Подари мне прошлое

Он быстро отстраняется и поднимается на ноги, хватая меня за бедра, опуская на пол и разворачивая лицом к зеркалу. В мгновение ока Чейз расстегивает молнию, высвобождая свой член, и я вскрикиваю, когда он одним движением погружается в меня на всю свою длину. Затем почти полностью выходит и снова толкается внутрь, заставляя меня закатить глаза. Я решила, что трахаться не так уж и плохо.

— Смотри на меня, Тори, — требует Чейз, обхватив одной рукой мое горло и нежно сжимая его. Он медленно трахает меня, скользнув другой рукой вверх по бедру к груди, поглаживая ее и покручивая пальцами тугой сосок. Я встречаюсь с ним взглядом в зеркале, и его рука опускается с моего горла вниз, хватая край блузки и стягивая ее через голову. Чейз спускает чашечки лифчика и вновь возвращается к моим соскам. — У тебя самые потрясающие сиськи, детка. Охренительно сексуальные.

Я с трудом держусь, чтобы не закрыть глаза, и впиваюсь взглядом в глаза Чейза, которые стали практически черными от страсти и возбуждения. Он сильнее сжимает мою грудь, его движения набирают силу, и он ускоряет ритм. Затем его руки опускаются на мои бедра, впиваясь пальцами в кожу, и он начинает вколачиваться в меня, рыча от напряжения. Чейз настолько глубоко погружается в меня, что от каждого его проникновения у меня вырывается стон.

— Чейз! Да!

Теряя контроль, он трахает меня жестче, выражение на его лице — напряженное и решительное.

— Хочу, чтобы ты снова кончила, Тори. Подари мне еще один оргазм.

Я почти без сил, но не могу справиться с нарастающим напряжением, с неконтролируемым чувством, что вот-вот взорвусь. Чейз наклоняется и кусает мочку уха, новая волна возбуждения заставляет меня с жаром принимать его член.

— Вот так, детка. Прочувствуй меня до конца. Мне нравится мысль, что именно я делаю тебя такой мокрой. Сожми мой член крепко. — Меня охватывает дрожь, его слова усиливают каждое ощущение, и мои бедра толкаются назад, навстречу его толчкам. — Хочу погрузиться в тебя так глубоко, что ты еще долго будешь чувствовать меня в своей тугой киске. Поглощенная тем, как мой член оттрахал тебя до полного беспамятства. — Его слова становятся последней каплей, переполняя чашу моего наслаждения, и я разлетаюсь на миллион кусочков, выкрикивая его имя, когда лечу к солнцу.

Чейз толкается в меня еще пару раз.

— Да, — хрипло вскрикивает он, напрягаясь и утыкаясь лицом мне в шею. Его тепло заполняет меня, клеймит, как его собственность. Он немного грубо дергает меня за волосы, оттягивая голову назад, чтобы поцеловать.

— А теперь скажи мне, что тебе не нравится быть оттраханой.





Подавляя стон, я снова беспокойно ерзаю на жестком деревянном стуле, но не могу найти удобное положение. И чуть не плачу от облегчения, когда судья объявляет перерыв до завтра. Я отчаянно нуждаюсь в обезболивающих, ванне и бокале вина. И начинаю задаваться вопросом, не стала ли я снова девственницей после десяти лет без секса.

Вчера мы с Чейзом все-таки покинули гостиницу и вернулись в город. С каждой милей я чувствовала себя более свободной и менее загнанной в клетку. Он подъехал к моему дому и помог мне выйти из машины, затем бросил ключи парковщику и вытащил наши сумки из багажника.

— Вы кажетесь ужасно уверенным в себе, доктор Монро, — рявкнула я.

Он улыбнулся и обнял меня одной рукой, прижавшись губами к уху.

— Ага. И, кстати, поосторожнее с этим «доктор Монро». Меня это жутко заводит.

Я ахнула и огляделась по сторонам, уверенная, что все вокруг слышали его, но никто не обращал на нас никакого внимания. Всю дорогу до лифта Чейз смеялся, а когда двери закрылись, он бросил наши сумки на пол и целовал меня до тех пор, пока я не превратилась в дрожащее желе.

Я решила позволить ему остаться на какое-то время и, вооружившись двумя ложками, мы набросились на пинту шоколадного мороженого. Закончилось тем, что остатки мороженого он слизал с меня, после чего почувствовал необходимость напомнить, как сильно мне нравилось трахаться. Дважды. После этого мы вместе свернулись калачиком на диване и смотрели фильм, который меня не очень интересовал. Кое-что не давало мне покоя. Я стольким с ним поделилась. И хотела узнать больше о секретах Чейза. Я повернулась к нему лицом и начала водить пальцем по вытатуированным крыльям над его сердцем. Надпись под татуировкой гласила: «Она танцует с ангелами».

— Чейз?

— Хм-м?

Он казался расслабленным и довольным, и я, пользуясь его непринужденностью, задала вопрос, который не давал мне покоя.

— Что означает эта татуировка? Она кого-то символизирует? Человека, которого ты потерял?

Чейз напрягся и накрыл мою руку своей, тем самым удачно скрыв из виду тату.

— Да, это... — он замолчал и посмотрел на меня сверху-вниз. Его взгляд потемнел, а мысли были где-то далеко. — Я сделал ее после несчастного случая.

Я ждала, что он продолжит, объяснит, но желание заволокло его шоколадные омуты, и он страстно поцеловал меня. Он углубил поцелуй и перевернул меня на спину, нависая надо мной и продолжая показывать мне, каково это, когда тебе поклоняются с головы до ног. Я забыла обо всем, кроме него.

После, я выгнала его. Всю дорогу до двери он возмущался и был жутко недоволен моим решением. Я хотела, чтобы он остался на ночь. Проблема была не в этом. Этим утром у меня назначено судебное заседание, и, если бы он остался, мне не удалось бы уснуть, и я уже начинала ощущать в своих ноющих мышцах последствия наших акробатических номеров.

Собрав свои вещи, несколько минут я общаюсь с клиентом и договариваюсь о встрече следующим утром, чтобы обсудить стратегию перед заседанием. Затем медленно направляюсь к огромным деревянным двойным дверям, расположенным в задней части зала суда, и, когда толчком открываю их, чувствую, как протестуют мои мышцы.

Когда я вижу Чейза, прислонившегося к противоположной стене и непринужденно поджидающего меня, на душе становится радостно. Он широко улыбается, сверкнув ямочкой на щеке, подходит ко мне, чмокает в щеку и, взяв за руку, не спеша выводит меня из здания. Я знаю, что он сдерживается, и мысль о том, что Чейз, не сгреб меня в охапку, оберегая, таким образом, мою профессиональную репутацию, ещё больше согревает мне сердце. Как только мы заворачиваем за угол, я отказываюсь прижатой к каменной стене в плену полных сексуальных губ.

— Черт, как я по тебе скучал, — рычит он мне в ухо. — Думал о тебе весь день. Я хочу пригласить тебя на обед, потому что не могу провести весь день, не видя тебя.

Он снова меня целует, и я тихо постанываю, от опьяняющей атмосферы и его нежных слов у меня слабеют колени. В конце концов, Чейз отстраняется и снова берет меня за руку. Я скованно следую за ним, пока он не замечает мою нерешительную походку и останавливается.

— Тори, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает он.

Я слегка морщусь.

— Э-э, я слегка чувствительна.

На его губах появляется самодовольная улыбка. Будто его эго нуждалось в еще большей похвале. Чейз придвигается и обнимает меня за талию, опуская голову и утыкаясь носом мне в шею.

— Я бы сказал, что мне жаль, — шепчет он, — но это не так. Мысль о том, что весь день ты ходишь и чувствуешь, как хорошо я растянул и поимел тебя, охренительно заводит.


Я закатываю глаза, но не могу сдержать хихиканья, и Чейз поднимает голову. Он больше не выглядит самодовольным, вместо этого на его лице такое выражение, будто он только что открыл подарок на день рождения.

— Обожаю твой смех, детка.

Теперь мой черед широко улыбаться, от его слов в моем животе порхают бабочки. Положив руку мне на плечо, Чейз медленно ведет меня к своей машине, припаркованной в метре от входа. Он помогает мне сесть и начинает пристегивать ремень безопасности, но я отталкиваю его руки.

— Я не ребенок, у меня просто все болит, Чейз.

Он усмехается и целует меня в лоб.

— После вчерашнего, думаю, мы установили, что ты действительно женщина. Очень сексуальная женщина, — Чейз захлопывает дверь, запрыгивает на водительское сиденье и отъезжает от тротуара.

Он привозит меня в чудесный ресторан, оформленный в тематике тридцатых годов. Здесь разнообразное меню, в основном он известен своими хот-догами, бургерами и итальянскими бутербродами с говядиной. Последний раз я была тут подростком и совсем забыла, как было весело. Решив оторваться по полной, я заказываю острый хот-дог с сыром, большую порцию картошки-фри с сыром и рутбир (Root beer — корневое пиво. Газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева сассафрас. Прим.пер.). Это вредно, но вкусно, и я понимаю, что наслаждаюсь атмосферой и компанией Чейза.

После обеда он отвозит меня обратно в мой офис, отмахиваясь от парковщика, когда тот выходит, и, обойдя машину, сам открывает мне дверь. Обхватив мое лицо руками, Чейз целует меня, нежно и страстно. Затем улыбается и спрашивает:

— Могу я приехать к тебе сегодня вечером? — Меня отвлекает эта чертова ямочка, и я не нахожу другого ответа, кроме как «да», поэтому киваю.

Чейз широко улыбается и еще раз крепко целует меня, затем шлепает по заднице, пока я, ошеломленная, направляюсь к своему зданию. Остаток дня я провожу, погрузившись с головой в работу и потеряв счет времени, пока Стейси не заглядывает в кабинет, чтобы попрощаться. Я бросаю взгляд на часы и вижу, что уже девятый час. Черт возьми. Я забыла спросить у Чейза, во сколько он собирался сегодня приехать. Хватаю телефон, но не вижу ни одного пропущенного звонка или сообщения. Может, он тоже задерживается.

Я собираю вещи, быстро иду к лифту и спускаюсь в вестибюль. Толкнув вращающуюся дверь, я останавливаюсь, и на моем лице появляется улыбка при виде черного «Додж Челленджер», работающего на холостом ходу у тротуара. Водительская дверь открывается, и Чейз подходит ко мне, поднимает на руки и крепко целует. Мои губы непроизвольно раскрываются для него, наши языки переплетаются в медленном танце.

Я отстраняюсь и немного смущенно смотрю на него.

— Прости, я не следила за временем. Ты давно меня ждешь? Надо было мне написать. — Не сводя с меня глаз, он вопросительно приподнимает бровь. — Ну ладно, тебе надо было позвонить Стейси и попросить ее передать мне сообщение. — Чейз откидывает голову назад и смеется, от этого звука в моем животе снова начинают порхать бабочки.

По дороге ко мне домой мы заезжаем за китайской едой, которую буквально проглатываем, когда добираемся до квартиры, потому что оба умираем с голоду. Уже поздно, когда мы убираем за собой, и рано утром у меня назначена встреча, поэтому я заявляю, что пора спать. Чейз встает и, прищурившись, смотрит на меня с решительным блеском в глубине своих карих глаз. У меня нет сил снова выпроваживать его, поэтому я протягиваю руку. На его лице отражается облегчение, он переплетает наши пальцы и ведет меня в мою спальню.

Чейз нежно занимается со мной любовью, поклоняясь моему телу и заставляя меня чувствовать, что я ему очень дорога. Мы прижимаемся друг к другу в посткоитальном блаженстве, когда он шепчет:

— Детка?

— Да? — зеваю я, едва сдерживаясь, чтобы не уснуть.

— Какие планы на воскресенье? Я могу свозить тебя кое-куда? Это особенное место, и там будет весело. — Его голос тихий, но в нем слышится скрытое волнение. Я приподнимаюсь на локте и едва различаю его улыбку в темноте.

— Куда? — Я ненавижу сюрпризы.

— Увидишь. — Тьфу! Разве я не сказала, что ненавижу сюрпризы?

— Никаких подсказок?

Он качает головой и притягивает меня к себе на грудь. Моя щека согревает кожу под татуировкой танцующего ангела из его прошлого, нанесенной над его сердцем. Может, там он откроется мне и позволит разделить с ним его ношу. Я стараюсь не поддаваться, но меня беспокоит, что Чейз так глубоко заглянул в мою душу, и при этом не рассказывает мне о своей потере. Хочу, чтобы мы были на равных.

— Ладно, — шепчу я.

Он крепче обнимает меня и целует в макушку.

— Спасибо, Тори. Обещаю, тебе понравится.

Я почти засыпаю снова, когда в голову приходит мысль, и я уже собираюсь спросить, почему мы не можем поехать в субботу, но тут вспоминаю. Группа поддержки. Я стону и утыкаюсь лицом в его грудь, игнорируя неприятное напоминание, и проваливаюсь в сон.



Глава 15



Чейз

Я должен работать над своей торжественной речью для выпускников 2015. Вместо этого блокнот остается чистым, без единой записи, а мое внимание приковано к стене передо мной.

Почти две недели назад этот цвет казался мне идеальным. Особенно, когда Тори стояла рядом. Но теперь я понимаю, что она отвлекла меня. Сейчас предельно ясно, что этот цвет, мать твою, совсем не тот.

Расстроенно провожу рукой по волосам и закрываю глаза, отчаянно пытаясь вспомнить нужный оттенок. Мои воспоминания о ней стираются день за днем, и память о правильном цвете постепенно угасает.

Волна гнева охватывает меня, я отчаянно пытаюсь вспомнить тот цвет, который каким-то образом преследует мои сны, и в то же время оставляет намеки в памяти. Резко встав, подхожу к книжному шкафу и достаю палитру с образцами красок. Вычеркнув ручкой семнадцатый оттенок, просматриваю остальные цвета, пока не убеждаюсь, какой из них будет восемнадцатым покрытием. Обвожу его и бросаю буклет обратно на полку.

Меня так и подмывает позвонить Тори и пригласить ее на очередной сеанс малярных работ. Но в памяти всплывают ее глаза, полные вопросов. За игривым фасадом она смогла рассмотреть темную, безумную часть меня, которую я пытаюсь держать взаперти. Если бы Тори знала, что я перекрашивал эту долбанную стену чаще, чем большинство людей меняет свое нижнее белье, уверен, она бежала бы от меня без оглядки.

Снова перевожу взгляд на стену и с ненавистью смотрю на нее.

К черту эту дурацкую стену и ее бесконечные насмешки.

И то, как она заставляет меня поверить в правильно подобранный цвет, чтобы потом каким-то образом трансформироваться и превратиться во что-то уродливое и неправильное.