Поменяй воду цветам

50




Много лет назад твоя ослепительная улыбка навечно стала для меня олицетворением розы и продолжением лета.



Ирен Файоль и Габриэль Прюдан вернулись в первый отель, который находился в нескольких километрах от вокзала в Эксе. «Отель дю Пассаж». Они выбрали «голубой» номер, как в романе Жоржа Сименона[66]. Остальные три назывались «Номер Жозефины», «Номер Амадея» и «Номер Ренуара». Прюдан на ресепшен сразу заказал пасту и красное вино на четверых, подумав, что после любви им точно захочется есть. Ирен спросила:

– Зачем так много, нас ведь двое?

– Вас наверняка посетят мысли о муже, меня – о жене, так давайте сразу пригласим их к столу. Это исключит умолчания, слезоточивость и прочая, прочая, прочая…

– Слезоточивость?

– Я придумал это слово для обозначения меланхолии, чувства вины, сожалений, порывов и попыток дать задний ход. Все, что портит нам жизнь, мешает двигаться вперед.

Они поцеловались. Разделись. Она сказала: «Хочу, чтобы было темно». – «Не имеет смысла, – улыбнулся он. – Я уже в суде начал раздевать вас взглядом и знаю наизусть все изгибы вашего тела».

Она не сдавалась. Упрекнула его:

– Вы чертов ловкий говорун!

– А как же, – ответил он.

И задернул голубые шторы.

В дверь постучали.

– Обслуживание номеров.

Они поели, выпили, занялись любовью, поели, выпили и снова любили и наслаждались друг другом. Вино сделало их смешливыми, и они смеялись и плакали.

А потом дружно решили никогда не покидать эту комнату. Их посетила мысль, что умереть вместе, здесь и сейчас, возможно, и есть РЕШЕНИЕ. А еще можно сбежать, исчезнуть, угнать машину, поезд, самолет. Остается решить, в какую страну лететь.

Они выбрали Аргентину. Как военные преступники. Она заснула. Он бодрствовал, курил, заказал бутылку белого вина и пять десертов.

Она открыла глаза, спросила:

– А кто третий гость, кроме моего мужа и вашей жены?

– Наша любовь, – ответил он.

Они сходили в ванную, вернулись – и вдруг решили потанцевать. Включили радио и услышали в новостях, что Клауса Барби[67] экстрадировали во Францию, где он будет предан суду.

– Наконец-то! Справедливость восторжествовала! – обрадовался Габриэль. – Это нужно отпраздновать! – и заказал шампанское.

– Мы знакомы двадцать четыре часа, и я не просыхаю, – хихикнула Ирен. – Может, попробуем встретиться на трезвую голову?

Они станцевали под «Я вернулся за тобой» Жильбера Беко[68].

Она уснула около четырех утра и открыла глаза в шесть. Он дышал тихо, почти бесшумно.

В номере пахло табачным дымом и вином, за окном пели птицы. Она сразу их возненавидела.

«Задержи ночь»… Эта фраза из песни Джонни Холлидея всплыла в ее памяти в шесть утра в голубом номере. Она попыталась вспомнить слова: «Задержи ночь, сегодня, до конца света, задержи ночь…»

Он лежал к ней спиной. Она вдохнула его запах, погладила, разбудила. Они занялись любовью. Уснули.

В десять позвонил портье – узнать, остаются они или освободят номер к полудню.





51




Каждый проходящий день прядет невидимую нить твоей памяти.




На первом этаже, в левом крыле, главный коридор, три смежные комнаты с двумя двухъярусными кроватями, туалетами и раковинами для пансионеров и пять комнат для персонала.

В ночь с 13 на 14 июля 1993 года все они были заняты.

Комнаты Эдит Кроквьей (директора), Свана Летелье (повара), Женевьевы Маньян (прислуги), Алена Фонтанеля (управляющего) и Элоизы Пти (воспитательницы) находились на втором этаже. Комната Люси Лендон (воспитательницы) – на первом.

Анаис Коссен (семь лет), Леонина Туссен (семь лет), Надеж Гардон (восемь лет) и Осеан Дега (девять лет) занимали комнату № 1 на первом этаже. Они покинули ее без разрешения и старались не шуметь, чтобы не разбудить воспитательницу (Люси Лендон), спавшую в одной из соседних комнат. Девочки направились в кухонные помещения, расположенные в пяти метрах от их комнаты, в конце главного коридора. Они открыли один из холодильников и налили молока в двухлитровую кастрюлю из нержавеющей стали, чтобы вскипятить его на восьмиконфорочной плите (две электрические горелки, шесть газовых). Они зажгли газ хозяйственными спичками. Открыли дверь кладовой, расположенной за кухней, чтобы найти порошковый шоколад, взяли в посудном шкафу четыре кружки и разлили горячее молоко.

Каждая взяла кружку, и они вернулись в свою комнату. (Четыре кружки из огнеупорной керамики найдены в комнате № 1.)

Четыре жертвы по недосмотру оставили кастрюлю на плите, не выключив до конца газ. (Кастрюля обнаружена.)

Через десять минут (время установлено приблизительно) огонь с оплавившейся пластмассовой ручки кастрюли перекинулся на шкафчики, висевшие над плитой справа.

Пластиковые панели оказались высокотоксичными, а продукты горения очень летучими.

Было установлено, что дети не закрыли двери ни в кухню, ни в комнату.

Между моментом, когда четыре жертвы покинули кухонные помещения, и моментом, когда ядовитые газы заполнили кухню, коридор и их комнату, прошло двадцать пять – тридцать минут.

Как уже было указано выше, комната № 1 находилась в пяти метрах от кухонь.

От вдыхания токсичных газов дети погрузились в кому и умерли от асфиксии и отравления.

Тела всех жертв найдены сгоревшими в постелях.

Комната № 1 загорелась, когда под воздействием жара лопнули и разлетелись стекла, обеспечив доступ воздуха. Некоторый объем отравляющих газов вырвался наружу. Другие комнаты (все двери были закрыты) первого этажа не пострадали.

Воспитательница (Люси Лендон), занимавшая комнату, ближайшую к комнате четырех жертв, сразу же эвакуировала обитательниц двух комнат первого этажа, где спали восемь детей (они не пострадали).

В комнату № 1 Люси Лендон попасть не смогла.

Удостоверившись, что все обитатели второго этажа (двенадцать детей и пятеро взрослых) целы и невредимы, Люси Лендон вызвала пожарных.

Дозвониться до них оказалось труднее, чем обычно: они обеспечивали безопасность публики в Клейете, в десяти километрах от замка, где в тот вечер устраивали фейерверк.

Ален Фонтанель и Сван Летелье еще раз попытались проникнуть в комнату № 1, но им это не удалось. Температура и высота пламени оказались непреодолимым препятствием.

Между звонком Люси Лендон и приездом пожарных прошло двадцать пять минут. Вызов был сделан в 23.25, пожарные появились в 23.50.

Бо́льшая часть левого крыла была поглощена пламенем.

Чтобы потушить огонь, понадобилось три часа.

Учитывая детский возраст жертв и степень кальцинации тел, идентификацию по зубам провести не удалось.



Вот что установило следствие.

Эти сведения содержались в отчете жандармерии, составленном для Генерального прокурора.

Их же огласили на суде, где я не была и потому удовольствовалась пересказом Филиппа Туссена.

Газеты опубликовали отчеты (я их не читала) о процессе, повторив заключения экспертов.

Точные слова, сухие формулировки. «Ни драм, ни слез, этих жалких нелепых орудий, ведь есть несчастья, которые оплакивают молча, в глубине души»[69].

Эдит Кроквьей получила два года тюрьмы (первый – без права на условно-досрочное освобождение) за то, что доступ в кухонные помещения оказался таким легким, а покрытия полов, стен и потолков Нотр-Дам-де-Пре обветшали. Открытым текстом никто не утверждал, что в пожаре виноваты дети. Никто не решится обвинить жертв семи, восьми и девяти лет от роду, но мягкий приговор можно объяснить только этим.

Прочитав отчеты экспертов, я сразу заметила несоответствие: Леонина не пила молоко, она его ненавидела, ее рвало даже от одного глотка.





52




Здесь покоится красивейший цветок моего сада.