Поход

– Извините, Аленин-сан, но на английском языке это хокку звучит несколько коряво.

– Благодарю вас, Хаттори-сан, оно прекрасно.

Мой обмен любезностями с командиром японского десанта, на который удивлённо смотрел Станкевич, прервал английский матрос, точнее, судя по нашивке в виде якоря и короны, старшина первого класса. Данный морячок, пройдя мимо нас, как мимо пустого места, споро начал прицеплять английский флаг к верёвке флагштока. Пока мы, охреневшие, выпучив глаза, смотрели на наглеца, тот быстренько поднял «Юнион Джек» вверх. Из столбняка меня вывел голос капитана Крадока:

– Господа! Прекрасная победа союзного десанта, не правда ли?!

Я повернулся на голос и увидел бравого командира англичан, который, постукивая стеком по сапогу, задрав голову, любовался на развевающий флаг.

– Мой отряд займет данный форт и не допустит, чтобы он вновь перешёл в руки этих грязных китайцев, – Крадок с открытой улыбкой, доброжелательно осмотрел нас. – Вы не против, господа?

От такой бесцеремонности завис, по-моему, не только я. Хаттори, как говорят японцы, потерял лицо. Его удивление показывало не только положение глаз, но и вся фигура капитана. Про Станкевича можно было ничего не говорить, он просто хлопал ресницами, не в силах даже вздохнуть.

С трудом отвиснув, я произнёс:

– Это хорошая мысль, капитан Крадок. Оставляем форт на вас. Хаттори-сан, надо проверить своих людей, разобраться с ранеными и убитыми. После этого нас ждёт северный форт.

Командир японского десанта, придя в себя, благодарно посмотрел на меня.

– Согласен, Аленин-сан. Я сейчас отдам приказ. Уничтожение противника перед входом в галерею оставляем на англичан?

– Капитан Крадок сам изъявил желание осуществить это. Сильвестр Львович, – я обратился к поручику Станкевичу. – Отведите наших солдат за пределы форта к его юго-восточному фасу. Здесь оставляем только раненых и убитых. Их заберём после захвата всей крепости.

– Господа, о каких китайцах и галерее вы говорили? – прервал меня командир английского десанта.

– Данный форт связан с северным подземной галереей. На её начале между зданиями засело около ста китайских солдат, которые до сих пор оказывают сопротивление. Не исключаю, что они ждут подкрепления, чтобы ударить во двор форта. Я иду к своим людям, чтобы отвести их. Надеюсь, ваши матросы быстро займут их место, – закончив свою бесстрастную речь, капитан Хаттори, кивнув головой, четко сделал поворот кругом и направился к своим бойцам. С той стороны до сих пор трещали выстрелы.

Английский офицер, несколько растерявший свою жизнерадостность, с тревогой обратился ко мне.

– Господин капитан, у меня всего сто шестьдесят воинов, возможно меньше, я ещё не получил докладов о потерях после обстрела нас артиллерией форта и при его штурме. Мы можем не справиться при контратаке этих желтых обезьян, если их будет больше нас.

– Неужели мужественные представители Альбиона не смогут отразить атаку каких-то желтых обезьян? С вашим-то опытом?!

– Нет, мы, конечно, справимся, – Крадок гордо подбоченился. – Но было бы лучше и надёжнее, если бы вы оставили здесь несколько ваших пулемётных команд.

– Млять… Девушка, дайте воды напиться, а то так кушать хочется, что переночевать негде… – эти слова я произнёс по-русски, после чего тихо и ласково обратился к Станкевичу:

– Сильвестр Львович, вы до сих пор здесь? Выполняйте приказ. Немедленно!

Дождавшись, когда поручик буквально испарится с места, где только что стоял, я повернулся к Крадоку, краем глаза успев заметить в воротах появившихся германских матросов. Английский офицер-джентльмен уже успел нацепить на лицо самое благожелательное выражение и с улыбкой поинтересовался у меня:

– Господин капитан, я не смог разобрать ваш ответ на мою просьбу о пулемётных расчетах. Думаю, пяти хватит.

– Дорогой Крадок, я вежливо ответил вам «нет» на своём языке. Да! Не забудьте, в потернах также могут скрываться солдаты противника, – я махнул револьвером в сторону стоящих на коленях, сдавшихся китайцев.

После этого, вложив револьверы в кобуры, я поднял с земли пулемёт и направился за Станкевичем. Надо было проконтролировать, чтобы смена наших бойцов на английских матросов прошла без эксцессов. Тем более, чувствую, что скоро и капитан цур зее фон Поль в форт пожалует. Как говорится, «у победы всегда много отцов, а поражение всегда сирота», хотя о победе пока говорить рано, надо ещё четыре форта занять.





Глава 6. Крепость Таку




Я стоял на восточной стене южного форта номер два и смотрел через бинокль на идущую по реке китайскую грузовую баржу под парусами, которые казались алыми в лучах заходящего солнца.

– Что там, Тимофей Васильевич? – поинтересовался у меня поручик Станкевич, который пытался рассмотреть судно невооружённым глазом.

– Я думаю, на этом корыте оставшиеся в живых китайские солдаты с северных фортов. Вернее всего, с помощью рыбачьих лодок захватили эту посудину и попытаются на ней прорваться вверх по реке. Самоубийственный, конечно, шаг, но, как говорится, «смелость города берёт». Мы-то сегодня форты взяли, а сил у нас было в два раза меньше, чем у противника.

– Судно идёт уверенно. Прилив и ветер попутный. Может, и получится у них проскочить мимо фортов, а там, не доходя Тонгку, высадятся на берег и соединятся со своими, – задумчиво произнёс поручик.

– Вы, имеете в виду те китайские войска, о которых говорил Хаттори-сан?

– Да, господин капитан. Если там действительно семь тысяч солдат и сорок орудий, нам будет несладко.

– Сдюжим, Сильвестр Львович. Вояки из китайцев, скажем так, слабоватые. Вспомните, как они впереди собственного визга улепётывали с северных фортов к морю… – произнося эти слова, я мысленно пробежался по тем событиям, которые произошли за сегодняшний день после захвата форта номер четыре…

Оставив в северо-западном форте наших английских и немецких союзников, мы вместе с японцами буквально на плечах бегущих китайцев ворвались в северный форт. Бегству китайцев способствовали несколько мощных взрывов на южном форте, которые вызвали там пожары. Видимо, рванули склады со снарядами отдельных орудий. Кроме того, увидев взвившийся над фортом номер четыре британский флаг, канонерские лодки под громкие и радостные крики матросов снялись с якорей и направились вниз по реке ближе к её устью. Канонерки пошли все, кроме «Гиляка», который, как потом узнали, получил множество повреждений и потерял четверть экипажа убитыми и ранеными.

Северный форт мы взяли, можно сказать, без единого выстрела. Двигаясь двумя штурмовыми колоннами вдоль насыпи над подземной галереей, соединяющей форты, увидели, как гарнизон форта номер один, как и перебежавшие из юго-западного форта китайцы, не дожидаясь нашего подхода, бежал со стен прямо в море. В связи с отливом, оголившим на большое расстояние устье Пэйхо, китайские солдаты пытались удрать как можно дальше по побережью. Кстати, многие из них завязли в густом иле и потом утонули, накрытые приливом, который начался после трёх часов ночи, но был ещё слабым на момент бегства.


Пока русские и японцы штурмовали северный форт, германцы и англичане, освоившись в форте номер четыре, открыли оттуда огонь из захваченных орудий. Теперь уже точно и не скажешь, чей выстрел, – германцы утверждают, что стрелял их австрийский комендор, моряки ссылаются на снаряд с «Бобра», – но этот выстрел стал «золотым», как говорят на флоте. На южном форте от него рванул большой погреб боеприпасов и начался сильный пожар. После этого взрыва огонь южных фортов прекратился, а уцелевшие от взрыва китайцы бросились бежать в сторону Таку и городка Сику, но попадали под пули пулеметов Максима, которые безостановочно стучали на марсах «Гиляка», а также под огонь из пулемётов, скорострелок и шрапнель других канонерок, вставших на якорь перед южным фортом. Позже, днём, когда из оставшихся в живых и сдавшихся в плен китайцев сформировали похоронные команды, на этом пути бегства собрали больше трехсот трупов солдат из Поднебесной.

Десант, сформированный из моего, германского и австрийского отрядов, на лодках, миноносцах переправили через Пэйхо. Как я отметил для себя, практически ровно в шесть ноль-ноль были заняты оба южных форта. Русские флаги – российский и Андреевский, которые нёс погибший стрелок Ткач, – были водружены на самом мощном южном форте номер два. Германцы и австрийцы водрузили свои стяги на прибрежном форте номер три. Японский флаг был до этого водружён вместе с нашим на северном форте, а к британскому «Юнион Джек» на форте номер четыре присоединился итальянский. На пятый форт сил десанта не хватило. В четырех гарнизонах фортов было по сто пятьдесят – двести человек.

Когда переправлялись через реку, повезло столкнуться с лейтенантом Бахметьевым, корабль которого участвовал в переправе. От него узнал, что наши миноносцы ночью не бездействовали. Сначала номерные собачки «Двести три» и «Двести семь» вместе с британскими контрминоносцами «Fame» и «Whiting» захватили четыре китайских дестройера-истребителя, стоявших около адмиралтейства Таку. Истребители миноносцев были взяты без боя. После первых же выстрелов с «Fame» и «Whiting» китайские моряки оставили свои суда и бросились на берег. Англичане, взяв добычу на буксир, оттащили их в Тонгку.

В это время командир «Двести третьего» лейтенант Славинский с командой матросов с обоих русских миноносцев занял китайское адмиралтейство и поднял на нем Андреевский стяг. Это был первый русский флаг над захваченным объектом противника во время этого конфликта. Большой плюшкой при захвате адмиралтейства стало то, что в одном из его сухих доков стоял на ремонте китайский минный крейсер. Неплохой такой приз водоизмещением в тысячу сто тонн, построенный «по английским чертежам». Судовые механизмы и оборудование импортированы из Великобритании, вооружен кораблик тремя стодвадцатимиллиметровыми скорострелками Круппа, некоторой мелочью и четырьмя торпедными аппаратами. Заведовать этими мастерскими и доками было поручено мичману Редкину, который хорошо говорил по-китайски.

Лейтенанты Эшапар и Бахметьев в это время на своих миноносцах наблюдали за китайским крейсером «Хай Тен», чтобы атаковать его немедленно, если тот предпримет враждебные действия. После ночного дежурства, так и не дождавшись движухи от китайских моряков, приняли участие в перевозке десанта через Пэйхо для занятия южных фортов.

Комендант Таку генерал Ло Юнгуань до последних сил отстаивал вверенную ему крепость. Видя свое бессилие, генерал Ло по долгу китайского военачальника, проигравшего битву, «принял золото». Это особый китайский метод самоубийства высших чиновников при помощи золотой фольги. Заключается он в том, что приговорённый помещает тончайшую золотую пластинку на ладонь или на рот и вдыхает ее. Фольга закупоривает горло, и человек в мучениях задыхается. Добровольный уход из жизни – аналог японского харакири – происходит на глазах нескольких мандаринов, которые отправляют потом наверх доклад. Такой смертью генерал Ло Юнгуань спас честь и обезопасил свою семью от гнева императора. Об этом мне любезно поведал Николай Иванович, чей миноносец «Двести пятый» несколько раз за этот день причаливал к нашему форту номер три.

После захвата южного форта я как-то автоматически стал его комендантом, и навалилось столько проблем, что мама не горюй. Уже через час на немецком паровом катере мне был доставлен приказ от капитана первого ранга Добровольского, в котором Кирилл Романович настоятельно требовал в кратчайшие сроки привести это укрепление в порядок и быть готовым отразить нападение противника. Форт не сдавать!

В порядок нашу маленькую крепость привели в течение пары часов, только из-за того, что захватили достаточное количество пленных, да я ещё пару отделений солдат отправил в Таку и Сику, откуда они пригнали ещё с сотню китайцев. Форт канонерки обстреляли солидно. Бетонные стены внутри были побиты, имели вмятины и дырки, будто в сыре. Несколько орудий были повреждены, но, слава богу, новые – Круппа и Армстронга – хоть и имели пробития в защите, но стволы и пушечные механизмы были целые.

Вдоль парапета, внутри двора валялись китайские стрелки и артиллеристы. Трупов было много. Некоторые без головы, рук, ног, обгоревшие. Многие мои солдатики при такой картине исполнили «оперу рыголетто в стиле харчметал». Не удержался от музыкального исполнения и подпоручик Янчис. Но я никого не осуждаю, потому что и сам еле сдержался при виде некоторых особенно страшных картин.

К обеду форт более или менее привели в порядок, убрав трупы и мусор. Разобрались с орудиями, боеприпасами к ним. При этом возникла большая проблема. Пушки были, а стрелять из них было некому. В остальных фортах в гарнизонах из матросов артиллеристы были, а у меня нет. И что делать с этим, я не представлял. Бахметьев, который в очередной раз пристал к нашему форту, чтобы забрать раненых и убитых, сообщил о потерях на наших канонерках. По сравнению с моим отрядом они были просто ужасающими. Из моих стрелков погиб Ткач, а ранеными оказалась только сладкая парочка «Твикс». Честное слово, до сих пор не верю в такую удачу. А к морякам фортуна в этот раз повернулась филейной частью, хотя и не ко всем.

На «Бобре», со слов Николая Ивановича, несмотря на то что он постоянно находился под огнём противника вместе с другими канонерками, плюс к этому, оспаривал «золотой» выстрел, который поднял на воздух главный пороховой погреб, после чего начался общий драп китайцев, никаких серьёзных повреждений. Осколками снарядов пробило в нескольких местах рангоут, такелаж и бортовой иллюминатор. Но убитых и раненых на лодке не было. И уже начала ходить среди моряков сказка о том, что во время всего боя на одной из рей «Бобра» сидели два голубя, улетевшие только после того, как орудия прекратили огонь. А это означало, что «Богородица своим покровом защитила ”Бобр”, потому-то и убитых и раненых нет».

Остальным нашим канонеркам повезло меньше. На «Корейце» убито два офицера и девять матросов, двадцать морячков ранены. На «Гиляке» сильно обгорел лейтенант Титов, говорят, живого места не осталось. Убито восемь и ранено сорок восемь нижних чинов. Кондуктора Гурьева опознали только по боцманской дудке, от водолаза Злобина остался один уголь, а от марсового Янченко вообще не осталось и следа.

С учетом этих потерь взять в ближайшее время где-то моряков-артиллеристов для орудий форта было нереально. Подумав, я на миноносце Бахметьева сходил через реку в северный форт к японцам. Капитан Хаттори, войдя в моё положение, расщедрился и выделил целых пять расчетов, и уже через час лейтенант Шираиши привёл одно стопятидесяти-, два стодвадцати- и два восьмидесятимиллиметровых на пехотных лафетах орудия Круппа в боевую готовность. Теперь у нас было чем встретить противника, кроме винтовок и десяти пулемётов.

После полудня крепость Таку посетили вице-адмирал Гильтебрандт и контр-адмирал Куржоль, которые в первую очередь побывали на своих кораблях. Французы отделались ночью, можно сказать, легким испугом, в их «Lion» попало три снаряда, и было ранено три нижних чина. Такая вот закономерность получилась. Из иностранных канонерских лодок больше всего пострадала немецкая канонерка «Iltis». Она получила шестнадцать попаданий снарядов, причём особенно пострадали мостик и штурманская рубка. Командир корабля Ланц был тяжело ранен, получил двадцать пять осколков и потерял ногу. Помимо него были убиты один офицер и четыре нижних чина, четырнадцать ранено. В английский «Algerine» попало пять снарядов, было ранено два офицера и семь нижних чинов.

Адмирал Яков Аполлонович при посещении наших канонерок благодарил команды за смелость и мужество во время ночного боя, побеседовал с каждым из раненых, кто был в сознании, также принял участие в службе по убиенным. Всех погибших чуть позже предали волнам Чжилийского залива. Вряд ли Козьма Ткач, житель города Винница, мог себе представить, что над ним сомкнутся воды залива, рядом с устьем китайской реки Пэйхо. Трудно себе представить расстояние, пролегавшее от его места рождения до той точки на карте, где он нашёл свою смерть.

Посетил вице-адмирал Гильтебрандт и наш форт.

– Отряд, равняйс-с-сь! Смирно-о-о! Равнение на середину! – печатая шаг, дошёл я до Гильтебрандта. – Ваше превосходительство, сводный отряд двенадцатого Восточно-Сибирского стрелкового полка принял участие в боях за крепость Таку, им, совместно с союзными десантами, захвачены северо-западный, северный и южный форты. Потери составили: один стрелок убитый, двое раненых. Южный форт готов к обороне. Доложил начальник отряда Генерального штаба капитан Аленин-Зейский.

Дождавшись, когда адмирал повернётся к строю, я сделал шаг вправо и развернулся к отряду, встав за левым плечом командующего эскадрой Тихого океана. Гильтебрандт вместо того, чтобы поздороваться, не отрывая правую ладонь от фуражки, направился к правому флангу трехшереножного строя. Пройдя вдоль него, несколько затормозив перед строем японских матросов, вернулся в центр перед построением, после чего хорошо поставленным голосом, который можно было услышать и во время шторма, произнёс:

– Благодарю за службу, братцы!

– Рады стараться, ваше превосходительство! – грянуло в ответ.

Японцы также рявкнули что-то по-своему, не уступая стрелкам.

– Вольно-о-о! – скомандовал адмирал, а я продублировал его команду.

– Капитан, а что тут делают японцы? – тихо спросил меня Гильтебрандт.

– Ваше превосходительство, у меня в отряде нет артиллеристов, а капитан первого ранга Добровольский приказал в кратчайшие сроки подготовить форт к обороне. С учетом потерь на наших канонерских лодках я принял решение просить у союзников, с которыми брали северные форты, временно помочь с расчетами для орудий. Капитан Хаттори любезно предоставил своих подчинённых для пяти пушек. Теперь мы готовы противостоять любому противнику.

– Разумная инициатива, – задумчиво произнёс Яков Аполлонович. – Что же, давайте познакомимся с нашими союзниками.

После этих слов адмирал направился к строю японских матросов. Подойдя к лейтенанту Шираиши, Гильтебрандт произнёс на французском языке:

– Господин лейтенант…

– Ваше превосходительство, – я вежливым тоном перебил адмирала, – прошу прощения, но лейтенант Шираиши не знает этого языка, но превосходно говорит на английском и немецком.

– Это не проблема, – произнёс Яков Аполлонович, переходя на английский. – Я хотел бы высказать большую признательность, лейтенант Шираиши, за ту помощь, которую вы оказываете нам. Российская империя этого не забудет!

– Ваше превосходительство, я, капитан Хаттори и много других воинов Страны восходящего солнца имеют долг жизни перед Аленин-саном, поэтому мы готовы в любой момент отдать этот долг и наши жизни.

Адмирал удивлённо посмотрел на меня, а потом на Шираиши, своим внешним видом изобразив желание услышать объяснение. Японец это понял и продолжил:

– Во время атаки во дворе северо-западного форта по нашему отряду должны были выстрелить два восьмидесятимиллиметровых орудия. Как позже выяснилось, они были заряжены шрапнелью. Если бы господин капитан не уничтожил прислугу этих пушек, многие наши воины погибли бы.

– И каким образом господин капитан уничтожил солдат противника? – этот вопрос был задан уже мне.

– Ваше превосходительство, я использовал ружье-пулемёт. Двадцать штук я вёз в Приамурье к генерал-губернатору Гродекову для испытаний. Десять из них по распоряжению вице-адмирала Алексеева были переданы в сводный отряд нашего десанта.

– И как они себя показали?

– Мне очень понравилось, – ответил я, а Шираиши расцвел в улыбке, благо разговор продолжался на английском языке.

– Герман Яковлевич, – обратился адмирал к одному из офицеров в звании капитана первого ранга из своей свиты, который быстрым шагом приблизился к нам. – Внесите японских офицеров в наградные листы. И вам, господин капитан, рекомендую не затягивать с отчетом о бое и со списком к наградам. На ваш отряд, как и для канонерок, также выделяю два ордена Святого Георгия четвёртой степени для офицеров, а для нижних чинов – два знака отличия ордена Святого Георгия по вашему усмотрению и ещё четыре на весь отряд.