажешь, тебе нужно кое-что знать.

Марко встал как вкопанный, но дал небольшой жёсткий кивок, чтобы я продолжала.


Я с дрожью вздохнула для последующего откровения.

— Хотелось бы мне быть сильнее. Хотелось бы быть той Ханной, которая была до беременности, но я потеряла большую ее часть после того, что случилось. Особенно ту, которая шла на все, чего хотела, не взирая на последствия. Я хочу детей, мне нужно, чтобы ты это знал, но, если мы вернёмся друг к другу и где-то на нашем совместном пути ты захочешь детей, я не знаю, смогу ли дать их тебе. — Я не могла прочесть выражение его лица. — Я пытаюсь сказать, что боюсь попытаться забеременеть, и не могу обещать, что переступлю через эту черту.

Его руки вдруг оказались на мне, притягивая меня к нему, пока наши носы почти не соприкоснулись.

— Ты любишь меня? — спросил он хрипло, посылая в меня небольшую дрожь.

Я слегка засмеялась от заданного вопроса, ведь ответ был так очевиден — для меня, в конце концов. Поднимая руку, я провожу костяшками по щеке Марко, ощущая трепет от притяжения, который всегда чувствовала рядом с ним. Потому что под всем этим бредом я была полностью убеждена, что этот мужчина принадлежал мне.

— То, что я сказала ранее, было правдой — я влюблена в тебя с четырнадцати лет.

Марко сжал меня сильнее.

— Для меня важно только это. Мы справимся с будущим, когда оно настанет. Нет никаких обещаний, что жизнь будет проще. Таковой она никогда не была для меня. И такие моменты, когда вся хрень исчезает, когда проблемы прекращают для меня существовать, наполнены тобою: ты заставляешь меня смеяться, чувствовать, что я чего-то стою, заставляешь чувствовать себя нужным, и знаю, что хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну другую женщину в своей жизни. Для меня это все не пустяки. Я никогда не смогу объяснить, почему все, что связано с тобой, уносит прочь все плохое. Да и не вижу смысла придавать этому значение. Я не знаю, почему так происходит. Все, что мне нужно знать, это то, что ты делаешь, что всегда делала. Я люблю тебя. Для меня больше никого нет, и не знаю, откуда, но знаю точно, что никого больше и не будет. Поэтому, — он обхватил мое лицо, притягивая к себе ближе, — мы справимся с завтрашним днем, с будущим.

После, Марко нежно поцеловал меня, прижал к себе и какое-то время позволял мне побыть в комфортной тишине, пока мы вот так и сидели.

Наконец я тихо и задумчиво произнесла:

— Она изменила тебя. Потеря.

Я почувствовала, как напряглась его рука, что обхватывала меня.

— Она изменила тебя, детка. Но не так сильно, как ты думаешь.

— Но все же она никуда не делась. Думаешь, это нормально?

— В каком смысле «она никуда не делась»?

Я воспользовалась моментом, пытаясь придумать лучший способ объяснить вышеупомянутое.

— Когда ты еще не испытал потерю напрямую, это как… ну, ты едешь по той же дороге домой, что и каждую ночь. Ты знаешь ее так же, как любой. Однажды ночью ты решаешь проехать другой дорогой. И не думаешь об этом, потому что это лишь смена «декораций». Но если ты из тех, кто потерял кого-то или приблизился к тому, чтобы потерять себя… и, если взять эту другую дорогу, то есть то самое мгновение после того, как принимаешь решение, всего лишь мгновение, в котором ты задумываешься, переживаешь, изменит ли эта дорога бесповоротно твою жизнь; ты не знаешь ее повороты, слепые зоны. В это мгновение ты представляешь аварию, столкновение. Всего лишь мгновение, пока ты не говоришь себе перестать нездорово смотреть на ситуацию. И все же, как бы глупо ты себя ни чувствовал, каждый раз, когда принимаешь решение пойти по другому пути, ты не можешь не задаваться вопросом, закончится ли выбор проигрышем.

Он молчал, обдумывая слова, а потом его губы оказались у моих волос, шепча обещание:

— Жизнь хрупка и не вечна, Ханна. Ты знаешь это и то, чего эти секунды стоят. Тебе дозволены такого рода мгновения до тех пор, пока они не будут значить, что ты навсегда закроешься от меня.

Почувствовав облегчение от понимания Марко, я закрыла глаза и крепче прижалась к нему, давая молчаливое обещание в ответ.

В ту ночь я впервые спала рядом с Марко в его постели. Он прижал меня к себе, согревая и защищая от печали.

Я уже засыпала, когда в голове услышала голос Джаррода — воспоминание раннего времени.

— Просто говорю. Приятно знать, что большой парень присматривает за вами.

С его голосом пришел и покой.





∙ ГЛАВА 28 ∙




— Я верну вам коротенькие сочинения на следующей неделе, — пообещала я классу по урокам грамотности, когда все начали собирать вещи.

— Приятных выходных, Ханна, — сказал Дункан с доброй улыбкой, когда направился к выходу.

Другие последовали за ним. Они были слегка подавлены на этой неделе, отчего у меня было чувство, что класс знал, почему я не смогла преподавать им в прошлый четверг.

Я уже начала собираться сама, когда, к моему удивлению, Лоррейн направилась ко мне. Пытаясь скрыть неверие, что она охотно сама шла ко мне, я замерла, ожидая ее слов.

Лоррейн начала беспокойно ерзать.

— Я, э… слышала нащет маленького мальчугана ис тваего класса. Жаль слышить такое.

Я быстро заморгала от неожиданного соболезнования.

— Спасибо.

— Аха, ну, вы выглядите, будто павидали дерьмишка, так что представляю, как вам сичас нелехко.