Поход

Глава 12. Тяньцзинь




Закончив допрос Ли и представителя восставших, которого Зарубин-младший после моей неудачной попытки захватить главаря бандитов не бросил, а притащил с собой, все полученные разведсведения я быстро свёл в отчет, который довёл до офицеров.

– Господин капитан, чувствуется рука генштабиста. Всё кратко, точно и высокоинформативно, – одобрительно произнёс Гембицкий и вдруг резко сменил тему: – Тимофей Васильевич, может, вы возьмете командование отрядом на себя?! У вас и опыта больше, и знаний. И капитан Росс к вам уважительно относится. Он сильно сожалел, когда узнал, что вы не вернулись вовремя из разведки. Думаю, он с минуты на минуту окажется здесь, узнав, что вы остались живы.

Посмотрев на офицеров, я увидел в их глазах согласие со словами капитана.

– Уважаемый Пётр Варфоломеевич, вас на этот пост назначил полковник Анисимов. Полковник Савицкий подтвердил это, назначив вас старшим начальником над всеми военными силами, собравшимися на станции. Не мне, капитану, отменять их решения и приказы. Готов оказывать вам всемерное содействие и делиться имеющимися знаниями. Побуду у вас как бы начальником штаба. Если вы не против.

– Сочту за честь, – произнёс Гембицкий, а остальные офицеры одобрительно загудели.

Сделав ещё две копии доклада, отправили трех казаков с донесением в крепость Таку. Кто-то да дойдет. Тем более, когда шли на разведку, до моста какого-либо противника не встретили, так что шансы были большими. Основным содержанием было то, что войска генерала Не под Тяньцзинем значительно усилили бойцы, бежавшие из Таку, а также подразделения, прибывшие из крепости Бэйтан и городов Ханку и Лутая, где стояли гарнизоны китайских солдат. По предварительным данным, против союзников могли выступить около десяти тысяч регулярной пехоты, двух тысяч конницы. Если учесть Восточный арсенал Тяньцзиня, то еще почти шестьдесят пушек и примерно двадцать тысяч ихэтуаней. Силы значительные и превышающие союзников по различным показателям в пять-десять раз.

После отправки донесения казаки Смоленского вновь разъездами по пять человек отправились в разные стороны. Появиться враг мог с любой стороны, и надо было быть к этому готовым. Совместно с капитанами Россом, Гембицким и штабс-капитаном Врублевским, командиром роты девятого полка, оставленного для усиления обороны станции, мы обошли позиции. Наметили мероприятия по их укреплению и усилению. До захода солнца этим и занимались. Вернувшиеся разъезды казаков сообщили, что противника в радиусе десяти вёрст не наблюдается. Ходили даже на другой берег Пэйхо, но и там несколько деревень были пустыми, без жителей.

Наконец жара спала. Стали готовиться к ужину и ко сну. Поев с солдатами из общего котла и разбив между офицерами дежурство на ночь, несмотря на засилье москитов, комаров и мух из-за близости реки, отправился в царство Морфея. Подняли меня в четыре утра, когда на востоке уж начал алеть небосвод. Обошел с проверкой посты. Всё было спокойно. Часовые бдели. Близость неприятеля заставляла по-другому относиться к своим обязанностям. В шесть утра общий подъем. Начался новый день. Интересно было бы знать, что он нам готовит.

После завтрака вновь отправили разъезды казаков по округе. Чтобы не скучать, выехал с одним из них. С учетом последних событий сформировал его с разрешения Смоленского сам. Старшим из казаков стал Зарубин Михаил. Плюс Фёдор Злобин с пулемётом и вторым номером, ещё один чубатый казачина и я. Направились мы вдоль железнодорожного пути.

– Ваше высокоблагородие, китайцы, – крикнул подскакавший Зарубин, отправленный до этого на край рощи, через которую проходила железная дорога, на разведку.

– Много, Михаил?

– Виноват, не рассмотрел. Как увидел их, сразу назад, чтобы не заметили.

– Тогда давай сходим и посмотрим, что там за китайцы.

Через пару минут я лежал за чахлым кустарником среди невысоких деревьев на обрезе рощи и через бинокль рассматривал копошившихся на путях китайских солдат. Именно солдат, а не ихэтуаней. Судя по всему, ребята занимались минированием путей несколькими фугасами. Китайцы всегда были хорошими мастерами-пиротехниками, недаром им приписывают изобретение пороха.

Фугасы, рассмотренные мною при максимальном приближении бинокля, представляли собой простые деревянные ящики. Вернее всего, начинка у них порох, а запал – жестяные тёрки внутри. Примитивная мина-фугас, которую используют во многих странах. Процесс минирования и применения прост. Ящики зарываются в землю, слегка прикрываются крышками и присыпаются землей. При нажиме на крышку, терки приходят в действие и вызывают взрыв.

Я продолжал изучать действия китайских солдат у полотна в версте от меня, а также суету, происходящую верстах в трех у моста, который мы недавно восстановили.

– Чего это они, ваше высокоблагородие? – поинтересовался у меня тихо подползший Зарубин.

После нашего совместного побега из плена Михаил пытался всеми правдами и неправдами оказаться рядом со мной. Он заявил мне вчера вечером: «Вся семья Зарубиных в неоплатном долгу перед вами, ваше высокоблагородие. Дозвольте с вами рядом быть! И я, и брат жизнью вам обязаны! Ежели что, собой прикроем, когда снова волку в пасть сунетесь, если больше никак, а иначе хоть домой не возвертайся, коли вы голову сложите, а нас костлявая минует!»

– Фугасы под полотно закладывают и мост, вернее всего, минируют, – тихо ответил я казаку. – Пойдёт поезд по этому пути, наедет платформа с солдатиками, которая теперь впереди паровоза идёт, последует взрыв, и, судя по количеству фугасов и их размеру, полетят душеньки воинов с платформы прямиком в рай. Починят путь. Двинется паровоз дальше – и вместе с мостом в реку, а за ним и вагоны посыплются. И опять солдаты погибнут. Такая вот, Михаил, интересная война теперь будет. Заканчивается время, когда с шашкой наголо в атаку шли да грудь на грудь, клинок на клинок бились.

– Страшные вещи вы, ваше высокоблагородие, рассказываете. Что делать-то будем?

– Потихоньку вернёмся назад на станцию и доложимся высшему командованию. Когда наши поезда не сегодня, так завтра на Тяньцзинь с войсками пойдут, снимем фугасы, разминируем мост. А сейчас надо своих предупредить об этой опасности.

– А может, Фёдор из пулемёта шарахнет по ним? Вы говорили, что до версты попасть из «мадсена» можно. Они вона как кучкуются. Опосля и до станции можно. Руки чешутся, ваше высокоблагородие.

– Урядник, а ты направо посмотри, только сильно не шевелись.

Через пару секунд раздался приглушённый удивлённый свист и тихий мат, которым старший Зарубин высказывал своё мнение об увиденном.

– Извините, не сдержался, ваше высокоблагородие, – закончил свой монолог урядник.

– Правильно мыслишь, Михаил. Эта сотня циньских всадников не даст нам добраться до станции, если мы обнаружим себя. Поэтому всё, что нам надо, мы увидели. Теперь на цыпочках возвращаемся обратно к своим.

На станцию успели вернуться вовремя, как и все остальные казачьи разъезды. Только успели сложить один к одному результаты разведки, как с северо-запада, вдоль дороги и от реки в сторону наших оборонительных позиций в зоне видимости выдвинулись три большие группы противника.

– Что будем делать, Тимофей Васильевич? – нервно покусывая ус, спросил капитан Гембицкий, оторвавшись от бинокля. – Их около двух тысяч пехоты и пара сотен конницы.

– Будем выполнять свой долг, господин капитан, – ответил я, продолжая рассматривать противника через удачно приобретённый в столице шестикратный Zeiss. – Как я вижу, опасность для нас представляет конница – это регуляры. И, вернее всего, их готовил полковник Воронов. Остальные – сборище ихэтуаней. Огнестрельного оружия у них не много. Так что отобьемся, господа.

Я повернулся к офицерам, которые собрались для постановки боевой задачи.

– Вы правы, Тимофей Васильевич. Во время нашей предыдущей осады больше всего нам досаждали всадники. И надо отметить, что с седла стреляют они метко, проносясь мимо наших позиций. Теперь понятно, откуда у них такая сноровка. Выучили на свою голову… – Пётр Варфоломеевич досадно покачал головой. – Господа офицеры, слушай боевой приказ.

Все офицеры, и даже капитан Росс, присутствующий на этом совещании, приняли стойку смирно. Гембицкий быстро и толково обрисовал положение, определил задачи каждому подразделению, произвёл моральную накачку, типа «враг будет разбит, победа будет за нами», и отпустил офицеров. Понаблюдав ещё за приближающимся противником, я вместе с капитаном двинулся на обход позиций. Хотел сначала с казаками сорваться, но счёл это неудобным, так как обещал быть у Петра Варфоломеича за начальника штаба, а сам с утра в разъезд отправился, хоть и отпросившись у капитана, да и сейчас с удовольствием бы с сотником Смоленским ушёл.

Задумали мы с ним одну пакость для циньских конных сотен. Если получится провернуть вентерь-подводку под пулемёты, то можно будет хорошо проредить всадников противника, а то и совсем их разбить. Соотношение двух сотен китайских наездников против полусотни казаков, конечно, не в нашу пользу, но два пулемёта Мадсена со скорострельностью четыреста пятьдесят выстрелов в минуту и по триста патронов на каждого могут перетянуть успех в схватке на сторону забайкальцев. Федя Злобин и Коля Рьянов показали себя прирожденными пулемётчиками. И, как ни хотелось мне посмотреть, что получится у казаков, пришлось остаться в расположении десанта и обходить вместе с Гембицким позиции обороняющихся, уточняя, если оно требовалось, их задачи.

Со стороны китайцев раздались первые выстрелы и полетели первые пули. В ответ шрапнелью ударили пушка французов и одна пушка американцев, которые изначально были у отряда, отправленного полковником Анисимовым для обороны станции.


«Жалко, что морпехи потеряли свои две пушки, – подумал я. – А то бы залп был куда солиднее и эффективнее. Глядишь, ихэтуани и разбежались бы от испуга. Вон, застыл на месте отряд бандитов, куда шрапнель прилетела. Но как рассказывал капитан Росс, ихэтуани в лесу насели так, что орудия пришлось бросить. Хорошо хоть, из морпехов трёх человек всего потеряли, включая захваченных в плен и казнённых, да раненых было семь человек. Всех их в Таку отправили вместе с Савицким».

Пока раздумывал, один за другим раздались залпы стрелков третьей роты. Даже невооружённым глазом было видно большое количество падающих в толпе бандитов. После пятого залпа те восставшие, которые наступали на позиции третьей роты со стороны реки, остановились и побежали назад.

В этот момент китайская конница навалилась на оборону роты штабс-капитана Врублевского и американских морпехов. Человек двадцать показали неплохие навыки стрельбы на ходу, проносясь мимо позиций, но основная масса всадников, подлетев к зданиям, баррикадам и окопам метров на сто, остановилась, дружно выстрелила, причём довольно метко, и, развернув коней, попыталась быстро удалиться в сторону. Но не тут-то было. Слитно прозвучал залп русских стрелков, морпехи также ответили дружно, а потом из-за зданий с криками и свистом выскочила казачья полусотня с шашками наголо и понеслась за китайскими всадниками.

Те сначала опешили от такой наглости, но потом, повинуясь командам своих офицеров, начали дружно разворачиваться в сторону казаков. Станичники, изобразив испуг, дружно развернули коней и кинулись наутёк. Воодушевленные циньские всадники с визгами и криками кинулись в погоню, наплевав на позиции стрелков и морпехов. Пара минут, и они все скрылись за ближайшим холмом, за которым была низина, а дальше небольшой высоты – вытянутый шагов на сто – холм с очень крутыми склонами. На верхушке холма по нашей задумке с сотником располагались два расчета ручных пулемётов.

«Чтобы ни одна пуля мимо врага не пролетела, – мысленно пожелал я удачи казакам. – А вас, станичники, они пусть минуют».

Всадники умчались, а на смену им выступила толпа восставших, с какими-то завываниями бросившихся бегом в атаку. Чтобы остановить их пыл, хватило двух залпов орудий, которые успели развернуть, и слаженной стрельбы ротных стрелков и морпехов. Ихэтуани, видя, как много из них, залившись кровью, падают на землю, сначала остановились, а потом, развернувшись, побежали назад.

К этому моменту закончилась стрельба, доносившаяся оттуда, куда умчалась конница. Что там случилось, было пока не ясно, но уже можно было с уверенностью сказать, что первый приступ или штурм отбит с большими потерями для противника. Остается выяснить, какие потери у нас и что случилось у казаков. Капитан Гембицкий начал отдавать распоряжения о предоставлении докладов по потерям и наличию боеприпасов, когда раздался звук гудка паровоза, а потом грохнул выстрел. Раздался продолжительный свист снаряда, и среди стремительно отступающих ихэтуаней расцвёл султан разрыва фугасного заряда.

«Вот и главные силы подоспели, кажется, или подмога, – подумал я. – Недолго мы в одиночестве пробыли. Это, конечно, хорошо, только как мне перед генералом Стеселем предстать? Севастьяныч вместе с моим багажом убыл с подполковником Савицким, и форма моя выглядит просто ужасно. Как мог, почистил, заштопал разрез на левом рукаве. Ладно, у казаков фуражка нашлась, а Смоленский поделился офицерской кокардой, а то бы в бандане пришлось идти. И чего за мысли в голову лезут?! Вероятно, отходняк пошёл. Всё-таки соотношение сил было серьёзно не в нашу пользу. А отделались легко. И дальше бы так же!»

Как и ожидалось мною, на первом составе прибыл штабс-капитан Санников.

– Тимофей Васильевич, вы живы?! Радость-то какая! – приветствовал меня военный инженер, когда я вместе с капитаном Гембицким прибыл на перрон. – А то мы сильно переживали, когда полковник Савицкий сообщил офицерскому собранию дивизии, что вы не вернулись из разведки. Анатолий Михайлович сильно гневался на ваш безрассудный поступок. Так что готовьтесь к неприятному разговору, но главное, что вы живы!

Неподдельная радость Санникова и других офицеров дивизии стала светлым бонусом перед получением хорошего фитиля от генерала Стесселя по окончании краткого совещания на вокзальной платформе. После много говорящей мне в отличие от других офицеров фразы: «Господа, все свободны, а вас, капитан Аленин-Зейский, попрошу остаться», узнал много о своих умственных способностях, о недозволительном и легкомысленном поведении офицера Генерального штаба, спасителя и близкого знакомого, можно сказать друга цесаревича, о выговоре, полученном генералом от адмирала Алексеева. Закончилось всё тем, что до прибытия в Тяньцзинь был временно назначен на должность адъютанта при командире дивизии. И был послан привести свой внешний вид в соответствие с новой должностью. Как следствие, отправиться вместе с Санниковым на разминирование пути и моста не удалось. Попытался заикнуться об этом, но взгляда Анатолия Михайловича оказалось достаточно, чтобы не настаивать на своём. Хорошо, что за форму и внешний вид сильного выговора не получил. Кстати, надо найти Севастьяныча и переодеться.

Судя по всему, моим боевым действиям на данном театре пришёл конец, придётся становиться добропорядочным, услужливым штабным офицером. Хорошо, что ненадолго. Максимум на неделю, а у генерал-губернатора Гродекова, надеюсь, удастся выпросить какую-нибудь живую должность. Ну не паркетный я офицер. О карьерной лестнице думаю, но пока хотелось бы повоевать без большого начальства над душой, в которой я как был, так и остался в большей степени «группёром», то есть командиром группы специального назначения. Вот это моё!

Когда искал Севастьяныча, повстречался с сотником Смоленским, следовавшим на доклад к генералу Стесселю. Вентерь-подводка под пулемёты циньских всадников удался в полной мере. Изображая паническое бегство от конницы противника, казаки разделились на два отряда, обтекая холм, на котором были оборудованы позиции для двух ручных пулемётов. Китайцы также разделились на две группы преследования, обходя холм, и тут им во фланги ударили «мадсены» практически в упор. И если в моём мире «кинжальный» огонь для пулемета начинался с трёхсот метров, то в этом случае не было и пятидесяти.

Одним словом, «суперкинжальный» огонь – и к двум сотням китайских кавалеристов пришёл белый пушной зверёк с милой мордашкой под названием «песец». Казаки Злобин и Рьянов показали, что их не зря считали лучшими стрелками в сотне. Проредили китайцев изрядно. Со слов Василия Алексеевича больше сотни всадников противника пулемётчики уложили на землю. Остальные в панике повернули назад, тут уж казачки не оплошали. Бегущего врага рубить всегда сподручней. Жалко, что не обошлось без потерь, трех станичников потеряли да пятеро ранены. Двое тяжело, вряд ли выживут. Зарвались с преследованием, вот и нарвались на обратку. Бегущих-то, точнее, скачущих сломя голову китайцев оставалось в два раза больше. Когда они очухались, уже казакам пришлось спасаться. Но потери в восемь казаков против минимум ста двадцати убитых и раненых китайцев – просто отменный результат. Да и трофеев казакам изрядно перепало. Смоленский весь светился от счастья и лыбился, как кот, объевшийся сметаны.

– В общем, Тимофей Васильевич, ваши «мадсены» – это что-то удивительное! Я в них влюбился. Мало того что из засады столько китаёзов положили, так потом, когда те после бегства на нас повернули, Рьянов и Злобин, догнав полусотню, с седла огонь открыли и китайцев отогнали. А так бы потерь было значительно больше. Замолвите словечко перед его превосходительством, чтобы он эти пулеметы в нашей сотне оставил, – закончив рассказ о бое, сотник с умилительно-просящим видом посмотрел на меня.

– Всё, что от меня зависит, сделаю, Василий Алексеевич.

– Заранее спасибо! А я на доклад и распишу ваши пулемёты с лучшей стороны. Они и вправду просто чудо! Честь имею! – козырнув, Смоленский с улыбкой на устах направился к вагону, где расположился штаб дивизии со своим командиром.

Посмотрев вслед сотнику, я направился искать своего денщика, который должен был находиться в этом составе. Всего, как я уже выяснил, в этот раз на Тяньцзинь шло пять поездов с вагонами и платформами с общим количеством войск около трех тысяч солдат. В первом составе следовали русские роты и отряд германцев. Они вместе со вторым ушли вперёд к мосту, где капитан Санников должен был разобраться с минами-фугасами под полотном и на самом мосту. Третий эшелон со штабом и русскими частями стоял на станции, а за ним разместились ещё два железнодорожных состава, в которых ехали союзники. Общее количество их составило почти тысячу человек.

Севастьяныч оказался удачливее своего офицера, потому что он нашёл меня, а не я его. После этого мне пришлось вновь удивиться его умениям. Стрелок Хохлов Михаил Севастьянович каким-то образом умудрился найти в Тонгку новый офицерский белый легкий мундир и фуражку. И главное, моего размера. Внятно объяснить происхождение формы денщик мне не смог, «подвернулось удачно, ваше высокоблагородие», но десять рублей стребовал, ибо свои потратил. Не прошло и получаса, как я, умытый, побритый, – теплая вода взялась из ниоткуда, – переодетый в чистое и новую форму, с перенесенными на нее с парадного мундира орденами и генштабовским аксельбантом, благоухая одеколоном, направился в вагон, в котором следовал генерал Стессель.

«Пришло время выполнять свои новые адъютантские обязанности, черт бы их побрал. Лучше Санникову помог бы мины снимать. Ну не люблю я эту штабную работу, но придётся привыкать», – думал я, на ходу отвечая на приветствия солдат и офицеров, находящихся на перроне.

Не успел я дойти до вагона, как от моста послышалась частая стрельба, застучали пулемёты, а потом раздались выстрелы из орудий. Придерживая шашку, бегом ломанулся в вагон.

– Господа офицеры! Как мы и ожидали, противник проявил себя. Если нашим сапёрам не удастся обезвредить фугасы, то дальнейшее продвижение к Тяньцзиню будем осуществлять в пешем порядке.

Генерал Стессель прохаживался вдоль стола штабного купе, на котором была расстелена карта. Остановившись, он склонился над столом, задумчиво пробарабанил пальцами правой руки по столешнице. Подняв голову, произнёс:

– Сотник Смоленский, срочно выдвигаетесь к мосту. Убитых и раненых оставляете на станции. С нетерпением жду через ваших казачков доклада о сложившейся ситуации от полковника Савицкого, который возглавляет авангард. Надеюсь, капитану Санникову удастся разминировать пути и мост. Выполняйте приказ, сотник!

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

Василий Алексеевич резко кивнул головой, попытка щёлкнуть каблуками своих несколько разбитых сапог ему не удалась, после чего, развернувшись, сотник, надевая на ходу фуражку, двинулся на выход из купе, где мы с ним чуть не столкнулись. Увидев мой иконостас, до этого я носил только Георгия, медали «За храбрость» да «клюкву», Смоленский восхищённо покрутил головой и сжал кулак, показав большой палец. Усмехнувшись в ответ, я пропустил сотника мимо себя на выход.

– Тимофей Васильевич, вы ли это? – услышал я в этот момент вопрос Стесселя.

Повернувшись к генералу, я громко произнёс:

– Разрешите войти, ваше превосходительство?

– Входите, капитан, входите. Приятно видеть вас в таком виде и со всеми наградами. Что же вы скромничали раньше?

На первом приеме у генерала я также был только с Георгием, медалями и аннинскими крестиком и темляком на шашке. Да и видели меня тогда только генерал и его секретарь. Теперь же нацепил все награды, а то заметил пренебрежительные ухмылки штабных офицеров, когда отходил от Стесселя на перроне после полученной головомойки меньше часа назад. Небритый, грязный есаул без единой награды получил генеральский втык. Вот пускай и знает свое место. Ну и мы вам, «небожителям» чистеньким да отутюженным, нос-то утрём. На моём мундире на груди добавились ордена Анны третьей степени с мечами и Владимира четвёртой, а на шее – Станислава второй. Хорошенький такой пул из орденов. Не каждый полковник имеет такие награды. Да и Анатолий Михайлович на мой Георгий с завистью поглядывал.

– Ваше превосходительство, я просто выполнил ваш приказ по форме соответствовать должности адъютанта.

– Что же, скромность украшает человека. Когда есть, чем гордиться, можно позволить себе быть скромным, – генерал сделал рукой жест, как бы приглашая офицеров, находившихся в штабном купе, оценить мои ордена. – Когда нечем, быть скромным предпочтительно. Ну, это так – к слову. Что можете сказать о сложившейся ситуации, господин капитан?

– Ваше превосходительство, если напали только ихэтуани, то страшного ничего нет. Оборудованных позиций и сил на станции достаточно, чтобы отбить нападение, даже не привлекая подразделений, находящихся в составах. Как военная сила восставшие слабы. Это «пушечное мясо». Хуже будет, если боевые действия начнут войска генерала Не. С ними справиться будет труднее, но подготовка наших солдат намного выше.

– А если они взорвут мост и повредят железнодорожный путь, капитан?

– Ваше превосходительство, если честно, то все составы я бы оставил на этой станции, а дальше следовал пешком. Боюсь, что за мостом нас ждут либо заминированные, либо разрушенные железнодорожные пути. Между тем до Тяньцзиня осталось меньше двадцати верст. Это четыре часа марша. До полудня можно дойти, если не будет боя. Если же противник попытается нам противодействовать и привлечёт для этого значительно превосходящие нас силы, то сначала приток Пэйхо с мостом и бродом, а затем станция станут опорными точками для обороны. Эшелоны же позволят нарастить и усилить наш отряд и доставят всё необходимое из Тонгку.

– Мысль интересная, тем более, в Тонгку железнодорожной отправки ожидают десятый Восточно-Сибирский стрелковый полк, третья батарея артиллерийского дивизиона и роты Вэйхайвэйского, Гонконгского английских десантных полков и валлийские стрелки. А войска генерала Не, вернее всего, нападут. Императрица Цзы Си вчера объявила всем государствам, входящим в коалицию, войну. Об этом, Тимофей Васильевич, вы ещё наверняка не слышали.

Признаться, если бы я не знал того, что случилось в моём мире, я был бы ошеломлён этой новостью, а так мне пришлось изображать удивление.