Подсказчик

Это был «Фауст».

Мила сделала один шаг ей навстречу.

— Вы ничего не имеете против, если мы попытаемся допросить вашего брата?

Горан и Борис посмотрели на девушку, словно та потеряла рассудок.

Лара все еще смеялась.

— И как вы намерены это сделать? Он скорее мертв, чем жив. — Затем, сделавшись серьезной, она произнесла: — Слишком поздно.

Но Мила не отступала:

— Позвольте нам попробовать.





30




На первый взгляд, Никла Папакидис казалась хрупкой женщиной.

Может, оттого, что была мала ростом и имела непомерно большие бедра. Может, из-за своих глаз, таивших в себе печальное веселье и делавших ее похожей то ли на песни одного из мюзиклов Фреда Астера, то ли на фотографию одного давнего новогоднего маскарада или же на последний летний день.

А между тем она была очень сильной женщиной.

Свою силу она копила постепенно, за годы больших и малых испытаний. Она родилась в отдаленной деревушке и была самой старшей среди остальных семи детей, к тому же единственной девочкой. Никле было всего одиннадцать, когда умерла ее мать. Тогда пришел ее черед вести хозяйство, взвалить на себя заботы об отце и растить братьев. Ей удалось всех их выучить, поскольку только с дипломом в руках они могли найти достойную работу. Благодаря деньгам, сэкономленным путем упорного самопожертвования и умелого ведения домашнего хозяйства, братья никогда и ни в чем не испытывали недостатка. На ее глазах они взяли себе в жены хороших девушек, построили дома и родили на свет двадцать племянников, ставших ее радостью и гордостью. Когда даже самый младший из братьев покинул отчий дом, женщина осталась присматривать за своим состарившимся родителем, не соглашаясь отдавать его в дом престарелых. Дабы не отягощать этой обузой своих братьев и невесток, она всегда твердила: «Не беспокойтесь обо мне. У вас семьи, а я одна. Для меня это не жертва».

Она жила с отцом, ухаживая за ним, словно за младенцем, до тех пор, пока ему не перевалило за девяносто. После его смерти она собрала своих братьев.

«Мне сорок семь лет, и теперь, полагаю, я никогда уже не выйду замуж. У меня никогда не будет собственных детей, но племянники мне как родные, и этого мне достаточно. Благодарю вас всех за то, что вы зовете меня жить вместе с вами, но я уже сделала свой выбор много лет назад, хотя и говорю вам об этом только сейчас. Мы больше никогда не увидимся с вами, дорогие братья… Я решила посвятить свою жизнь Иисусу и с завтрашнего дня буду жить затворницей в монастыре до самых последних моих дней».

— Получается, что она монахиня, — заключил сидевший за рулем автомобиля Борис, молча выслушав только что рассказанную Милой историю.

— Никла не просто монахиня. Она гораздо больше.

— Я все еще никак не могу поверить в то, что тебе удалось убедить Гавилу. Но удивительнее всего то, что затем и он сумел уговорить Роке!

— Это всего лишь один шанс из тысячи, но почему мы должны его упускать? И потом, я считаю, что Никла очень подходит для того, чтобы хранить эту историю в секрете.

— Это уж это точно!

На заднем сиденье лежала коробка с большим розовым бантом.

— Конфеты — единственная слабость Никлы, — сказала Мила, когда спросила у Бориса, можно ли им остановиться около кондитерской.

— Да, но, если она монахиня-затворница, тогда она не сможет поехать с нами.

— Ну, тут все немного сложнее…

— Что ты хочешь сказать?

— Никла провела в монастыре всего несколько лет. Если они узнают о том, что она воспользовалась своим даром, ее снова отправят в мир.

Они приехали, когда был уже полдень. В этой части города царил хаос. Шум автомашин смешивался со стереомузыкой и руганью, доносившимися из убогих домишек, а также звуками, напрямую связанными с развернувшейся на улицах разного рода деятельностью, более или менее допустимой. Жившие здесь люди никогда не покидали этих мест. Центр — находившийся всего в нескольких остановках от станции метро — со своими роскошными ресторанами, модными магазинами и чайными залами был так же далек от них, как и планета Марс.

В кварталах, подобных этому, люди рождались и умирали, никогда не покидая их.

Спутниковый навигатор автомобиля, на котором они ехали, прекратил давать указания вскоре после того, как они пересекли транспортную развязку. Информацию о расположении улиц они получали только из настенных надписей, указывавших границы зон влияния бандитских группировок.

Борис свернул на одну из боковых улочек, оказавшуюся тупиковой.

Уже через несколько минут он заметил у себя на хвосте машину, которой было поручено следить за их передвижениями. Тот факт, что по улицам кружит автомобиль с двумя полицейскими, не ускользнул от внимания наблюдателей, контролировавших каждый уголок квартала.

— Достаточно просто передвигаться обычным шагом и держать руки на виду, — сказала ему Мила, которая уже не раз бывала в таких местах.

Здание, куда они направлялись, находилось в самом конце переулка.

Они припарковались между обгорелыми остовами двух машин. Затем вышли из автомобиля, и Борис принялся оглядываться. При помощи пульта дистанционного управления он попытался закрыть центральный замок, но Мила его остановила.


— Не делай этого. И пожалуйста, оставь ключи в замке зажигания. Эти типы способны взломать дверцы автомобиля, только чтобы досадить тебе.

— Тогда, я извиняюсь, что же им помешает угнать мою машину?

Мила подошла к водительскому месту, порылась в кармане и вытащила четки из красного пластика. Она закрепила их вокруг зеркала.

— Здесь это — лучшее противоугонное средство.

Борис посмотрел на девушку в полном недоумении, а затем проследовал за ней в сторону дома.

Картонная вывеска гласила: «В очередь за едой становиться в одиннадцать часов». А поскольку не все, кому это сообщение предназначалось, умели читать, рядом был прикреплен рисунок с изображением часовых стрелок над тарелкой с дымящейся пищей.

Пахло кухней и дезинфицирующими средствами. В коридоре вокруг столика со старыми журналами стояло несколько разрозненных пластиковых кресел. Здесь также имелись информационные брошюрки на любую тему, от предупреждения кариеса у детей и до советов по предохранению от заражения венерическими заболеваниями. Целью было придание этому месту сходства с приемной. На стенах висели разные объявления и афиши, выступавшие за края стендов. Голоса раздавались то в одном, то в другом углах помещений, не позволяя с достоверностью определить место, откуда они доносились.

Мила потянула Бориса за рукав.

— Пошли, это там, наверху.

На лестнице полицейским бросилось в глаза, что на ней не осталось ни одной целой ступени, а перила подозрительно пошатывались.

— Но что это за место такое? — Борис старался ничего не касаться, опасаясь подцепить какую-нибудь заразу.

Молодой человек сокрушался до тех пор, пока они не поднялись на лестничную площадку.

Перед стеклянной дверью стояла миловидная девушка лет двадцати. Она передавала флакон с лекарством старику в лохмотьях, от которого разило перегаром и потом.

— Ты должен принимать его ежедневно, понял?

Казалось, что девушке эта вонь не доставляла никакого беспокойства. Она говорила мягко и довольно громко, отчетливо произнося каждое слово, будто обращалась к ребенку. Старик согласно кивал, но похоже, что он не очень-то верил ее словам.

Девушка настаивала:

— Это очень важно: ты не должен забывать об этом ни в коем случае. Иначе все закончится как и в прошлый раз, когда тебя чуть живого принесли сюда.

Она достала из кармана платочек и повязала ему на руку.

— Так ты не забудешь об этом.

Мужчина, вполне довольный, заулыбался. Он взял склянку и пошел прочь, продолжая любоваться своей рукой с новым подарком.

— Вам что-то нужно? — обратилась девушка с вопросом к полицейским.

— Мы разыскиваем Никлу Папакидис, — ответила Мила.

Борис, словно зачарованный, уставился на девушку, неожиданно забыв про свое недовольство, высказанное им на лестнице.

— Думаю, что она сейчас там, в предпоследней комнате, — ответила девушка, указывая на коридор за своей спиной.

Когда полицейские прошли совсем близко от нее, взгляд Бориса скользнул вниз, на грудь девушки, но натолкнулся на позолоченный крест, висевший у нее на шее.

— Но это…

— Вот именно, — ответила ему Мила, еле сдерживаясь от смеха.

— Жаль.

Проходя по коридору, полицейские имели возможность видеть то, что было в комнатах, встречавшихся им на пути. Металлические кровати, раскладушки или даже просто инвалидные коляски. Все места были заняты человеческими отбросами, молодыми, старыми и без половых различий. Здесь находились больные СПИДом, наркоманы и алкоголики с месивом вместо печени либо просто тяжелобольные старики.

Их всех объединяли две вещи: усталость в глазах и осознание того, что они прожили неправильную жизнь. Никакая больница не приняла бы их в таком состоянии. Вероятно, у этих людей не было семей, способных взять на себя заботу о них. А если таковые и имелись, то они давно уже были оттуда изгнаны.

Сюда попадали, чтобы умирать. Такова была основная характеристика этого места. Никла Папакидис звала его Гаванью.

Монахиня осторожно расчесывала длинные седые волосы старушки, лежавшей на кровати лицом к окну, и приговаривала успокаивающие слова:

— Сегодня утром, проходя по парку, я оставила немного хлеба птицам. При таком снегопаде они все время сидят в гнездах, согреваясь по очереди.

Мила постучала в приоткрытую дверь. Никла обернулась и, увидев девушку, засияла от радости.

— Девочка моя! — произнесла она, собираясь обнять Милу. — Как здорово снова увидеть тебя!

На монахине был светлый свитер с рукавами, закатанными по локоть, оттого что ей всегда было очень жарко, черная юбка чуть ниже колен и обычные кроссовки на ногах. Ее седые волосы были коротко подстрижены. Необыкновенно белый цвет кожи подчеркивал насыщенную голубизну ее глаз. Все это вместе производило впечатление искренности и чистоты. Борис обратил внимание на то, что у нее на шее висели четки, точно такие же, какие Мила прикрепила к зеркалу его машины.

— Разреши представить тебе Бориса, моего коллегу.

Оробевший немного Борис вышел вперед: