Поцелуй, Карло!

Ники соскользнул с постели Мэйми. Он осторожно прикрыл ее одеялом, оделся в темноте и спустился на первый этаж. На кухне он открыл холодильник и обнаружил много снеди, оставшейся после ужина. Он выбрал куриную ножку, тарелку с картофельным пюре, горбушку хлеба и бутылку пива и расположился за столом с серым пластиковым покрытием, вокруг которого выстроились такого же цвета стулья. На спинке каждого стула была пришита по центру красная кожаная пуговица.

На стуле рядом с собой Ники увидел стопку детских книг. Он поднял пачку, начал перебирать книги и улыбнулся, приметив «Слишком много рукавичек», – такую же он подарил Эльзе и Доминику, когда у них родился сын. Он пролистал «Пиноккио», пробежал «Меч в камне» и, выбрав «Сказки братьев Гримм» с иллюстрациями, раскрыл книгу на столе.

Эти красочные картинки из книги разбудили в памяти его прошлое. Ники не помнил, читал ли эту книгу раньше. Надо подумать об этом. Детали детства вспоминались все тяжелее.

Закончив с перекусом, Ники сложил посуду в раковину. Он все вымыл и расставил на сушилке. Ему нравилось, как Мэйми содержит дом, – аккуратно, чисто и без лишнего хлама. И думалось ему в этом доме ясно. Он не мог представить себя рядом с такой женой, как Чача, застилавшей каждую поверхность в доме салфеточками с изображениями святых.

Ники вошел в гостиную. На глаза ему попался диван с обивкой из коленкора – розовые розы на желто-коричневом фоне. У Мэйми Конфалоне явная слабость к цветам.

У нее нашелся и проигрыватель – «Виктор», с откидной крышкой, обитой коричневой кожей, и затянутой золотой сеткой звуковой панелью впереди. Стоял проигрыватель на четырех алюминиевых ножках. Ники осторожно поднял крышку.

Теперь понятно, кто скупает все новые пластинки с сорок пятой скоростью, – вдова с Гарибальди-авеню в городке Розето. Он пробежал глазами названия. «Пуговицы и Банты» Дины Шор, «Ты разбиваешь мне сердце» Вика Дамоне, «Мона Лиза» Нэта Кинга Коула, несколько синглов Розмари Клуни (еще одно общее увлечение), Братья Миллс, Тонни Беннет, Глен Миллер, Перри Комо, Фрэнки Лэйн, Сэмми Кэй, Арти Шоу и Эдит Пиаф, ее хит La Vie en Rose. Эта пластинка не удивила Ники – в названии упоминался цветок.

– Не спится? – спросила Мэйми. На ней была голубая ночнушка с желтыми маргаритками, собранная у горловины свободной атласной ленточкой. Она была босиком.

– Да, все никак не мог уснуть.

– Тебе пора.

– Не хочется.

– Но ты одет.

– Ну да.

– Значит, наверняка хочешь уйти.

– Должен.

– Завтра же речь.

– Еще бы.

– Носок, по всей видимости, в кустах.

– Я найду по дороге к машине.

Ники уже подходил к двери, но подумал и решил еще раз попрощаться, однако Мэйми уже стояла рядом.

– У тебя все в цветах. Почему?

– Мне они нравятся.

– Очень нравятся, как я погляжу.

– Мое имя – Роза.

– Почему тебя зовут Мэйми?

– Мэри Роза. Мой день рождения пятнадцатого августа.

– Праздник Успения.

Ники обнял Мэйми и поцеловал. У него было странное чувство, что следующий поцелуй случится не скоро.

– Спасибо тебе, Ник, – сказала она.

– За что ты меня благодаришь?

– Со временем поймешь.

Ники вышел из дома Мэйми, обув левый ботинок на босу ногу. Он спустился с крыльца и обошел дом, где и нашел потерянный носок, флагом свисавший с куста самшита, и засунул его в карман.

Он забрался в седан, но не отъехал. Все тело его как будто находилось в движении. Это была не дрожь, а какое-то неведомое ощущение.

Закрыв глаза, Ники подумал: может ли человек его возраста получить инфаркт? Так это происходит? Неужели его обнаружат мертвым внутри драгоценного седана Палаццини, прямо посреди города, где он притворялся сановником из другой страны? Неужто вот так и закончится его приключение?

Неожиданно для себя он стал нашаривать в бардачке стаканчик с мелочью. Тот оказался полон монет. Ники завел машину и медленно поехал по Гарибальди, пока не нашел единственную телефонную будку на всей авеню.

– Девушка, Белла-Виста 8-5746. Будьте любезны.

Калла спала как убитая, когда в холле внизу, вдали от спальни, зазвонил телефон. Она села на кровати. Потом вскочила и помчалась по ступенькам в надежде добраться до телефона до того, как он разбудит отца.

– Это Ники.


– Ты в порядке?

– Ага.

– Ты чего звонишь?

– Мне надо поговорить с кем-нибудь. С тобой. Мне нужен друг.

Калла прижала трубку одной рукой, а другой подперла голову, села на ступеньки.

– Что случилось?

– Я встретил женщину.

– Ники, это может подождать.

– Нет, нет, это ждать не может. Я не понимаю, что сейчас случилось, и мне плохо, и я должен тебе все рассказать.

Калла услышала скрип половиц за спиной, подняла глаза и увидела отца в халате. Она махнула ему, чтобы возвращался в постель.

– Продолжай, – сказала она в трубку.

– Она вдова. У нее малыш. И я у нее остался.

Калла встала и посмотрела на часы в углу гостиной. Время приближалось к четырем.

– Остался?

– Ну, ты понимаешь.

– И что?

– И мне не по себе из-за этого.

– Потому что ты любишь Пичи.

– Зачем ты это повторяешь? Ты словно отбойный молоток, которым долбят землю, когда рельсы прокладывают.

– Я повешу трубку.

– Не вешай! – Ники уже был в отчаянии. – Я не удержался, потому что ты так говоришь, словно это правда. Но такого со мной никогда не было. И уж точно не с Пичи. Ни с какой другой женщиной. У меня не было любви.

– Ники, – Калла уже потеряла терпение, – у тебя же она только что случилась.

– Но ненадолго. Или я просто боюсь, что ненадолго.

– Тебе пора взрослеть, – начала Калла. Сэм пристроился рядом на ступеньках. – Ты ведешь себя так, словно можешь делать все, что хочешь, не обращая внимания на женские чувства – Пичи или этой твоей леди. Что ты за человек такой?

– На это я не могу ответить.

– А пора бы уже определиться. А теперь я вешаю трубку, потому что не хочу на тебя орать.

– Прости меня, Калла.

– Мне тебя не за что прощать.

– За то, что позвонил. Что разбудил твоего отца.

– Ладно, я ему передам.

Калла бросила трубку.

– Кто это был?

– Сумасшедший Ники Кастоне.

– Они догадались, кто он такой, и выгнали из города?

– Нет. Он очаровал женщину.

– Один из плюсов кочующего театра.

– Единственный, чего уж там.