Подсказчик

Томми нетерпеливо исследовал сверток, принесенный отцом.

— Bay! Китайская еда!

— Я подумал, что тебе будет приятно внести некоторое разнообразие в меню госпожи Руны.

Томми сделал недовольную мину:

— Ненавижу ее котлеты! Она сует в них слишком много мяты, они как будто сделаны из зубной пасты!

Горан рассмеялся: в самом деле, в словах сына была доля истины.

— А ну иди мыть руки!

Томми побежал в ванную. Вернувшись, он принялся накрывать на стол. Горан переставил значительную часть посуды с верхних полок кухни на те, которые были в зоне досягаемости мальчика: таким образом, отец давал сыну почувствовать, что тот стал полноправным участником их нового семейного уклада. Совместный труд означал, что отныне каждый брал на себя заботу о другом, и поэтому никто из них двоих не мог позволить себе «расслабиться». Никто из них не имел права предаваться тоске.

Томми взял тарелку для второго, выложил на нее жареные китайские пельмени и кисло-сладкий соус. А в это время его отец раскладывал по пиалам рис. У них были и китайские палочки, а вместо мягкого мороженого Горан купил банку разноцветного ванильного десерта.

За столом оба делились событиями прошедшего дня. Томми поведал отцу о том, как проходила его подготовка к летнему лагерю для бойскаутов. Горан поинтересовался у сына о делах в школе и с гордостью обнаружил, что мальчик получил высший балл по физкультуре.

— А у меня почти со всеми видами спорта были трудности, — признался Горан.

— А какой тебе удавался лучше всего?

— Шахматы.

— Но шахматы — это же не вид спорта!

— Как это не вид спорта: шахматные состязания присутствуют даже в Олимпийских играх.

Но Томми, казалось, этот довод не вполне убедил. Впрочем, он твердо знал, что его отец никогда не лгал. Тот урок в действительности оказался самым тяжелым. Ведь тогда он впервые спросил у отца про мать, и Горан рассказал ему всю правду.

«Никаких фокусов», — говорил Томми, когда требовал от кого-либо полной открытости в отношениях. И отец сразу же удовлетворил это его требование. И вовсе не из мести или желания наказать мать Томми. Ложь или, того хуже, полуправда только усиливали тревоги ребенка. В этом случае он оказался бы один на один перед лицом двойной лжи: и со стороны матери, которая их бросила, и со стороны отца, не осмелившегося ему обо всем рассказать.

— Ты когда-нибудь научишь меня играть в шахматы?

— Конечно.

С этим торжественным обещанием Горан уложил сына в постель. Затем ушел в кабинет, снова взял письмо Рональда и в очередной раз перечитал его. С самого начала криминолога поразила одна деталь. Эта фраза: «затем пришел ОН. ОН понимал меня, он научил меня». Здесь слово «ОН» намеренно написано заглавными буквами. Уже второй раз подряд Горан встречал это странное упоминание. Оно содержалось в магнитофонной записи признания Рональда, сделанной отцом Рольфом.

«Он приходит только ко мне».

Это вполне очевидный пример раздвоения личности, в котором негативное «Я» выступает отдельно от реально существующего «Я». И тогда получается Он.

«Это — Я. Но именно ОН сказал мне сделать это. Это ЕГО вина в том, что случилось».

В таком контексте все другие становятся «НИКЕМ». Это слово также написано заглавными буквами.

«НИКТО не пришел, чтобы спасти меня. НИКТО не может остановить это».

Рон хотел, чтобы его спасли. Но все окружающие забыли о его существовании и о том факте, что он, по сути своей, был всего лишь ребенком.



Мила отлучилась, чтобы купить себе что-нибудь на обед. После бесполезного скитания по магазинам и закусочным, закрытым раньше времени из-за ненастья, девушка была вынуждена удовольствоваться пакетом готового супа, купленного в бакалейной лавке. Сначала Мила подумала о том, чтобы разогреть его в микроволновой печи, которую видела на кухне Бюро. Правда, девушка слишком поздно вспомнила про то, что отнюдь не была уверена в ее рабочем состоянии.

Мила вернулась в квартиру до того, как мороз успел сковать ее мышцы. Как бы ей хотелось надеть сейчас свой спортивный костюм и кроссовки: девушка уже давно не тренировалась, и скопившаяся в суставах молочная кислота серьезно затрудняла движения.

Она уже собиралась войти в дом, когда увидела стоявшую на противоположном тротуаре Розу Сара, оживленно спорившую с каким-то мужчиной. Мила подумала, что это наверняка ее муж, и девушке стало искренне его жаль. Она юркнула в подъезд здания, прежде чем гарпия успела ее заметить и еще больше возненавидеть.

На лестнице Мила столкнулась со спускавшимися вниз Борисом и Стерном.

— Вы куда?

— Идем в управление, чтобы узнать, как продвигаются поиски Дермиса, — ответил Борис, вставляя сигарету в зубы. — Хочешь с нами?

— Нет, спасибо.

Борис заметил пакет с супом.

— Тогда приятного аппетита.

Поднимаясь выше, девушка услышала, как молодой человек обратился к своему старшему коллеге:

— Тебе нужно снова начать курить.


— Лучше уж ты переходи на эти…

Мила узнала звук открывающейся банки с мятными леденцами Стерна и улыбнулась.

В Бюро она была одна. Горан проведет этот вечер дома с сыном. Ее немного это огорчило. Девушка уже привыкла к его присутствию и находила очень интересным его метод ведения расследования. Ну, взять хотя бы вчерашнюю молитву. Будь ее мать жива, она не поверила бы своим глазам, увидев дочь за этим занятием.

Микроволновка была в рабочем состоянии. И суп оказался не так уж и плох. А может, она просто была очень голодна. Мила вместе тарелкой и ложкой уединилась в гостевой, вполне довольная тем, что на некоторое время комната будет в полном ее распоряжении.

Мила села на раскладушку, скрестив ноги. Рана на левой ноге все еще болела, но дело уже шло на поправку. «Все всегда проходит», — подумала девушка. Не отрываясь от еды, она положила перед собой фотокопию письма Дермиса. Конечно, Рональд выбрал весьма странный способ неожиданного появления в этой истории. Но что-то не вязалось в его словах. Мила не осмелилась сказать об этом Горану, поскольку думала, что не вправе давать советы. Но мысль об этом не отпускала на протяжении всего дня.

Известие о письме попало и в прессу. Вещь из ряда вон выходящая. Вполне очевидно, что Горан решил угодить эго серийного убийцы. Он словно говорил: «Видишь? Ты — в центре нашего внимания!» На самом же деле доктор просто хотел отвлечь его от девочки, которую тот удерживал.

«Не знаю, сколько времени он сможет сопротивляться своему позыву к убийству», — обмолвился криминолог несколько часов назад.

Мила попыталась отогнать от себя эту мысль и вновь сосредоточилась на письме. Ее раздражала форма, которую Рональд избрал для своего послания. Именно в этом и была загвоздка. Она едва ли смогла бы объяснить, в чем это заключалось, но текст в виде единой строки без знаков препинания мешал ей понять содержание целиком.

Тогда девушка решила разделить его на части. Отодвинув тарелку в сторону, Мила взяла в руки блокнот и карандаш.



«— тем кто охотится за мной

— билли был сукин сын. СУКИН СЫН! и я правильно сделал что убил его. я ненавидел его. он причинил бы нам зло. если бы у него появилась семья а у нас нет.

— это было для меня самое плохое! и НИКТО не пришел чтобы спасти меня! НИКТО.

— я все это время был здесь, у вас на глазах, а вы меня не видели

— потом пришел ОН. ОН меня понимал, он меня научил

— это вы хотите, чтобы я был таким, вы меня не видите, теперь вы видите меня? тем хуже для вас: в конце концов это только ваша вина

— я тот кто я есть. НИКТО не может остановить все это. НИКТО.

— РОНАЛЬД».



Мила перечитала по очереди все фрагменты. Это было излияние, полное злобы и ненависти. Оно было обращено ко всем без исключения. Потому что Билли в сознании его убийцы представлял собой нечто огромное, всеобъемлющее. Нечто такое, чего Рону было не дано понять.

Счастье.

Билли был весел, несмотря на что стал свидетелем самоубийства своих родителей. И, несмотря на то что относился к числу сирот категории Б, мог быть усыновлен. Билли пользовался всеобщей любовью, вопреки тому, что ему нечего было предложить взамен.

Убив его, Рональд навсегда стер улыбку с ханжеского лица окружающего мира.

Но чем чаще Мила перечитывала эти слова, тем больше обращала внимание на то, что предложения в письме скорее походили на ответы, чем на признание или вызов. Словно кто-то допрашивал Рональда, а тот никак не мог взять в толк, когда же ему нарушить наконец обет молчания, в плену которого он был так долго, и освободиться от бремени тайны, возложенного на него отцом Рольфом.

Но что это были за вопросы? И кто их ему задавал?

Мила вспомнила про слова, произнесенные Гораном во время молитвы. А именно про то, что добро не выставляет себя напоказ, в то время как примеры злодеяний постоянно у нас перед глазами. Доказательства. Рональд полагал, что убийство сверстника — положительный и необходимый акт. Билли олицетворял в его понимании зло. А кто докажет, что он не сделал ничего хорошего? Великолепная логика. Потому что Билли Мур, став взрослым, мог превратиться в дурного человека. Кому под силу это знать?

Когда Мила в детстве изучала катехизм, она всегда задавалась подобным вопросом. Но и с годами эта мысль ее не оставляла в покое.

Отчего Бог, считающий себя добрым, допускает гибель детей?

Если подумать хорошенько, именно эта мысль противоречит идеалу любви и справедливости, пронизывающему насквозь все Евангелия.

А может, смерть в раннем возрасте и есть то самое предназначение свыше, которое Господь Бог приберег для своих самых худших чад. Но ведь получается, что и те дети, которых Мила спасала, вполне могут превратиться в убийц или в маньяков. Вероятно, то, чем она занималась, было ошибкой. Если бы кто-то убил Джефри Дамера или Чарльза Менсона, когда те были еще в младенческом возрасте, то как можно было бы расценить такой поступок: как благое дело или как злодейство? Убийцы этих людей были бы скорее осуждены и наказаны, а отнюдь не чествовались бы как спасители человечества!

Мила пришла к выводу, что добро и зло очень часто меняются местами. Одно иной раз становится инструментом в руках другого и наоборот.

«Как могут быть сходны между собой слова молитвы и бредни убийцы», — подумала девушка.

Поначалу Мила почувствовала привычную щекотку в основании шеи. Словно что-то все ближе подступало к месту, скрытому у нее за спиной. Затем она повторила последнюю мысль и в тот самый момент поняла, что прекрасно знает вопросы, на которые Рональд пытался ответить своим письмом.

Они были в молитве Горана.

Девушка постаралась их вспомнить, несмотря на то слышала всего один раз. Она набросала в блокноте несколько вариантов. Ошибившись с последовательностью, была вынуждена начать заново, но в конце концов все вопросы предстали перед ее глазами. Тогда Мила попыталась совместить их с фразами из письма. Так возник этот диалог на расстоянии.

Мила в последний раз перечитала весь текст…

И с самого начала все встало на свои места.