Почти нормальная семья

Больше я ничего не мог сказать – Ульрике незачем знать, что я разговаривал с Аминой. Она не поняла бы меня, только разозлилась бы и сочла, что я опять перешел все границы.

– Все-таки нас по-прежнему больше всего интересует Линда Лукинд, бывшая сожительница Ольсена, – сказал Блумберг.

Над бровями у него выступили бисеринки пота. Он попросил разрешения открыть окно.

– Конечно, – ответил я.

Блумберг повернул ручку и стал на сквозняке. Меня тут же начал пробирать озноб.

– Выяснилось, что у Лукинд интересная история болезни со страхами и депрессиями, – продолжал Блумберг. – Еще в подростковые годы она побывала у психиатра и с тех пор практически беспрерывно находилась на лечении.

Меня это не особо удивило. Линда Лукинд была молодой женщиной с растоптанной самооценкой. Во многом она напоминала других женщин, подвергавшихся домашнему насилию, с которыми мне доводилось встречаться. Я понимал, что Линда солгала мне, но не знал точно, в каком объеме. Неужели вся история о насилии со стороны Кристофера Ольсена – чистый вымысел? Страшная месть, поскольку она не желала смириться с тем, что Крис захотел с ней расстаться? Я сомневался, что Линда Лукинд способна на такое. Но тогда что именно она скрывает?

– Это просто дикость, что полиция не занимается этой самой Лукинд, – проговорил я. – Ты должен надавить на них!

– В последнее время это все чаще становится делом адвоката, – ответил Блумберг. – У меня опытные люди, поверь мне. Но нам нужно что-то конкретное на Линду Лукинд, чтобы двигаться дальше.

Что-то конкретное?

– Туфли, – сказал я.

Ульрика и Блумберг уставились на меня.

– Какие туфли? – спросил Блумберг, подаваясь вперед.

Я вздохнул. Почувствовал, как Ульрика, сидящая рядом со мной, замерла. У меня не оставалось иного пути, как во всем признаться.

– У Линды Лукинд есть такие же туфли, как у Стеллы. И как те, от которых остались следы на месте преступления.

Блумберг приподнял брови:

– А ты откуда это знаешь?

Я взглянул на Ульрику. Она сидела с неподвижным лицом.

– Я побывал у нее дома.

Оба слушали меня затаив дыхание, когда я рассказывал о визите к Линде Лукинд на Тульгатан. Эти туфли я видел вблизи и был уверен на сто процентов.

Повисла пауза, я сидел как пришпиленный под взглядами двух адвокатов.

– Ты с ума сошел? – воскликнула Ульрика. – Ты приперся к ней домой?

– Я должен был что-то предпринять. Стелла сидит в изоляторе! Я не могу просто стоять и смотреть, как рушится вся наша жизнь!

Ульрика не проронила ни звука. Блумберг взглянул на нее, потом оба опустили глаза. Конечно же, они понимали меня.





37




В очередной раз я совершил прогулку по кварталу, надвинув на лицо кепку с козырьком и глядя себе под ноги, опасаясь, что придется остановиться и с кем-нибудь разговаривать. Быстрым шагом я свернул за угол на дорожку, ведущую к нашему дому.

Ульрика сидела, склонившись над своим рабочим столом, и перелистывала кипу бумаг с маркером в руке.

– Чем ты занимаешься? – спросил я.

– Стокгольмское дело, которое дал мне Микаэль. Это помогает отвлечься и подумать о чем-то другом.

Я не был уверен, что это правильно. Как мы можем думать о чем-то другом, когда Стелла сидит в изоляторе?

– Закрой за собой дверь, будь так любезен, – сказала Ульрика.

Усевшись на диван в гостиной, я достал свой мобильный. С верхнего этажа до меня донесся голос Ульрики. Она разговаривала по телефону.

Я налил себе виски, выпил залпом и налил еще. Вернувшись на диван, я стал искать новые сведения о том, что в СМИ уже стали называть «убийством на детской площадке».

Я начал со страниц вечерних газет, но потом по глупости опять стал ходить по сайтам в Интернете, где меня поджидали самые чудовищные домыслы по поводу Стеллы. Кто-то, у кого якобы был с ней мимолетный роман, заявлял на весь мир, что Стелла Сандель извращенка, которая, ясное дело, пристукнула того мужика. Остальные, писавшие на том же форуме, все поголовно были лично знакомы со Стеллой, что делало происходящее еще более ужасающим. В посте одного из авторов, под псевдонимом Фликкис, подробно рассказывалось о том, что происходило со Стеллой в школьные годы. Там говорилось, что Стелла – гиперактивная девочка, которая считала, что ей принадлежит весь мир, однако то, что она могла кого-то убить, автору этого опуса представлялось в высшей степени маловероятным.


Читать все это было ужасно, однако я не мог оторваться. Так или иначе здесь могло промелькнуть что-то важное. Несколько раз у меня возникало чувство, будто я стою со связанными за спиной руками, в то время как мою девочку ведут на бойню.

По поводу жертвы сплетен было мало. Кто-то лаконично констатировал, что парень был и богат, и хорош собой. Кто-то назвал его типичным психопатом, что заставило меня подумать о Линде Лукинд. Не отсюда ли она узнала имя Стеллы?

Влив в себя остатки виски, я прислонился головой к подлокотнику дивана. На самом деле мне нужно было поспать. Несколько раз сморгнув, я попытался закрыть глаза, продолжая прокручивать чат в своем мобильном.

Все началось с анонимного комментария.

Это наверняка сделал ее папаша. Пастор. Небось пронюхал, что его доченька трахается с Ольсеном.

Я тут же выпрямился и стал прокручивать дальше.

С языка снял. Папаша! – писал пользователь, называвший себя Meow76. Ему вторили несколько других.

Все в Лунде знают, что за тип этот Адам Сандель, – писала Misspiggylight. – Он всегда был с приветом.

В следующем комментарии Meow76 вставил мои личные данные из «Eniro»[13]. Полное имя, адрес и номер телефона. Возраст и дату рождения.

В груди у меня закипело. Что за чертовщина!

Я принес компьютер и наскоро написал письмо администратору форума с угрозой принять юридические меры. Затем сделал скриншот и начал формулировать заявление в полицию.

Ульрика спустилась по лестнице, и я услышал, как она открывает холодильник для вина.

– Дорогая, подойди сюда! – окликнул я ее.

Когда она прочла мое письмо, я показал ей скриншоты.

– Это можно назвать клеветой? – Я ткнул пальцем в экран.

– Сомнительно, – ответила Ульрика. – Как бы то ни было, это вряд ли подпадает под статью о клевете.

– Что это значит?

– Твое заявление приведет лишь к тому, что дело в конце концов будет прекращено за отсутствием состава преступления.



В пятницу утром я проснулся с тяжелой головой и позже, чем обычно, не зная точно, сколько времени – проспал ли я час или всю ночь? Когда я спустился по лестнице, Ульрика стояла у кухонного острова в махровом халате, с только что помытой головой. Перед ней дымились две чашки кофе.

– Пришло заключение судебно-медицинской экспертизы, – сказала она. – Они установили момент смерти Кристофера Ольсена – от часу до трех часов ночи.

– Это означает…

Ульрика кивнула.

– Причина смерти – внутреннее кровоизлияние, – продолжала она деловым тоном. – Две резаные и четыре колотые раны.

Тот, кто убил Кристофера Ольсена, не просто пырнул его ножом. И вряд ли это была необходимая оборона. Кто-то ударил его несколько раз. Крови было море.

Я подумал о пятнах на блузке Стеллы. Да, она может прийти в ярость и потерять над собой контроль. И происходит это очень быстро. Но убить человека?

– Такого рода повреждения обычно означают присутствие личных мотивов, – сказала Ульрика. – Судя по всему, преступник испытывал к жертве острую ненависть.

– Как жаждущая мести бывшая сожительница?

– Например.

Ульрика подула на свой кофе.

– Мы с Микаэлем поговорили о квартире.

– О какой квартире?

– О служебной квартире в Стокгольме. Мы можем переехать туда уже на следующей неделе. Нам надо взять с собой только самое необходимое.

Я обжег язык своим кофе.

– Так скоро? Но разве не следует все это основательно обдумать?

– Я уже все решила, – резко ответила она. – От этого дела я отказаться не могу.

– Но ты ведь не собираешься оставить Стеллу?

– Нам все равно не разрешат с ней видеться. До суда мы ничего не сможем сделать.