Полуночная роза

В довершение ко всему, в то время как Селестрия заняла место на моей кровати рядом с Индирой, в Англии все громче раздавался грохот грядущей войны. Все в Лондоне уверяли друг друга, что кайзер не настолько глуп, чтобы совершить неспровоцированное нападение на соседнюю страну. Я думала только об одном: если начнется война, мы не сможем вернуться в Индию на летние каникулы, до которых оставалось два месяца.

После Пасхи родители Индиры отправились домой – ее отцу нужно было в Куч-Бихар по государственным делам. По дороге в школу после весенних каникул, когда мы остались вдвоем, я заговорила с Индирой о войне.

– Все говорят, что войны не будет, – беспечно отмахнулась она, – а в крайнем случае поживем на Понт-стрит. Я слышала, сезон в Лондоне будет просто потрясающим.

Меня поразило ее безразличие. Лишь несколько месяцев назад она неутешно рыдала, что скучает по своей любимой слонихе. Мне захотелось взять ее за шиворот и хорошенько встряхнуть: так неприятна была фальшивая искушенность, которую Индира моментально переняла у своих английских подруг.

Позднее, когда мы приехали в школу и Индира спросила, не обижусь ли я, если она переселится в спальню к Селестрии и остальным подругам, я молча согласилась. Мне следовало понять, что она никогда не станет прежней.

Весенний семестр пролетел гораздо быстрее двух предыдущих, возможно, по той причине, что я поняла: Инди потеряна для меня навсегда. Бывшую кровать Индиры заняла Шарлотта – милая и добрая девочка. Ее отец, военный священник, служил за границей. Она не могла заменить мне Индиру, но у нас было много общего. За ее обучение платило военное ведомство, и в отличие от многих одноклассниц, рассматривавших школу как место, где можно провести время, пока их не выпустят в свет и не выдадут замуж, Шарлотта относилась к учебе серьезно. После окончания учебы она хотела стать гувернанткой.

– Отец получает сущие крохи, которые копит на пенсию, родители не в состоянии меня обеспечивать, – спокойно объяснила она. – Мне надо или жить с ними, или самой зарабатывать свой хлеб.

Я подумала, что тоже могла бы стать гувернанткой. Окончив школу, я получу достаточное образование, чтобы учить маленьких детей. Вот только кто возьмет меня в гувернантки? В Индии считалось признаком высокого положения нанимать на работу англичанок, однако ни там, ни здесь ни одна семья не захочет, чтобы их детей воспитывала индианка, будь она хоть семи пядей во лбу.

Да, я воспитана во дворце, но бедна; получила образование в Англии, но не могу его применить из-за неправильного цвета кожи; не принадлежу к рабочему классу, но недостаточно аристократична, чтобы обеспечить себе приличный брак. Вспоминая о полотняном мешочке, зарытом в беседке дворца Куч-Бихар, я молилась всем богам, чтобы его никто не нашел.





13




В начале июня слухи о войне вспыхнули с новой силой. О возвращении в Индию не могло быть и речи. Мы с Индирой не могли жить и в особняке на Понт-стрит: его закрыли, большую часть обслуги призвали в армию. К тому же махарани боялась вполне реальной угрозы бомбежек и решила, что мы должны уехать на лето как можно дальше от столицы. В конце концов Айеша списалась со вдовой бывшего министра-резидента Куч-Бихара, и та пригласила нас провести каникулы в ее поместье в графстве Девон, на юге Англии.

– Просто не верю, что мама решила засунуть нас в эту дыру! – возмущалась Индира, как попало швыряя вещи в чемодан. – Войну еще даже не объявили! Я просила разрешения пожить у Селестрии, но она сказала «нет». Что я буду делать все лето у черта на куличках, совсем одна, скажите на милость!

Я не осмелилась напомнить Индире, что еду с ней. Когда мы тронулись в путь, она забилась в самый угол черного кожаного сиденья и отвернулась, всем своим видом показывая, что не рада моему обществу. Я подумала, что лучше бы осталась на лето в школе, как другие девочки, родители которых находились за границей, в том числе и Шарлотта. Но как я могла объяснить махарани, что Индира больше во мне не нуждается? У меня не поворачивался язык сказать это женщине, которая приняла меня, как родную, и платила за мою учебу, потому что верила, что я нужна ее дочери.

Оказавшись в парке, окружавшем Астбери-холл, мы ехали еще минут пять, прежде чем вдалеке показался дом. Я смотрела на него с несказанным удивлением: он напоминал по очертаниям дворец в Куч-Бихаре. Словно две родственных души, подумалось мне, только одна из пламени, а другая – из льда. Позже я узнала, что архитектор, строивший дворец, действительно вдохновлялся Астбери-холлом: неудивительно, что выросшая передо мной холодная громада с куполообразным центром выглядела знакомой.

Когда автомобиль остановился у огромных каменных ступеней, ведущих к парадному входу, дверь распахнулась, и по обе стороны лестницы выстроилась челядь. Принцессу Индиру ждал поистине королевский прием. Она прошла мимо слуг и остановилась перед широкобедрой женщиной с суровым выражением лица, в старомодном платье с туго затянутой талией.

– Я – Мод Астбери. Добро пожаловать в Астбери-холл, принцесса Индира, – сказала она.

– Благодарю вас, леди Астбери, – вежливо ответила Индира.

Хозяйка повела гостью в дом, я последовала за ними.

– Надеюсь, вы останетесь довольны комнатой. Рабочих рук не хватает, почти все мужчины ушли на войну, – жаловалась по дороге леди Астбери.

Индира – сама любезность, когда люди вели себя соответственно ее положению, – сочувственно кивнула:

– Понимаю. Благодарю, что вы меня приняли.

– Через несколько дней приезжает на каникулы мой сын Дональд. Возможно, вам будет веселее.

Я, как обычно, стояла за спиной Индиры, испытывая страшную неловкость. Леди Астбери наконец заметила и меня.

– Я вижу, вы захватили горничную.

– Нет, – поспешно ответила Индира, – Анахита – моя подруга и компаньонка.

– Понятно. – На лице леди Астбери появилось испуганное выражение. Она отвела Индиру подальше от меня, к основанию огромной лестницы, и стала говорить что-то шепотом. Затем сказала уже громче: – Конечно, мы все устроим. А теперь, принцесса Индира, горничная проведет вас и вашу… компаньонку в комнаты. Если вам что-то понадобится, дайте знать. Увидимся вечером за ужином.

– Извини, Анни, – в который раз произнесла Индира, оглядывая маленькую клетушку на чердаке, куда меня поместили. – Очевидно, мама в суматохе забыла сказать, что со мной приедешь и ты. Леди Астбери пообещала, что завтра тебе приготовят комнату на моем этаже. Ты не против переночевать здесь?

– Ничуть, – ответила я, тронутая ее искренней озабоченностью. – Отсюда прекрасный вид.

– Да, действительно. – Индира выглянула в крошечное окошко. – Если тебе будет совсем неудобно, на моей кровати можно спать хоть вчетвером.

– Мне и здесь неплохо.

– Ладно, тогда я пойду к себе. Анни, – добавила она, взяв мои руки в свои, – прости, что я бросила тебя в школе. Я не хотела, честное слово.

Она обвила руками мою шею, как в давние времена, когда мы были вдвоем против всего мира.

– Спускайся ко мне, когда распакуешь вещи.

Спустя неделю после нашего приезда леди Астбери благополучно забыла о своем обещании переселить меня в нормальную комнату. Я так и осталась в крохотном мансардном помещении, где проснулась в шесть утра от ослепительных солнечных лучей. Выглянув в незанавешенное окошко, я настроилась на чудесный день. Умывшись, спустилась по черной лестнице в кухню, вышла на просторную открытую террасу и с наслаждением вдохнула сладкий аромат свежескошенной травы. Сад благоухал розами. Купаясь в мирной тишине раннего утра, я вспомнила летние рассветы в Индии. Здесь, в умеренной и стабильной Англии, погода не рвалась к превосходству и не отличалась склонностью к разрушениям. Зимой температура падала, делая жизнь менее приятной, однако, насколько я знала, на Британских островах не бывало ни наводнений, ни землетрясений, ни других природных катастроф.


Не то что Индия: живая, пестрая, драматичная. Жара сменяла холод, бушевали ветры, реки выходили из берегов. Ее отличали необузданность и непредсказуемость. В то время я уже начала понимать, что и сами англичане, в отличие от моих экспрессивных соотечественников, никогда не выражают своих чувств. В конце прошлого семестра, когда Шарлотте сообщили о смерти матери, она приняла новость стоически, лишь тихонько всплакнула. Я вспомнила, как выла и рыдала два года назад, узнав о маминой смерти.

Кроме того, я знала, что, хотя Британия постоянно находилась в состоянии войны с какой-нибудь отдаленной частью света, все эти войны уже более двух сотен лет велись на чужой территории. Но в течение нескольких месяцев или даже недель все могло измениться. Что, если кайзер пройдет своим тяжелым кожаным сапогом по Европе и начнет угрожать небольшому народу, которому удалось каким-то непостижимым образом завоевать такую огромную часть мира и создать могучую империю, где, как любят напоминать друг другу сами англичане, никогда не заходит солнце?

– Здравствуйте, это вы – индийская принцесса?

Увлеченная патетическими размышлениями, я не заметила приближения незнакомца. Никогда в жизни я не видела глаз, сияющих такой чистейшей голубизной. Они принадлежали юноше, еще не переступившему черту окончательного взросления. Его густые жесткие волосы напоминали цветом пшеничную солому, а типичной для англичан бело-розовой коже позавидовала бы любая индийская девушка.

Прекрасный Адонис из греческих мифов, которые мы проходили на уроках истории.

– Я…

Не успела я ответить, как в ушах зазвенело пение, а по спине пробежала дрожь. У меня возникло чувство, что этот человек сыграет важную роль в моей жизни.

– Вы говорите по-английски?

– Да, говорю, – произнесла я, стараясь заглушить голоса, дать им понять, что я вняла предупреждению.

– Вас зовут Индира?

– Нет, я ее компаньонка. Меня зовут Анахита Чаван, сокращенно – Анни.

– Здравствуйте, мисс Чаван, сокращенно Анни. Я – Дональд Астбери. Как поживаете? – сказал юноша, протянув руку.

Как все англичане, он отличался безукоризненными манерами.

– Спасибо, хорошо, – скромно ответила я.

Дональд дружески присел рядом со мной на скамейку.

– Можно спросить, что вы делаете в саду в такой ранний час?

– Меня разбудило солнце. А вы?

– Я вчера вечером приехал домой из школы. Проснулся в полседьмого по привычке. Сегодня такое славное утро, что я решил встать и проверить, как поживает моя лошадь.

– Люблю лошадей, – мечтательно сказала я.

– И умеете ездить верхом?

– Да, я научилась ездить на лошади раньше, чем ходить.

– Не знал, что в Индии учат верховой езде с пеленок, как у нас.

– Конечно, иначе на чем бы мы ездили все эти тысячелетия?

– Интересная точка зрения, – улыбнулся Дональд. – Хотите, покажу вам конюшни?

– Очень хочу!

– Тогда пойдем. – Он помог мне встать, и мы пошли через сад. – И как вы находите Англию?

– Кое-что мне нравится, кое-что – нет.

– Вы чрезвычайно рассудительны и прекрасно говорите по-английски. Можно спросить, сколько вам лет?

– Через пару месяцев исполнится пятнадцать, – ответила я, немного преувеличив.

– Надо же, большинство моих соотечественниц в вашем возрасте – сущие дети.

– Благодарю вас.

– Не за что.

Мы подошли к конюшне.

– Это моя лошадь, – сказал Дональд. – Мама назвала ее Глорией в честь одной своей тетушки, старой девы, а я переименовал в Глори. Как она вам?

Глори была чистокровна и прекрасна. Я погладила лоснящуюся породистую морду.

– Ничего себе! – поразился Дональд. – Обычно она злится и капризничает, когда ее пытаются погладить чужие. Вы умеете обращаться с лошадьми.

– Просто я их понимаю.