Пока смерть не обручит нас

ГЛАВА 15




Он сдержал свое слово. Герцог Ламберт был на редкость честным человеком, хотя в отношении того человек ли он я не была уверена с самой первой встречи. И за время своего пребывания в замке поняла, что в этом были не уверены и другие. То, как они все смотрели на него, как склоняли головы едва он появлялся и не осмеливались поднять на него взгляд. Стоило Моргану заговорить и смолкали все голоса, воцарялась тишина, как будто они боялись… смертельно его боялись. В свой первый день на конюшне я поняла, что это далеко не самое худшее, что могло со мной произойти и в какой-то мере находиться подальше от герцога и его бешеного нрава намного лучше, чем мозолить ему глаза, пребывая в замке. И все же внутри саднило этим едким разочарованием, этим пониманием, что меня намеренно унижают и тыкают лицом в грязь, чтоб я и в самом деле ощутила себя полным ничтожеством… И пусть я не Элизабет Блэр… но Моргану Ламберту удалось пробудить во мне это ощущение собственной никчемности, как и невыносимое влечение которому нет ни единого объяснения, кроме одинаковой внешности с моим мужем.

Работе меня учил пожилой конюх Шварц. Он напоминал мне гнома Ворчуна. Не потому что был мал ростом, а скорее выражением лица, большим носом-картошкой с сизыми венами на кончике. Его глаза слегка косили и очень маленькие круглые очки придавали вытянутому лицу еще больше забавности. Седые волосы щеткой торчали из-под великоватой потрёпанной шляпы, похожей на колпак, а башмаки с чуть загнутыми носками дополняли образ, как и хромота на одну ногу. Я бы назвала его безобразным, если бы не его уважительное отношение и какое-то внутреннее благородство. Я думала, что этому миру оно совершенно чуждо. Шварцу помогал молодой парнишка Оливер. Не знаю сколько ему лет, но он моложе меня самой… точнее моложе Элизабет, а меня и подавно. Огромного роста, похожий скорее на гориллу, а не на человека, светло-соломенную гориллу под два метра ростом, обросшую мышцами, с широченными запястьями, бычьей шеей и тяжелой поступью. Его квадратное лицо, с тяжелым подбородком было очень добродушным, а светло-голубые глаза светились каким-то внутренним огнем, не подвластным пониманию. Едва он меня увидел, как его покрытые юношеским пухом щеки, покрылись румянцем.

— Что уставился? Иди займись Ураганом, он вчера колючку загнал в ногу.

Парень беспрекословно послушался и тут же ушел в соседнее стойло.

Рядом с лошадьми Шварц преображался, его неопределенного цвета глазки начинали светиться и гореть ярким пламенем, он со страстью и азартом рассказывал мне о каждом питомце, описывал какими болезнями они переболели, сколько им лет и когда и у кого день рождения. Каким образом попали к герцогу и кем были их родители. Миша обожал лошадей, мы часто ездили на ипподром, и он научил меня верховой езде. Конечно, я не была в этом профессионалом, но влезть в седло могла.

— Вы не бойтесь их, они все чувствуют и понимают. Дадите слабину и затопчут. Лошади очень гордые и сильные животные, но они готовы склонить голову перед человеком если посчитают его достойным.

Он подводил меня к каждому стойлу и описывал характер животного.

— Важно знать о них все. Каждая деталь сыграет на руку. Их надо любить. Если нет любви, то к любому животному лучше не приближаться. Первое время я буду заходить вместе с вами они должны к вам привыкнуть иначе не подпустят.

— Почему вы говорите со мной на «вы», сэр Шварц?

— Я не сэр, я просто Шварц. У меня нет знатной фамилии и нет имени. А вы… вы леди. Ваши руки… ваши движения, ваша кожа.

Я усмехнулась и взглянула на серую лошадку, рассматривающую меня издалека бархатными глазами. Не могу сказать, что я прониклась к лошадям любовью изначально, но они мне нравились.

— Разве леди убирают навоз и работают на конюшне?

— В жизни всякое случается. Человек может попасть в любую ситуацию. Ваше происхождение видно не в том, что вы делаете… поверьте старому Шварцу. Он много чего в своей жизни перевидал. А иногда с конюшни до трона рукой подать…

— Как и обратно.

— Верно. Как и обратно.

— А Оливер он…

— Оливер сирота. Сэр Ламберт купил его в цирке… Точнее выкупил. Оли работает на подсобных работах то в кузнице, то на кухне, то здесь. Хороший парень, добрый. Немного не в себе, правда, но это ему не мешает выполнять все мои поручения и поручения герцога.

— Что значит не в себе?

Оливер как раз посмотрел на меня с соседнего стойла и его широковатый рот растянулся в улыбке.

— Не в себе это значит не в себе.

С дальнего края раздалось фыркание и злобное ржание.

— А там кто?

— Там? — конюх снова оживился и я увидела этот блеск азарта в его глазах, азарта и восхищения, — Ооо, там новое приобретение хозяина. Самое настоящее исчадие ада по имени Азазель. Хитрая и вредная тварь.

Хромой прошел вперед и остановился напротив стойла, я прошла следом за ним и увидела высокого стройного жеребца ослепительно белого цвета с ярко-голубыми глазами.

— Насколько он красив, настолько же коварен и опасен. Убил паренька, который приходил его кормить вчера утром. Подождал пока тот подойдет сзади и ударил копытом в грудь, а потом затоптал насмерть. Его так и не смогли объездить. Все закончилось весьма плачевно. Кормим зверюку, пододвигая корыто палкой, а то норовит и руку откусить. Вам к нему подходить не надо. Я сам с ним управлюсь.

Конь был не просто красив, а скорее напоминал волшебное существо из сказки, ему не хватало крыльев и рОга на лбу так он прекрасен. Нежный цвет глаз, светло-серебристая морда, волнистая белая грива и такой же шикарный белоснежный хвост.

— Он невероятно красив…

— О да, он невероятно красив. Хозяин привез его из последней поездки на север. Купил у барона Кельхе известного разводчика самых великолепных скакунов. Но… видимо Азазель все же бракованный. Он не поддается дрессировке. Если так продолжится и дальше — хозяин его прирежет.

Неделю я училась ухаживать за лошадьми, входила в стойло вместе с Шварцем, знакомилась, приносила еду. Первое время сильно боялась, потом страх начал уходить. Особенно с самой нежной кобылой по имени Рысь. Ее так прозвали за невероятный пятнистый окрас. Она встречала меня радостным ржанием и тыкалась мордой мне в шею, в волосы, шевелила губами, словно целуя и в ответ я целовала ее так же нежно.

Иногда рассказывала ей как прошел мой день. Хотя особо и нечего было рассказывать. С конюшни я видела сад и подъездную дорожку к центральному входу. Видела, как Морган уезжает на своем каштановом жеребце и как возвращается поздно вечером… Иногда не один. И нет это не всегда его невеста. Я не знала, что именно испытываю, когда вижу этих женщин… Досада смешивалась со злостью, а еще со злорадством, что его Агнес не единственная. У таких, как герцог не бывает единственных… А была ли я единственной у Миши? Или просто не замечала очевидного?

По утрам он выходил в сад, а я выливала ведра с грязной водой и смотрела как он неизменно спускается вниз к беседке над обрывом и по долгу всматривается вдаль. А я чищу бока Рыси и всматриваюсь в него пока не появляется Оливер с кувшином молока и куском хлеба. Женщины таким образом благодарили его за помощь по кухне, а он нес все мне… И садился у моих ног, чтобы смотреть как я ему, не отводя от моего лица зачарованного взгляда. Оли оказался немым… а точнее у него отсутствовал язык. Как и когда он его лишился я не знала… Но от чего-то мне казалось, что это Ламберт приказал отрезать язык несчастному парнишке.

Наступила жара как-то быстро и совершенно неожиданно, и я сходила с ума от духоты в конюшнях. Поливала лошадей водой, как научил меня Шварц. Обычно он приходил одновременно со мной и занимался Азазелем, жеребцом Ламберта и кобылой его невесты.

Но однажды он не пришел. Я не знала у кого спросить о нем. Полдня ходила вокруг стойла Азазеля, Ветра и Нимфы. Мне было запрещено их трогать. Но до обеда Шварц так и не пришел и лошади громко ржали. Их надо было почистить, накормить, принести им воды. В конце концов я решилась и вначале вошла к Нимфе. Потом занялась Ветром. На удивление он оказался покладистым не то что его хозяин. Позволил себя вымыть, накормить и даже расчесать гриву.

Оставался Азазель. И я прекрасно помнила, что именно мне сказал о нем Шварц. Хотя, когда смотрела на великолепное животное совершенно нежного окраса и такими светлыми глазами, что с трудом верилось, что этот красавец может кому-то причинить зло. Я подошла к стойлу, и он тут же фыкнул и начал перебирать копытами.


— Жарко, да, милый. Очееень жарко. Я бы вымыла тебя и напоила, если впустишь.

Подняла щеколду и опасливо приоткрыла дверцу. Конь скосился на меня и нетерпеливо ударил копытом. Я сделала шаг внутрь, удерживая ведро с водой и приподняв серую грубую юбку.

— Я просто налью воды.

Подошла медленным шагом к чану и медленно вылила в него воду. Конь не двигался, молча за мной наблюдая. А я завороженно наблюдала за ним. От жары он приоткрыл рот, а ноздри раздувались от быстрого и тяжелого дыхания.

— Ну что, Блондин, если ты позволишь мне тебя вымыть станет намного легче. Сразу говорю, что ты не в моем вкусе я люблю брюнетов так что приставать сильно не буду.

Я вернулась еще с двумя вёдрами и осторожно поставила их на пол. Смочила тряпку водой и протянула руку к коню тот шарахнулся назад, а я от испуга споткнулась опрокинула ведро, упала в воду. Больно ударилась головой о чан. Зажмурилась, поняв, что конь приблизился ко мне. Один удар копытом и меня не станет. Но вместо этого ощутила, как моего лица коснулись шершавые губы, открыла один глаз, потом другой. Белобрысая зверина обнюхивала меня и даже лизнула в щеку.



Вблизи он оказался еще прекрасней и его шерсть лоснилась и переливалась, как серебро.

— Ладно… я признаю, что ты самый умопомрачительный блондин из всех, кого я когда-либо видела. Но если тебя вымыть ты будешь еще красивее. Ну как? Согласен?

Конь потрепал меня за волосы, я приняла это за знак одобрения и, спустя полчаса, я намыливала ему бока, напевая под нос «Натуральный блондин», подоткнув мокрую юбку за пояс вместе с передником. Сняла корсаж платья, оставшись в одной легкой сорочке, прилипшей к мокрому телу. Пришлось вылить на себя ведро воды, чтоб отмыться от грязи и налипшей соломы. Мокрые волосы закрутила в узел на макушке, чтоб не мешали и шлёпая босыми ногами щедро поливала водой белокурого красавца под дурацкий припев песни Коли Баскова.

Зверине явно нравилась и песня и кажется даже я, потому что он покорно позволял себя натирать и поливать из ведра и даже пощипывал губами мои волосы. Я так увлеклась, что не услышала, как в конюшню вошли. А потом услышала голос герцога и дух захватило от волнения.

— Здесь налито много воды. — послышался женский голос и в ответ на него Азазель дернулся, шарахнулся в сторону. — ручьи грязи на полу. Где ваш конюх, герцог?

— Шварца придавила телегой на площади. Если вы передумали кататься верхом я прикажу запрячь вашу карету, и вы вольны ехать домой к отцу.

— Нет. Я просто имела ввиду, что здесь грязно.

Герцог ей не ответил я услышала шаги и бряцание шпор.

— Кто здесь? — властно спросил он, приближаясь к стойлу, остановился в проходе и посмотрел на меня всю мокрую с тряпкой в руках и задранной юбке. Обжигающий взгляд и головы до пят, не пропуская ни миллиметра, заставляя затаить дыхание. Я одернула юбку, а он проследил взглядом за медленно сползающей по мокрым ногам суконной тканью и повернулся к своей невесте.

— Очень грязно, но к вечеру будет убрано иначе прикажу всех высечь, — бросил на меня взгляд, который я так и не смогла прочесть. Я услышала легкие шаги и затем увидела Агнесс в розовом муслиновом платье, расшитом белыми цветами, она приподняла подол и аккуратно переступала через лужи, а когда увидела меня ее светлые брови сошлись на переносице.

— Что она здесь делает?

— Моет моих лошадей.

Ответил Ламберт, а я краем глаза заметила, как начал переминаться с ноги на ногу Азазель.

— Прекрасное место для нее, надеюсь ты не вернешь ее в дом и уже нашел ей замену.

Удар копытом и из-под копыт вылетели комья грязи, они запачкали белоснежные сандалии Агнес, и та отскочила назад. А мне захотелось вылить на нее ушат помоев и вывалять ее в мокром сене, чтоб вся эту розовость стала грязной. Чтоб вся ее идеальная красота испачкалась и больше не выглядела так высокомерно прекрасно.

— Помоги мне взобраться в седло, Морган. Иначе я вся испачкаюсь.

Вдруг вдалеке раздались крики, кричала женщина.

— Помогите… кто-нибудь, мой Хью умирает… помогитеее. Он задыхается.

Ламберт вышел с конюшни, за ним следом аккуратно ступая вышла Агнес, я выглянула в окно и увидела женщину с ребенком на руках, она вертелась из стороны в сторону.

— Не дышииит! Господи! Помогитеее!

Не знаю, как я выскочила на улицу, приподнимая юбки, бросилась к женщине.

— Что с ребенком?

— Он ел орехи и подавился… он не дышит.

Совсем крохотный, лет двух-трёх. Какие к дьяволу орехи? Куда она смотрела дура эта? Потом увидела ее красные от стирки руки с мозолями и тяжело выдохнула. Я выхватила у нее ребенка и опустила его в траву, прислушиваясь к дыханию, приподняла подбородок малыша и отвела голову назад, чтобы язычок не закрывал дыхательное горло, приоткрыла рот ребенка и наклонилась к нему, чтобы прислушаться еще раз дышит или нет. Но грудная клетка мальчика не поднималась. Я начала делать ему искусственное дыхание, но его мать дернула ребенка к себе.

— Ты что делаешь с моим сыном, ненормальная? Отдай его мне! Ты совсем обезумела? Ты хочешь его укусить?

О боже! Дай мне сил справиться с этой серостью!

— Пытаюсь вернуть его к жизни, — зашипела я на нее и склонилась над малышом, вдыхая в его приоткрытый ротик воздух снова и снова.

— Она выпивает его дыхание! Она чокнутая и убьет твоего сына, Рив!

Я перевернула мальчика и ударила несколько раз по спинке, кто-то заохал и запричитал, что я искалечу ребенка. Я вновь открыла рот мальчику и придавила язык большим пальцем, силясь рассмотреть в гортани инородный предмет. Но малыш начал синеть и хрипеть.

— Она его убивает… убиваеееет! Я же сказала, что мальчик умрет!