Покопайтесь в моей памяти

– Что-то интересное? – спросил бывший сокурсник.

– Только что мне принесли золотой фамильный рубль.

В трубке повисла тишина.

– Алле, – осторожно напомнила о себе Елизавета Петровна.

– Золотого фамильника нет в природе, – тихо произнес Охотников.

– Я знаю, – согласилась Сухомлинова.

– Ты оставила монету на экспертизу?

– Зачем, если такой монеты нет в природе.

– Почему не позвонила мне сразу?

Она не успела ответить, как он перешел на крик.

– Лиза, если есть какие-то сомнения, оставляешь предмет на экспертизу, на оценку… Кстати, сколько он просил?

– С чего вы взяли, что это был мужчина? Может, это была женщина.

– Баба? – не поверил начальник. – Правда, что ли? Такого не может быть.

– Вы правы – это был немолодой мужчина. Очень элегантный… Он сказал, что начальный лот не ниже пяти миллионов евро.

– Где-то так, – согласился Юрий Иванович, – ты паспортные его записала?

– Нет, потому что этот золотой рубль – подделка.

И тут пошли гудки. Но не прошло минуты, как Охотников позвонил снова.

Она приняла вызов, но не успела даже слова сказать, потому что сразу услышала:

– Дура!

Бывший сокурсник на этом и закончил разговор. Елизавета Петровна, разумеется, обиделась и даже подумала о том, что терпеть такое больше не будет – надо срочно написать заявление об увольнении. Она заглянула в ящик стола в поисках чистого листа, но там не было ничего, кроме электронных весов и лупы. Сухомлинова откинулась на спинку рабочего кресла, лицо ее горело. Хотелось плакать от бессилия.

Открылась дверь, и в помещение зашел Охотников. Он опустился на стул для посетителей, на котором совсем недавно сидел владелец уникальной монеты, и наклонился к окошку, пытаясь перехватить взгляд Елизаветы Петровны. А та смотрела в сторону, едва сдерживая слезы.

– Ты что такая красная? – поинтересовался он. – Обиделась, что ли? Тогда извини – я не со зла. Но есть правила: мы же договорились с тобой. Если кто-то принесет что-то стоящее… Даже если это подделка, то все равно сразу звонишь мне. Я просто опешил от такой новости, а ты даже в паспорт его не заглянула. Золотой фамильный рубль – легенда, но я знал человека, который видел эту монету. Владел этим рублем… Вернее, он говорил, что этот рубль у него есть. Некий дядя Сема… Если честно, не был знаком с ним лично. Фамилии его я не помню, но могу узнать. Он был коллекционером, собирал все подряд: картины, иконы, фарфор, монеты… Коллекция монет у него была уникальной. Причем у этого дяди Семы были исключительные не только вкус, но и нюх. По слухам, он стал собирать свою коллекцию во время блокады. Имел возможность доставать продовольствие и потом обменивал на антиквариат. Но его коллекцию могли видеть только самые приближенные люди – те, кому он безусловно доверял. Одного из них я немного знал: так вот он уверял, что дядя Сема показывал ему золотой николаевский фамильный рубль.

– Где сейчас эта коллекция?

– Никто не знает. А дядю Сему убили уже лет тридцать назад. Грабители проникли в его квартиру, вынесли все, что смогли. Скорее всего, искали именно эту монету. Старика пытали. Мучили, видимо, долго. Потому что он умер от этих пыток. Напали на него не случайно…

– Кто-то навел? – догадалась Сухомлинова.

Охотников кивнул и вздохнул.

– Теперь ты понимаешь, почему так важно было узнать, кто принес нам эту монету. Через него можно выйти на убийц. Ты сказала, что он немолод.

– Немолод, элегантен, воспитан…

– Под такое описание любой подойти может. Да хоть бы и я. Надо что-то конкретное указать. Ты в случае чего фоторобот составить сможешь?

– Не знаю, скорее всего, нет. Я теперь закрываю глаза, пытаюсь воссоздать в памяти его внешность, но не вижу ничего. Седой, гладко выбрит.

Охотников кивнул и задумался.

– Я думаю, что он скоро вернется. Зашел наверняка для того, чтобы прощупать почву – возьмем ли такую ценность.

Бывший сокурсник достал из внутреннего кармана бумажник, раскрыл его и положил на прилавок две пятитысячные купюры.

– Это премия тебе за то, что греческую монетку не упустила. Я уже ее реализовал. Очень удачно и без всякого аукциона.

Юрий Иванович снова заглянул в ее лицо.

– Ты ничего не хочешь добавить? – спросил он. – Такое чувство, что ты мне сказала что-то не то… Неужели ты прежде видела этого мужика? Знакомый твой, что ли?

– Не видела никогда, – покачала головой Сухомлинова, – повода у меня нет тебя обманывать.

Но повод так ответить у нее был.






Глава четвертая




Когда-то он за ней бегал. Почти на протяжении всего первого курса. Юрка был худым – почти тощим, с большой головой, которая казалась еще больше из-за густой шапки вьющихся волос. Кто-то из остряков первого курса дал ему прозвище «Пенис Эректус», слыша которое, некоторые девочки краснели, а некоторые хихикали. Может быть, именно из-за этого Лиза не хотела с ним встречаться, а Юра предлагал и в кино сходить, и в кафешке посидеть. Звал к себе в гости одну и на вечеринки вместе со всеми. Но Сухомлинова отказывалась. Прозвище вскоре позабылось, то есть почти забылось – потом Охотникова все называли просто Эриком.

Дома она у него все-таки побывала. Но вместе со всей их группой. Встречали Новый год, и было очень весело. Лизу более всего поразили картины, висевшие на стенах. Особенно небольшой этюд Саврасова, похожий на эскиз к его картине «Грачи прилетели». Выпивали, закусывали, шутили и танцевали. Хозяин, правда, уединился в родительской спальне вместе Ириной Лушкиной. Потом он снова появился за праздничным столом с необыкновенно счастливым лицом. Ребята поздравили его, а девочки понимающе переглянулись. Юра, он же Эрик, был не единственным на курсе, кому отдалась Ирка. После этого все надежды на сближение с Лизой, если они были, конечно, у него пропали. А сама Сухомлинова не очень-то и переживала, хотя все равно было обидно. А другие к ней больше не подкатывали, вероятно, Охотников объяснил им доходчиво, что Сухомлинова – недотрога.

И это было правдой. Было правдой все годы обучения и еще один год после выпуска. Лизу распределили в Лугу директором местного краеведческого музея, в котором не было ничего интересного. И в самой Луге не было ничего интересного, разве что одно обстоятельство: все жители этого городка от мала до велика – и любители литературы, и те, кто за всю свою жизнь ничего не прочитал, кроме букваря, – знали наизусть одно стихотворение Александра Сергеевича Пушкина.

Есть в России город Луга

Петербургского округа.

Хуже не было б сего

Городишки на примете,

Кабы не было на свете

Ново-Ржева моего.





Все гордились тем, что сам Пушкин их прославил.

Директором музея Лиза была меньше года, а потом из декретного отпуска вышла бывший директор – сорокалетняя дама с педагогическим образованием и крашенными в сиреневый цвет волосами. Муж у нее работал в райкоме партии, а потому вернуть Сухомлинову в родной город сиреневой даме труда не составило.

Но эти десять месяцев, проведенные в Луге, не прошли даром. Именно там Лиза познакомилась с Владимиром Павловым, который впоследствии стал ее мужем. Охотникова после окончания института она встречала всего раза три. Однажды в Эрмитаже на выставке привезенных из Лувра полотен. Почти сразу после этого они столкнулись в здании Академии художеств и битый час болтали ни о чем. Юра к тому времени заметно возмужал и не казался тощим. В третий раз она его почти ни узнала: Охотников раздобрел, на нем был красный пиджак и шелковая рубашка с воротником апаш, из-под которого торчала массивная золотая цепь. Он стоял возле дорогой иномарки, Сухомлинова хотела проскочить мимо, но бывший сокурсник окликнул ее и подскочил сам.

– Я тут исторической литературой стал интересоваться, – сообщил он, предварительно даже не поздоровавшись, – так что интересно. Оказывается, перед революцией был такой военный министр – генерал Сухомлинов. Распутин называл его «Старикашкой на веревочке». Не твой ли предок?

Лиза ответила не сразу – раздумывала, стоит ли говорить правду. Но потом призналась.

– Дальний родственник, – сказала она, – только при чем здесь его прозвище. Некоторых вообще «эректусами» называли.

– Да я это к слову, – не обиделся Охотников, – я вообще удивляюсь, что мы встретились. Не случайно, видать. Но ты знай: если после того генерала осталось что… Ордена, антиквариат, воспоминания, письма… Короче, все мне тащи – я теперь это все покупаю. Заплачу честь по чести: чай, не чужие люди.

Не чужой и не посторонний, Юрка был неплохим парнем, да и сейчас, когда он так возвысился, остается прежним. И дурой он ее назвал не со зла.





Глава пятая




Елизавета Петровна сидела в своем скворечнике и размышляла о том, что совмещать две работы хорошо, конечно, но стоит ли это делать сейчас, когда все так складывается? В аукционном доме она занимается любимым делом. То есть почти любимым, а здесь она как прислуга – вроде привратника. Быть прислугой не зазорно, но все-таки… Охотников непрозрачно намекнул ей, чтобы она бросала работу консьержки, потому что ему это не нравится. Видимо, придется так и сделать. На адвоката все равно не хватит, его услуги недешевы. Сухомлинова посетила адвокатскую контору, где ее хорошо приняли и даже назвали цену на свои услуги. Адвокат попросил почти семьдесят тысяч рублей и сказал, что в случае выигрыша дела деньги эти вернутся полностью, потому что судебные расходы в полном объеме оплачивает проигравшая сторона.

– А если дело проиграем мы? – спросила Елизавета Петровна. – Мне тогда оплачивать их расходы? А что, если они своему адвокату заплатят миллион? Нам с дочкой в таком случае квартиру продавать?

Адвокат задумался и потом произнес уже не так уверенно, как прежде:

– Не думаю, что дойдет до этого. Но сами понимаете, что Федор Степанович человек со связями, знаком со многими высокими людьми и, если потребуется, сможет достучаться до еще более высоких. Тем более что дело касается его сына и внука.

Он выложил это с такой проникновенностью, словно забыл, что маленький Федя – внук не только Первеева. А ведь Елизавета Петровна тоже бабушка, а в решении суда о ней вообще не было сказано ни слова. Вполне может быть, что бывший муж дочери за что-то обижен на Аню и потому не хочет, чтобы ребенок общался с матерью, но бабушка здесь при чем?

Сухомлинова думала об этом, когда подняла глаза и увидела склонившегося к ее окошку директора ТСЖ. Александр Витальевич улыбнулся ей приветливо и произнес участливо:

– С вами ничего не случилось? А то у вас такое лицо…

Елизавета Петровна пожала плечами и решилась:

– Хочу уволиться, нашла другую работу.