Полное оZOOMление

– Ага, – ответили оба ребенка и снова уткнулись в лист, на котором Василий продолжал что-то писать.

– Васюш, а… почему в ванне плавает арбуз? Это нормально? – уточнила я, решив обратиться к старшему. Хотя в подобных ситуациях младшая дает более развернутый ответ.

– Да, – ответил сын как всегда односложно.

– Симуль, а почему твой Басик примотан к арбузу? Он что, плавать не хотел? Сопротивлялся? Не все кошки воду любят, – уточнила я у дочери, пытаясь пошутить. – У него лапа уже намокла. И платье у куклы совсем мокрое.

Дети вдруг встали и дружно отправились в ванную. По их лицам я не могла определить – испытывают они стресс, депрессию или что-либо другое. Поэтому тихо пошла следом.

Вася достал из ящика мой фен, не старый, а новый, который я никому не разрешаю брать. Дочь вытащила из шкафа мои ароматические бомбочки для ванны, которые я тоже трепетно храню – в ближайшее время такие точно не достану.

– Раз, два, три! – скомандовал сын и включил фен. Дочь бросила бомбочку в ванну. Арбуз поплыл, но не очень уверенно.

– Мам, держи! Быстрее! – крикнул мне Василий и всучил фен. Я собиралась ему прочесть нотацию на тему использования электрических приборов рядом с водой, но не успела.

– Держи ровно! Выше! На арбуз направляй, а не на воду! – руководил сын.

И что бы вы думали? Я послушно стала сушить арбуз феном.

Дети в это же время тянули арбуз за бечевку. Но делали это очень странно, держа руки над головами.

В ванне растворялись мои ароматические бомбочки, которые я везла с другого конца света, когда этот конец света еще был доступен. Я стояла с феном наперевес. Дети тянули арбуз не пойми куда и не пойми зачем. На арбузе сидели примотанные скотчем игрушки.

– Мам, включи фен на полную мощность! Нет, поменьше! А теперь побольше. У тебя какой воздух? Горячий? Переключи на холодный. Нет, давай на средний режим. Держи ровнее! – Василий продолжал руководить процессом. Минут пять я переключала, держала ровно, но потом всерьез стала опасаться за собственное психическое состояние, раз уж участвую в… даже не знаю, как это назвать.

Я решила, что мне срочно нужен психиатр, мягкие антидепрессанты и, возможно, крепкие напитки перорально, так сказать. Как и нашему фикусу.

– Мне фикус надо полить, – объявила я детям, решив, что это благовидный предлог.

Фикус водку внутрь потреблял не без удовольствия. Пришел в себя и раскинул листья, будто он не фикус, а баобаб какой-нибудь.

Я совершенно не собиралась выпивать в середине дня, да и водку не пью. Никогда. Крепче белого вина редко что употребляю. С наступлением жары попросила купить мужа просекко, решив потренировать фантазию – словно я не в квартире в Москве, а на море. Пока не поняла – действует самовнушение или нет. Наверное, все зависит от количества просекко.

Стоя на лестничной клетке, сделала глоток из бутылки. Я всегда все пробую на автомате, чтобы не дай бог не дать детям прокисший компот или пересоленный суп. Привычка такая. Видимо, мое подсознание решило, что фикус – это ребенок, поэтому водку мне тоже непременно надо попробовать на предмет качества.

Заодно вспомнила древнюю осетинскую традицию, согласно которой перед началом застолья старший по возрасту член семьи или гость, мужчина, естественно, читает молитву над тремя пирогами. После чего разрезает их особым способом – ни в коем случае не двигая блюдо – и дает сделать первый глоток из рюмки младшему ребенку мужского пола, который оказался под рукой. Первый кусок пирога тоже достается младшему отроку.

Я прекрасно помню, когда Василий впервые попробовал водку. Мы отмечали годовщину свадьбы, я пригласила гостей, среди которых был близкий друг нашей семьи. Он читал молитву на нашей свадьбе, на всех юбилеях, на праздниках по случаю рождения детей, и я, не верящая ни в какие ритуалы и молитвы, знала – если наш друг, которого я считаю родственником, прочтет молитву над тремя пирогами за наш дом, за наше семейное, такое обычное, но самое главное счастье в жизни, все будет хорошо.

В тот день Василий оказался младшим представителем мужского пола в доме. И ему торжественно дали отпить из рюмки и откусить от пирога.

– Все-таки эта традиция должна иметь историческое или практическое обоснование, – заметил тогда муж.

– Конечно. Младшего не жалко. Взрослые так проверяли пищу и напитки на предмет возможных ядов, – ответил, рассмеявшись, наш друг, историк по образованию.

– Кошмар какой! – закричала я. – А если единственный сын в семье, то все равно не жалко? Пусть бы хозяйка дома проверяла, чем гостей кормит.

– Женщина, тебе еще детей рожать, тебя нельзя, – рассмеялся друг семьи.

С того момента я всегда все пробовала. До этого тоже, конечно, но не с таким фанатизмом.

Я стояла на лестничной клетке с бутылкой водки в руках и смотрела в окно. На глазах – слезы. Как давно все это было и как недавно. Будто вчера. И Вася еще маленький, перепуганный. Я молодая и красивая. Сима была только в мечтах, но мудрый друг семьи все знал заранее – еще один ребенок в семье появится обязательно. По-другому не может быть. Какое было время чудесное. Как хочется снова собрать гостей – у нас ведь всегда был открытый дом. Чтобы у плиты двое суток стоять, печь, жарить, варить. Как же хочется накрыть настоящий кавказский стол, чтобы ломился. Я столько новых рецептов за эти два месяца освоила – и рулеты куриные с сыром и зеленью, и пироги, жаренные на сковороде, с разными начинками. Вчера такое тесто получилось – песня, а не тесто! Идеальнейшее. И пирог – тоненький, не придраться. Даже банальную шарлотку по новому рецепту начала печь. Да что говорить – я над идеальным защипыванием хинкали вторую неделю бьюсь! А хашлама? Да я такую хашламу приготовила, что соседи от запахов слюной подавились! Харчо! Там пальцы можно съесть вместе с ложкой! Жаль, никто не может оценить мои подвиги. Домашние заелись окончательно. Муж комментирует вяло: «Неплохо». Дочь посадила себя на диету, потому что тренеры объявили итоговую сдачу ОФП (нормативы по общей физической подготовке для спортсменов) в режиме соревнований. По Zoom’у, но с приглашенными судьями. И родители должны снимать видео параллельно, сбоку, а желательно вообще с двух точек, на случай возникновения спорных моментов.

Сын, правда, заходит ко мне на кухню и заверяет, что очень вкусно. Но он у меня очень умный мальчик. Когда я соль с сахаром перепутала, он тоже уверял, что очень вкусно. Тайком варил себе ночью пельмени. И, кажется, ел сырые сосиски. Тоже ночью. Но я могу его понять – он соскучился по студенческой жизни, и молодой организм требовал какой-нибудь гадости, фастфуда и коронных блюд друзей из общаги. Когда я сама, вот этими самыми руками, сделала слоеное тесто и напекла круассанов и слоек с шоколадом, Василий сказал, что ему очень понравилось. Почти как в его университетской столовке. Именно слойки он там всегда и берет.

– Мам, ты как вообще? – вдруг спросил Вася.

– В истерике, если честно, – призналась я. Сыну я могу об этом говорить прямо.

– Это я давно понял. Но сейчас что-то ты совсем, – ласково сказал сын.

– Ты после хашламы заметил? – я улыбнулась.

– Мам, посмотри. Ты уже испекла три пирога, и у тебя стоит кекс в духовке.

– Ты не хочешь кекс? А что хочешь? Может, пахлаву испечь? Ты в детстве ее очень любил.

– Ты когда свой сериал должна закончить?

– Через неделю. Мне еще две главы надо написать. Не знаю, как я это вообще сделаю, – призналась я.

– То есть приблизительно через неделю ты начнешь делать ремонт в квартире и выбрасывать холодильник.

– Нет, я борюсь с собой. Держу себя в руках. Из последних сил. Пока заказала три новые кастрюли и четыре сковороды, две новые крышки и казан. Очень хочу плов приготовить.


– Мам, ты это… я, конечно, рад, что в доме полно вкусной еды, но… ты не переживай так. Все хорошо будет. Ты успеешь.



Вы спросите: так что с арбузом-то?

Терпение.



Муж с друзьями освоил вечеринки по Zoom’у и возлияния по скайпу. Как говорят подростки, ему этот формат «зашел» – что ни день, он с кем-то онлайн выпивает и закусывает. Даже чокается. Раздражает, если честно. Мне нужно, чтобы люди на моих глазах закусывали, чавкали и сопели от удовольствия, накладывали побольше. Я хочу видеть, как гости, насытившись, откидываются на спинки стульев и говорят, что больше ничего не смогут проглотить. Но я приношу горячее, открываю крышку, а оттуда запахи – кинза, смешанная с чесноком, мята, тархун. И гости собираются с силами, находят внутри себя запасной желудок и едят с удовольствием. Потому что безучастно вдыхать эти запахи невозможно. Они уже не говорят, потому что не в силах, а мычат, перебрасываются междометиями, разрешают положить себе на тарелку еще один кусочек, если я спрашиваю. А я, конечно, спрашиваю и даже настаиваю. И еще вот картошечки и соус обязательно. Без соуса никак.

Но главное мое счастье – дети. Они подбегают, садятся за стол, выталкивая со стульев осоловевших родителей, и тоже едят. То, что никогда в жизни не ели, даже не пробовали и не собирались. Дети, которые вообще в принципе терпеть не могут еду, ни в каком виде. Моя специализация как повара – дети-малоежки с травмированной психикой, причем не важно, что стало причиной травмы.

Сима – спортсменка, ей вообще ничего нельзя, никогда. Только белок во всех видах. А именно белок в виде мяса и рыбы впихнуть в нее практически невозможно. Творог, овощи, фрукты. За два месяца кухонной изоляции я научилась делать рыбные котлеты, которые не пахнут рыбой и по вкусу напоминают… например, сыр. Кабачковые оладьи, в которых кабачок прикидывается яблоком. Сырники с секретиком – внутри спрятана ягода, но непонятно какая. Минимум муки, максимум творога и ягод. Омлеты с привкусом сдобной булочки. Мясной бульон, который пахнет чем угодно, только не мясом. Все сладости, выпечка, тортики и прочие вкусности – до полудня. После – категорически запрещено. Я пеку все в ночь, чтобы утром порадовать дочь «запрещенкой». Шоколадка – два квадратика в день. Но можно растопить, обмакнуть в шоколад клубничину. Тогда два квадратика превращаются в полноценный десерт.

Васе уже девятнадцать. Я сидела, писала текст. Сын зашел на кухню, достал из шкафа коробку с тростниковым сахаром, который я кладу в кофе, завернул кубик в салфетку, положил в карман и ушел.

– Васюш, что это было? – спросила я.

– Не знаю, – рассмеялся сын. – Иногда хочется сахара.

– А зачем ты его заворачиваешь в салфетку и прячешь в карман? Боишься, что я отберу?

– В детстве всегда так делал, – рассмеялся сын. – Ты отбирала. Не помнишь?

– Нет, зато я помню, как из щели между твоей кроватью и стеной выгребала конфетные фантики, баранки, пустые упаковки от чипсов, сладких кукурузных палочек и прочей гадости.



– Я сегодня не ужинаю! – объявил муж.

– Что случилось? Не хочешь чакапули, а хочешь оджахури? Не хочешь хачапури, а хочешь ачму? – уточнила я.

– Я в Zoom не помещаюсь! У меня щеки под глазами уже! – кричал муж. – Ты меня раскормила! Это ужас какой-то! Посмотри на меня!

– Ты загорелый. Завидую даже, – ответила я.

– Во-о-от! И ты туда же! Все спрашивают, где я так загорел! Все говорят, что я поправился! – кричал муж.

– Ты хочешь быть худым и бледным, с синяками под глазами, чтобы не выбиваться из общего контекста? – спросила я.

– Нет! Я хочу, чтобы у меня глаза в щелочки не превращались из-за щек! И штаны не застегиваются! Мне пришлось расстегнуть! Даже ширинку! В прошлом году в это же время штаны с меня падали! Я их с ремнем носил! Все, я больше не ужинаю!

– Хорошо. Попробуешь пирог перед тем, как перестать есть? Только из духовки. Со шпинатом, – предложила я.

– Только маленький кусочек, – согласился муж, глядя, как я отрезаю полпирога.

Я умею варить детскую гречневую кашу со вкусом мороженого крем-брюле. Выкладывать рисунки из еды, не помню, как это называется – фуд-арт? У меня оно называлось – «запихнуть в ребенка завтрак». Блинчики в форме зайчиков, оладушки в виде медвежат. Ушки из болгарского перца, усики из укропа. Да я кинзу в детей могу впихнуть в виде кинзы. Последнее мое грандиозное достижение досамоизоляционного периода – запеканка, которую начал есть шестилетний ребенок, и безешки, которые он заталкивал в рот, хотя до этого страдал фобией – боялся есть еду, в которой присутствует белый сахар и вообще продукты всех оттенков белого.

Я выдала ребенку формочки в виде сердечек, рыбок, домиков и разрешила сделать собственное блюдо из имевшегося куска запеканки. Налила клубничное варенье в кондитерский мешок и рисовала дым, который шел из трубы домика, цветок на окне и забор. Ребенок вырезал домик, перекладывал на свою тарелку, я дорисовывала пейзаж, и мальчик все съедал до последнего кусочка. Потом принимался вырезать сердечко и рыбку. Сердечку я пририсовывала вареньем стрелу, рыбке – хвост и жабры. Мне пришлось бежать за добавкой запеканки, поскольку из предыдущего куска уже ничего не выкраивалось. Безе тот мальчик начал есть вслед за Симой, которая умудрялась запихнуть за обе, щеки две безешки, а это зрелище производит впечатление. Ребенок про фобию сахара немедленно забыл. Его родители чуть не плакали от счастья. Мать положила сыну на тарелку мою оригинальную версию сациви. Секрет в том, что курица не похожа на курицу. Ребенок слопал целую тарелку и попросил добавку.

Как-то я девочку – подростка-вегана обратила в нормальную веру, накормив бараньей корейкой. Девочка заглатывала корейку, как удав, мне на радость. Я могу накормить любого ребенка.

После Сонечки в период активного пубертата мне ничего не страшно. Даже ребенок – веган-зожник и тому подобное. Сонечка, которую мне доверили на две недели выкармливания, первые дни доводила меня до нервного срыва. Она пила соки исключительно без мякоти, а суп ела, наоборот, только в виде пюре. Она измеряла размер котлет линейкой, и, если котлета в диаметре превышала какой-то определенный показатель, Сонечка от нее решительно отказывалась. Макароны она употребляла лишь в виде трубочек, а от вида спагетти у нее начиналась истерика. Пюре требовалось перетирать через мелкое сито, а яблоки очищать от кожуры и резать дольками определенного размера.

Маме Сонечки все знакомые советовали подержать девочку несколько дней на хлебе и воде. Это расхожий совет, от которого у меня начинает дергаться глаз. Моя дочь будет только рада, если я оставлю ее без ужина, а завтрак передвинется на обеденное время. Сонечка, со слов ее бедной и измученной мамы, могла голодать двое суток. Эксперимент прекратила мама, поскольку уже сама не выдерживала.

Вот, я придумала, что буду делать после самоизоляции. Все ведь находят таланты, способности, умения. Я могу откармливать детей или, наоборот, помогать им худеть. В диетическом питании, поверьте, мне нет равных. Я даже знаю, в какой момент вода откладывается в области бедер. Все, стану детским, нет, не диетологом, а детской кормилицей. Буду брать детей на две недели и делать так, чтобы они не трепали нервы родителям своими пищевыми пристрастиями и фобиями.

Когда спустя две недели Сонечку, которая наконец стала есть нормальные щи и котлеты разных размеров, заглатывала пюре с комочками, увидела мама, она онемела. Когда Сонечка чистила картошку и морковку, онемела Сонечкина бабушка. Когда девочка вылавливала пальцами сухофрукты из компота и с радостью их ела, в обморок упал папа.



Я, стоя над фикусом, клятвенно пообещала себе, что после выхода из самоизоляции буду кормить детей, которые плохо едят. Устраивать родителям мастер-классы в режиме реального времени. Мы готовим, дети едят на наших глазах. Буду приглашать в дом гостей и не выпускать из-за стола, пока они сохраняют способность дышать. Или наоборот – худеть детей по моей собственной системе питания. Или организую кулинарный лагерь – родители отдают мне ребенка на целую смену, две недели, и в конце получают желаемый результат. Так, если что, я первая это придумала!



– Ты что, пила? – спросил муж, вернувшийся из магазина. Мы столкнулись на лестничной клетке. Муж с пакетами, я с бутылкой его раритетной водки в руках.

– Нет, я только пробовала. Фикус поливала, – ответила я.

– Что-то случилось? Почему ты плачешь? Где дети? – спросил муж, начав нервничать.