Погружение в отражение

Плохо то, что дети получают опыт обожания из-под палки, обязанности любить того, о ком они, в сущности, ничего не знают. Общество предлагает всего два варианта: или любишь Ленина, или ты говно. По крайней мере, с тобой что-то не так.

Дальше только хуже. Из октябренка становишься пионером – всем ребятам примером. Надо быть не просто хорошим, но соответствовать стандарту, который не выбран тобою самим, а спущен сверху.

День за днем все время играешь роль, постоянно притворяешься и не успеваешь заметить, как последний островок твоей свободы – любовь – тоже уходит в пучину притворства.

Забываешь, а может, просто никогда не успеваешь узнать саму сущность брака – два человека идут по жизни рука об руку. Ты просто примеряешь, приклеиваешь на себя маску хорошей жены, начинаешь соответствовать и угождать, заслуживать мужское внимание. Чистый дом, вкусная еда, ухоженные дети – как тебя за это не любить?

Зачем тебе знать, с каким человеком ты связываешься, каким бы он ни оказался козлом, ты же все заслужишь! Ты ж вон борщ сварила, тебя бросать никак нельзя!

А потом, когда развод, маску жены срывают с тебя вместе с лицом, и остается кровавое месиво.

Какая несправедливая штука жизнь! Ирина усмехнулась и подлила себе еще чайку. Сделает человек из тебя рабыню, и будешь до последнего цепляться за своего господина, а другой даст ощутить вкус свободы, и ты тут же решишь, что способна обойтись и без него.



Она легла поздно, но неожиданно хорошо выспалась и поднялась с подзабытым уже чувством утренней бодрости.

Сделала Егору на завтрак блинчики, накрасилась чуть ярче обычного и отправилась на работу.

Ирину ожидало много мелкой рутины, но она протянула руку к материалам по Еремееву.

«Что ж, Алексей Ильич, скажи, как решится моя судьба», – усмехнулась она.

В отличие от Аллочки Ирина не то чтобы сомневалась, но признавала, что над делом требуется хорошо подумать.

«В конце концов, я работник умственного труда, а умственный труд – это прежде всего размышления, а не составление никому не нужных справок и отчетов. Если на то пошло, то прогресс человечества происходит именно благодаря тому, что некоторые сидят и думают, типа ворон считают, а вовсе не от бюрократической возни».

Она откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.

Итак, она знает Алексея Ильича Еремеева в двух ипостасях, двух агрегатных состояниях. Днем он заслуженный (опять это слово!) ветеран боевых действий, яркий и активный комсомольский вожак, заводила и склочник, сующий свой длинный римский нос во все сферы жизни НПО «Аврора», включая местком и его святая святых – жилищную комиссию. Кроме этого, он еще возомнил себя экспертом по производственным вопросам и рьяно боролся против спуска на воду недоремонтированного подводного крейсера, и, как выяснилось позже, оказался прав. Поздними же вечерами в нем просыпается маньяк, жестокий патологический убийца. Дефект зрения не мешает ему выслеживать молодых людей на темных улицах, а потом, когда удовлетворит свою темную жажду, прятать их тела.

Могут ли две такие разные личности уживаться в одном Еремееве? Почему бы и нет? Сказал же ей профессор, что в медицине на вопрос «А может ли быть?» ответ один: «да, может!» По-хорошему, если вина Алексея Ильича будет доказана, то его надо не расстреливать, а пожизненно запереть в институте Сербского, чтобы психиатры изучали особенности его мозга.

Ладно, суть в том, что всякое бывает. Она сама на работе судья, а дома – мать и невеста. Тоже, наверное, люди удивляются, как она может днем влепить вышку, а вечером пить чай, читать про Карлсона и смеяться. Или Наташа с мужем – хирурги. Днем по колено в крови, но ночью это им совсем не мешает любить друг друга, как обычным людям.

Или алкоголики, которых она приводила в пример Федору. Далеко не все они – хрестоматийные ханыги в пузырящихся на коленях трениках. Есть и великие ученые среди них, и деятели искусств. Создают шедевры, делают научные открытия, что не мешает им в определенный момент припадать к бутылке и приводить себя в абсолютно скотское состояние.

Человек – сложное существо, много в нем всего намешано: и хорошего, и плохого.

А вот еще исторический пример: Жиль де Рец, Синяя Борода. Страшный маньяк, убийца детей, извращенец и одновременно маршал Франции, ближайший сподвижник Жанны д’Арк, единственный, кто пытался выручить ее из плена. Потом он потратил почти все состояние на увековечивание памяти Орлеанской девы.

Как это уживалось в одном и том же человеке?

Правда, есть исследования, доказывающие, что Жиль де Рец был таким же маньяком, как Жанна д’Арк – колдуньей, а весь процесс против него затеяла церковь, чтобы отжать себе принадлежавшие ему земли, но о горькой участи средневекового маршала подумаем на досуге, сейчас на повестке дня Еремеев.

Зная, что ей всегда лучше думается на ногах, Ирина встала и попыталась пройтись по своему крохотному кабинету.

Три шага туда, три – обратно. Сейчас бы на улицу, на свежий воздух, походить по набережной… Как жаль, что нельзя совместить работу с прогулкой!

Совместить, что-то в этом есть… Так-так…

Две ипостаси Еремеева никак не связаны между собой, но если их наложить одну на другую, то получается интересная картинка.

Итак, два года назад Алексей Ильич после увольнения в запас заступает на должность освобожденного секретаря комсомольской организации НПО «Аврора». Это почти уровень секретаря райкома комсомола, но Еремеев, несмотря на то, что до этого был всего лишь комсоргом полка, вроде бы справляется со своими обязанностями.

Параллельно он то ли начинает убивать из-за тяжелой травмы головы, то ли продолжает это делать, просто до ленинградской прокуратуры не дошла информация о его былых художествах, совершенных в Саратове или где он там еще живал. Главное, что все это время он остается вне подозрений и ни разу не только не попадает в поле зрения милиции, но сотрудники правоохранительных органов даже не подозревают, что в городе действует маньяк-убийца, и не видят в разных делах одну и ту же преступную руку.

Всю вторую половину июля и начало августа Еремеев бьется за то, чтобы атомоход оставался в доке, пока не пройдет полный ремонт, и в своей борьбе терпит фиаско. Лодку спускают на воду, она в надводном положении следует к месту службы, и всем кажется, что корабль исправен. О предостережениях Еремеева одни знать не хотят, а другие действительно не знают.

Третьего сентября лодка выходит на стрельбы перед автономкой, в тот же день погружается и тонет. Об аварии становится известно только пятого числа, начинается спасательная операция, в ходе которой выясняется, что подъем лодки с глубины и ее ремонт будут стоить почти так же дорого, как постройка нового подводного крейсера.

Командир покидает лодку последним и не успевает снять с себя индивидуальный дыхательный аппарат, как тут же ему на подпись подсовывают журналы и бумаги, чтобы причиной катастрофы выставить только его некомпетентное и неэффективное управление.

То есть пока одни, рискуя жизнью, спасали людей, другие подчищали хвосты и спасали собственные задницы.

Эта последняя спасательная операция удалась гораздо лучше первой. Федор сказал, что под следствием только командир, других подозреваемых нет.

Итак, руководство НПО и командование обелило себя. Впрочем, с командования какой спрос – им важно получить готовое судно для выполнения боевой задачи. Они ведь не настаивали на том, чтобы лодку спустили на воду с серьезными недоделками. Нет, прежде всего ответственность ложится на Ольховича или его замов, если вдруг те дали директору ложную информацию по состоянию боевой готовности лодки.

К счастью, командир после двух суток борьбы за живучесть подписал все бумаги не глядя. Руководство выдохнуло. Все шито-крыто, только осталась одна загвоздка – не в меру активный Еремеев. А вдруг он узнает про аварию? Вдруг не просто завопит на собственной кухне: «я же говорил!» – но еще и тряхнет своими бумагами, и покажет их кому не надо?

Он ведь после того как ОДО перестало принимать его докладные, посылал их по почте с уведомлением о вручении.


Если у него сохранились копии и корешки от документов, то Алексей Ильич может здорово испортить кровь высокому начальству.

Здесь – Ленинград, там – военный городок за полярным кругом. Здесь – гражданские лица, там – военный трибунал. Все схвачено, конечно, но вдруг не все? Вдруг там другие законы и рука руку не моет?

Ирина фыркнула. Метаться из угла в угол надоело, и она снова села за стол, обхватив уши руками, чтобы лучше думалось.

Оставим пока патетику, вернемся к голым фактам.

Итак, третьего сентября лодка тонет, пятого разворачивается спасательная операция, седьмого Еремеева вдруг выпихивают в отпуск без всяких просьб с его стороны и в нарушение графика, а восьмого некий мифический Константин Семенов обнаруживает труп молодого человека. Которого руководство НПО заблаговременно убило на всякий случай, чтобы потом подставить Еремеева, если что-то вдруг пойдет не так? Бред! Бедняга был уже мертв, когда Алексей Ильич начал свою одиночную кампанию. А остальные юноши, кроме того, возле тела которого нашли столбик двухкопеечных монет, погибли еще раньше.

Только обвинение в тяжком преступлении – единственный реально эффективный способ нейтрализовать активиста. Физическое устранение лучше? Нет человека – нет проблемы? Так, да не так. За редким исключением вроде Глеба Ижевского органы дознания у нас работают неплохо. Начнут задавать разные неудобные вопросы – кто убил, зачем убил? Еще документы найдут, не дай бог. Нет, тут или надо имитировать несчастный случай, что непросто, или лучше вообще не начинать.

А вот уничтожить человека руками государства – самое оно. Еремеев загремит в СИЗО и до исполнения приговора ничего не узнает о трагедии, а потом имя его будет опорочено, смешано с грязью, и никто не примет во внимание документы, исходящие из столь ненадежного источника.

В тайну посвящено не так уж много народу: ограниченный круг моряков-подводников, которые в первую очередь обязаны выполнять приказы и хранить государственную тайну, руководство НПО, которое не станет свидетельствовать против себя, и сотрудники ремонтного цеха, которым, скорее всего, не сообщили о произошедшем.

В любом случае своя рубашка ближе к телу, да и не может быть хорошим и правильным то, за что ратовал поганый убийца.

Главное – провернуть все следственные действия и вычислить преступника (в данном случае, кажется, в кавычках) до того, как комсомольский лидер выйдет из отпуска и вернется на производство, где может по чьей-то неосторожности все узнать.

Осудить Еремеева как маньяка – идеальный выход из ситуации, только должен же быть настоящий преступник, чьи делишки можно свалить на Алексея Ильича.

Или нет? Необязательно?

Ирина выскочила из-за рабочего стола, как Архимед из ванны.

А ведь это все объясняет! Если из уравнения исключить убийцу и ввести вместо этого некоторые параметры жизненного пути следователя Ижевского, то задача решается логично и изящно.

Три года назад Глебушка замотал убийство молодого человека. Трудно сказать, что там произошло, от чьей руки несчастный юноша принял смерть, главное, что Ижевского попросили замять дело. А если вспомнить, что как раз примерно в это время он соизволил жениться на своей давней подруге, на минуточку, судебно-медицинском эксперте, то легко догадаться, каким образом он это осуществил.

Уговорил Настю дать фальшивое заключение в обмен на брак. Видимо, очень уж влиятельные люди попросили, раз свободолюбивый Глеб расстался ради этого с привольным холостяцким житьем.

В обмен на подлог ему дали повышение, а когда понадобилось решить новую проблему, выбор снова пал на него, как на человека замазанного и лояльного.

Что ж, Глебушка не подкачал. Кто-то из руководства свистнул у Еремеева фляжку, передал ее Ижевскому, который стал ждать подходящего трупа, чтобы ее подбросить.

К счастью, в первое же дежурство подвернулась превосходная оказия. Глеб, носивший при себе чужую фляжку, улучил момент и как бы выкатил ее из-под коряги, и никто ничего не заметил. Члены следственной бригады, сплошь городские жители, не задумались, что улика выглядит слишком чистенькой для предмета, два месяца пролежавшего в лесу.

Ну а дальше дело техники. Когда знаешь пункт А и пункт Б, то прямую между ними как-нибудь прочертишь.

Глеб пособирал примерно подходящих глухарей и вскрыл серию под всеобщее ликование. Кому не хочется избавиться от безнадежного дела? Районные следователи радостно освобождали свои сейфы, и в голову им не приходило проверять, действительно ли преступления так похожи между собой, как утверждал Глеб.

Заключение по трупам давала не Настя. Чтобы не разводить семейственность, это поручили другому эксперту, но супруга Ижевского – прекрасный специалист, кандидат наук, почему бы не прислушаться к ее мнению? Ведь медицина, как не устает повторять Наташин муж-хирург, не точная наука.

А показания парнишки из медучилища? Во-первых, никто не запрещает Еремееву разговаривать с молодыми людьми, даже если они после этого и пропадают, а во‐вторых, видно, что по этому свидетелю тюрьма плачет горькими слезами.

Где-то за что-то прихватили, а Глеб тут как тут. Дашь такие-то показания, и я тебя отмажу. Уровень парнишки, конечно, не тот, чтобы попасть на карандаш к следователю городской прокуратуры, но маловероятно не значит невозможно.

А вернее всего, Ижевский сговорился с оперативником, который поступил, как Жеглов в фильме «Место встречи изменить нельзя», когда подбросил кошелек. «Мы абсолютно уверены, что убийца Еремеев, – сказал оперативнику Глеб. – Точно-преточно, зуб даю. Только доказательная база слабовата, надо ее подкрепить свидетельскими показаниями. Может, есть у тебя подходящий осведомитель? Ведь нельзя же позволить, чтобы этот гад избежал наказания, верно?»

И из самых лучших побуждений оперативник подучил своего малолетнего стукача.

Юноша, который дал ключевую примету, что убийца одноглазый, вроде бы из приличной семьи, но с ним тоже могли поработать. Кто его знает, как он разнообразит свой досуг? Хотя нет, два фальшивых свидетеля в одном деле – это подозрительно. Это надо всю следственную бригаду в свои планы посвящать. Вернее всего, с этим молодым человеком поработал кто-то из номенклатуры, пообещал устроить в институт в обмен на ложные показания, и мальчик поддался искушению. Почему бы не солгать малость, когда судьба решается? Все так делают.

А может, и действительно напал на него одноглазый человек, бывает, что события складываются абсурдно и нелепо.

После того как Глеб все это провернул, уж подкинуть листок из блокнота НПО к очередному подходящему трупу в качестве завершающего штриха и вишенки на торте сам бог велел.

Преступник изобличен, дело передается в суд, и начинается апофеоз, в котором счастливы все. Директор НПО со всей своей грядкой избавились от свидетеля их преступления. Районные прокуроры в экстазе, что улучшили показатели, спихнув Глебу безнадежные дела.

Ижевский наслаждается репутацией великого сыщика и предвкушает очередное повышение.

Настоящие убийцы юношей тоже вздохнули свободно – за их преступления ответит какой-то левый пассажир, и больше их искать не будут.

Сама Ирина тоже может примкнуть к этому счастливому финалу. Вынесет приговор, прогонит Кирилла, и только руки подставляй под поток благ, который на нее польется.

И цена этой всеобщей благодати – всего лишь одна-единственная жизнь.

Ирина вздохнула.

Конструкция у нее выстроилась логичная, но зыбкая и доказательно не подкрепленная.

Комбинация сложная до фантасмагории, только руководителям НПО есть что терять. Если всплывет… Нет, не так. Кому надо, те давно правду знают. Если вдруг обстоятельства аварии получат огласку, то перед директором «Авроры» замаячит не просто ай-ай-ай, не выговор и даже не понижение, а высшая мера наказания. Десятка – это минимум, а для изнеженного номенклатурного сыночка зона – все равно что расстрел, да и партийный лидер, организатор и вдохновитель этой конкретной победы тоже не может рассчитывать в лагере на теплый прием. Зэки идеологических работников ой как не любят.

Страх за свою жизнь – лучший двигатель фантазии. Ребята сидели, тряслись, а потом кто-то из них вспомнил, что есть у него карманный следователь. И родилась изящная комбинация. Только как ее теперь доказать, как разрушить этот воздушный замок? Нужно повторно расследовать убийства молодых людей, оспаривать результаты судебно-медицинских экспертиз, плотно работать с малолетними свидетелями, причем не пытать их в ментовских застенках, а проводить тонкую оперативную работу. Поднять убийство трехлетней давности, потому что его раскрытие – ключ ко всей цепочке.