Поменяй воду цветам

Жюльен,

да.



Жюльен,

нет.



Жизнь выкорчевала мои корни. Моя весна мертва.



Я с тяжелым сердцем закрываю дневник Ирен. Как полюбившийся роман. Роман-друг, с которым трудно расставаться, который хочется держать под рукой. Честно говоря, я счастлива, что Жюльен оставил мне этот дневник в качестве прощального подарка. Когда вернусь домой, поставлю его на полку между любимыми книгами, а пока кладу в пляжную сумку.

Сейчас десять утра, я сижу на белом песке, опираясь спиной о скалу. В тени алеппской сосны. Деревья здесь растут в трещинах между камнями. Когда я дочитала последнюю страницу дневника, запели цикады. Солнце раскочегарилось вовсю и покусывает мне пальцы. Летом оно сжигает кожу в мгновение ока.

По извилистой тропинке к пляжу спускаются курортники с рюкзаками. В полдень на маленьком пляже будет полно ярких полотенец и зонтов. Мороженщиц с ящиками. Детей в Сормиу немного. В разгар сезона курортники и местные попадают в бухту пешком. Дорога вниз от стоянки Бометт занимает не меньше часа, и отцы часто несут детей на плечах. Счастливчики селятся в домиках на берегу.

Здесь разрешают курить в барах. Почтальоны сами расписываются за заказные письма, чтобы не тащиться по адресу второй раз, если человека вдруг не оказывается на месте. В Марселе все делают по-своему.



Вчера вечером Селия осталась на ужин. Она приготовила паэлью с морепродуктами и разогрела ее на большой сковороде. Я за это время разобрала свой синий чемодан и развесила платья на вешалках. Мы вытащили садовый чугунный столик, расстелили скатерть, налили воды и розового вина в красные графины. Набрали льда в желтую плошку, нарезали деревенского хлеба и поставили две разные тарелки. В домике вся посуда случайная, предметы попадали сюда в разное время и порознь. Мы рассказывали друг другу всякие глупости, ели золотистый рис и запивали его прохладным розовым вином.

Мы засиделись, и Селия осталась ночевать. Спала на одной кровати со мной, как в самый первый раз в Мальгранж-сюр-Нанси, во время забастовки железнодорожников.

Мы пили розовое вино. Селия зажгла свечи, и дедовская мебель «танцевала» в их свете. Окна были открыты, и сквозняк доносил до нас аромат паэльи. Я почувствовала голод, подогрела остатки, предложила Селии, но она отказалась. Я опустошила тарелку и, ставя ее на пол, взглянула на чудесный профиль подруги. Ее голубые глаза светились, как звезды в ночи. Я задула свечи.

– Мне нужно кое-что сказать… Это лишит тебя сна, но мы в отпуске, так что ничего страшного. Я больше не могу держать это в себе.

– …

– Франсуаза Пелетье была великой любовью Филиппа Туссена. Последние годы он прожил с ней. У нее. Явился в дом в тот день 1998 года, когда исчез из моей жизни. Но это не все. Я знаю, почему он исчез. Почему не вернулся к нам. В ту ночь… не пожар убил детей, а старик Туссен.

Селия вцепилась в мою руку и прошептала, совершенно ошеломленная:

– Что ты такое говоришь?

– Он поковырялся в старом газовом водонагревателе и поджег фитиль, не зная, что это запрещено. Строго-настрого. Им не пользовались много лет. Фитиль погас. Газ убивает быстро и мягко… они умерли во сне.

– Кто тебе это сказал?

– Франсуаза Пелетье. А она узнала от Филиппа Туссена. Потому-то он и не вернулся домой. Не мог больше смотреть мне в глаза… Помнишь песню Мишеля Жонаса[101]: «Скажите мне, скажите, что она ушла не из-за меня, скажите мне, скажите мне это»?

– Помню…

– Мне стало легче, когда я узнала, что Филипп Туссен ушел не из-за меня. Что все дело в его родителях.

Селия еще крепче сжала мою руку.

Заснуть не удалось, я думала о стариках Туссенах. Они давно умерли. В 2000-м со мной связался нотариус из Шарлевиль-Мезьера – он разыскивал их сына.

На рассвете в окно залетел теплый ветер, и Селия открыла глаза.

– Давай-ка сварим крепкого кофейку.

– Я кое-кого встретила.

– Давно было пора.

– Но все кончено.

– Почему?

– У меня своя жизнь, свои привычки… Уже давно. К тому же он моложе. И живет не в Бургундии. И у него семилетний сын.

– Много всяких «и». Но жизнь и привычки меняются.


– Думаешь?

– Уверена.

– Ты сменила бы привычки?

– Почему нет?





92




Жизнь – долгая потеря всего, что любишь.



Май 2017

Филипп жил в Броне уже девятнадцать лет. Девятнадцать лет назад он приехал из Шарлевиль-Мезьера к Франсуазе. Девятнадцать лет назад оказался утром у гаража в плачевном состоянии. Он решил, что в этот день родится заново. И зачеркнет день предыдущий, когда в последний раз общался с родителями. Филипп подвел жирную черту под прошлым, из которого хотел дезертировать. Плотно придавил крышкой годы, прожитые с Виолеттой, и запер мать с отцом в темной комнате памяти.

Оказалось очень просто назваться Филиппом Пелетье, стать сыном родного дяди. Племянник или сын в глазах окружающих – почти одно и то же. Филипп был «членом семьи», а значит, Пелетье.

Все получилось «на раз». Удостоверение личности спрятать в дальнем углу ящика, опустошить банковский счет, чтобы мать ничего о нем не знала. Превратить деньги в чеки на предъявителя. Не голосовать. Не использовать карточку социального страхования.

От Франсуазы он узнал, что Люк умер в октябре 1996-го. Люк. Умер и похоронен. Филипп очень горевал, но на могилу идти отказался: поклялся, что ноги его больше не будет ни на одном кладбище.

Год назад Франсуаза продала дом и теперь жила в Броне, в двухстах метрах от гаража. Она долго болела, очень похудела и постарела, но для Филиппа была еще желаннее, чем в воспоминаниях. Он промолчал, осознавая, как много зла натворил, скольким людям причинил боль.

Франсуаза поселила его в гостевой комнате. Как взрослого сына. Ребенка, которого у нее никогда не было. Была только надежда. Филипп купил новую одежду с первой зарплаты, которую Франсуаза выдала ему наличными вместо чека. Через несколько месяцев жизни в Броне он заговорил о переезде в маленькую студию недалеко от гаража, но Франсуаза сделала вид, что не слышит. И он остался. Их странное совместное проживание продолжилось: одна ванная на двоих, одна кухня, одна гостиная, совместные трапезы и разные спальни.

Он рассказал Франсуазе все. О Леонине, Женевьеве Маньян, нагревателе, адресе, оргиях, кладбище. О признании родителей, сделанном в Шарлевиле. Промолчал только о Виолетте. Произнес одну-единственную фразу: «Она ни в чем не виновата…»

Со временем он забыл, что в другой жизни его звали Филиппом Туссеном.

Жизнь с Франсуазой вернула ему мужество. Он научился работать в гараже, привык к запаху смазки, чинил жестянку, моторы, усмирил желания.

В декабре 1999-го Франсуаза тяжело заболела, нехорошо кашляла, температура зашкаливала, и Филипп вызвал врача. Выписывая рецепт и назначения, доктор спросил, кем он приходится Франсуазе, и Филипп не задумываясь ответил: «Мужем». Она улыбнулась и не возразила. Улыбка вышла бледная и усталая. Покорная.

По совету врача Филипп набрал в ванну горячей воды, раздел Франсуазу и помог лечь. Он впервые увидел ее обнаженной. Взяв махровую рукавичку, он протер ей живот, спину, лицо, шею и лоб. Она сказала: «Будь осторожен, не заразись!» – «Это случилось двадцать восемь лет назад…» – ответил он. В ночь с 31 декабря 1999 года на 1 января 2000-го они впервые занимались любовью. Встретили новый век в одной постели.

Филипп жил в Броне уже девятнадцать лет. Тем утром они с Франсуазой приняли решение продать гараж. Оба тосковали по солнцу и подумали, что было бы хорошо переехать в Сен-Тропе. Денег хватит на безбедную жизнь, Франсуазе скоро исполнится шестьдесят шесть, она всю жизнь работала. Теперь пришла пора отдохнуть.

Она отправилась в агентство недвижимости, специализировавшееся на продаже торговых и промышленных предприятий, а Филипп зашел домой переодеться во что-нибудь полегче и не потеть в синем рабочем комбинезоне. Он по-быстрому принял душ, натянул чистую футболку и пошел на кухню – съесть глазунью и бутерброд с сыром. Наливая кофе, он услышал, как на кафельный пол в прихожей упала почта, подобрал ее и кинул на стол. Сам он читал только журнал «Авто-Мото», который выписала для него Франсуаза, об остальных «бумажках» заботилась она.

Он размешивал сахар в чашке и вдруг прочел, не веря глазам: «69500, Брон, авеню Франклина Рузвельта, 13, господину Филиппу Туссену, в доме г-жи Франсуазы Пелетье».

Господину Филиппу Туссену. Он осторожно, как бомбу, взял в руки конверт, проштемпелеванный в Маконе. В качестве отправителя было указано адвокатское бюро. Он почему-то вспомнил тот день, когда увидел маленьких девочек, выходящих из детского сада, и принял одну из них за свою Леонину. Она была одета в платье в горошек.

Воспоминания обрушились на него, как убийственная лавина, как удар кулаком в живот. Смерть дочери, похороны, суд, переезд, своя неприспособленность к жизни, родители, мать, игровые приставки, горячие тела тощих баб, обвислые груди, жирные животы, лица Люси Лендон и Элоизы Пти, Фонтанеля, поезда, могилы, кошки.

Господин Филипп Туссен.

Он дрожащими пальцами вскрыл конверт. Вспомнил руки Женевьевы Маньян в их последнюю встречу, когда она сказала: «Я бы никогда не причинила зла малышкам».

Виолетта Туссен, в девичестве Трене, дала поручение адвокату устроить их развод «по взаимному согласию». Юрист просил господина Филиппа Туссена в кратчайшие сроки связаться с адвокатским бюро и договориться о встрече.

Он читал и видел лишь обрывки фраз: …иметь при себе удостоверение личности… название нотариальной конторы… был составлен брачный договор… профессия… национальность… место рождения… те же сведения для каждого из детей… согласие супругов на расторжение… без претензий на компенсацию… суд высшей инстанции Макона… оставление супружеского очага… без «продолжения».

Невозможно! Нужно немедленно это остановить. Сесть в машину времени.

Филипп сунул конверт во внутренний карман куртки, застегнул шлем и рванул туда. Хотя поклялся, что ноги его там не будет.

Как Виолетта нашла его адрес? Как узнала о Франсуазе? Откуда ей известна его новая фамилия? Родители давно умерли, но и пока были живы, понятия не имели, где живет их сын. Им ничего не было известно о Броне и Франсуазе. Нет, невозможно. Он не пойдет к этому адвокату. Никогда.

Она должна оставить его в покое. Они с Франсуазой переедут. Он теперь Филипп Пелетье. Фамилия Туссен будет вечно приносить ему несчастье. Кладбищенская фамилия, ассоциирующаяся со смертью и хризантемами. Фамилия, от которой несет могильным холодом и воспоминанием о кошках.

Две жизни, одна в сотне километров от другой. Он ни разу не подумал о том, что Брон находится так близко от Брансьон-ан-Шалона.