Портрет мафии крупным планом

В дороге он продолжал работу, начатую еще в Москве – собирал сведения об убитом художнике Артюхове. Некоторое время назад Гуров научился пользоваться мобильным интернетом и теперь вовсю прибегал к его услугам. Сейчас он уже знал, чем занимался Григорий Артюхов, знал названия его наиболее известных картин. Запомнил и несколько имен людей, которые чаще других упоминались вместе с Артюховым.

На вокзале Лев взял такси и поехал в управление. Накануне он по телефону договорился о встрече с начальником княжевского областного управления генералом Тарасовым и теперь направлялся на эту встречу.

Николай Семенович Тарасов оказался крепким мужчиной чуть ниже среднего роста. Для своих пятидесяти двух лет генерал выглядел очень хорошо, был бодр, энергичен, взгляд синих глаз внимательный, цепкий.

Начальник управления любезно встретил гостя, проводил к столу, усадил, предложил чай или кофе, поинтересовался и тем, как тот доехал… В общем, всем своим видом излучал гостеприимство и готовность к совместной работе. Однако, обменявшись с Тарасовым несколькими фразами, Гуров пришел к выводу, что с генералом что-то не так. Визит московского гостя его вовсе не радовал. Хозяин обширного кабинета был чем-то угнетен, мрачен. И о деле, то есть об убийстве Артюхова, говорил неохотно, всячески стараясь показать, что о художнике мало что слышал, работой его не интересовался и вообще не в курсе.

– Понимаете, Лев Иванович, – заявил Тарасов, – делом этого художника… как его – Артюхов? – этим делом занимаемся не мы, его ведет следственный комитет, а конкретно – старший следователь Злобин. Вот вы к нему обратитесь, он вас введет в курс дела, как там и что. Следственный комитет у нас недалеко, прямо по соседству, в следующем квартале. Мы с ними, естественно, сотрудничаем, но конкретно в данном деле не участвуем. А вам мы, естественно, окажем всяческую помощь и содействие. Обеспечим машиной, помощью криминалистов, экспертов… Если потребуется, я вам придам пару помощников, есть у меня толковые ребята…

Тарасов говорил все это бодро, живо, но в глаза гостю при этом не смотрел и выглядел подавленным. Было заметно, что он хочет как можно скорее закончить неприятную встречу, только и ждет, чтобы гость ушел. Отметив это обстоятельство, Гуров, наоборот, решил задержаться в кабинете начальника управления и расспросить генерала как можно более подробно.

– Со следователем я успею поговорить, – сказал он, – но сначала хотелось бы побеседовать с коллегой. У следователя свой подход, у нас, оперативников, свой. Я уверен, что у вас, Николай Семенович, уже сложилось свое мнение об этом убийстве, есть какие-то данные. Ведь есть, правда? Вы в городе всех знаете, кто чем дышит. Поделитесь со мной своими соображениями.

– Да я готов, почему не поделиться… – согласно кивнул Тарасов. – Что именно вас интересует?

– Что интересует… Прежде всего – мотив. Неужели художника действительно убили с целью ограбления? Притом что из мастерской пропали всего три картины?

– Всякое бывает… – неопределенно ответил генерал.

– А могут быть какие-то другие причины для убийства? Например, ревность? Месть?

– Ревность – это да, могло быть, – встрепенулся генерал. – Женщин вокруг него много крутилось.

– Так-так… А какие у него были отношения с коллегами? Дружеские или, напротив, натянутые?

– В основном отношения были хорошие. Покойный не зазнавался, не считал себя гением. Готов был помочь коллегам. Но был один… можно сказать, соперник.

– Кто такой?

– Есть у нас один художник, зовут Евгений Пикляев. Вот он высказывался об Артюхове очень отрицательно. Возможно, завидовал его успеху. Но ведь из-за зависти не убивают…

– Почему же? Среди людей искусства такое возможно, – заметил Лев. – Скажите, а был у погибшего какой-нибудь покровитель? Тот, кто ссужал художнику деньги, помогал с организацией выставок?

– Да, есть такой меценат, – кивнул Тарасов. – Козлов Николай Петрович. Богатый человек…

– И что говорит этот богатый человек по поводу убийства Артюхова?

Услышав этот вопрос, генерал еще сильнее помрачнел и неохотно выговорил:

– Ничего Козлов не говорит. Потому что его уже два дня найти не могут. Куда делся – неизвестно.

– Вот как… – протянул Гуров. – Интересно… Загородный дом богатого человека вы, конечно, проверили…

– И загородный дом, и сторожку – была у него своя сторожка в охотничьем хозяйстве. Везде посмотрели – нет его нигде.

– А машина?

– Машины тоже нет. И что самое интересное – ее не видели ни на одном посту ДПС. Мы, правда, не всех инспекторов успели опросить. Есть еще надежда, что кто-то что-то вспомнит. Но пока картина такая – два дня назад Козлов был на месте, у себя в офисе. А потом исчез, как сквозь землю провалился.

– А жена что говорит?

– Вот жена его последняя и видела. Точнее, не видела, а слышала. Рассказала, что во вторник муж вернулся домой очень поздно, уже после полуночи. Лег спать в кабинете. А утром его дома уже не было.

– То есть, строго говоря, жена Козлова не может утверждать, что ее муж был дома, – покачал головой Лев. – Это мог быть совсем другой человек.

– Да, я тоже об этом думал, – согласился Тарасов.

– Вот видите, Николай Семенович, вы об этом все-таки думали. А вначале заявили, что и фамилию этого художника толком не помните. Чем же вам это дело так неприятно, что вы о нем и слышать не хотите?

– Да ничем особенно… Что тут неприятного? – совсем уж неразборчиво пробормотал генерал.

– Ладно, не буду вас больше мучить, – сказал Гуров, поднимаясь. – Пойду познакомлюсь со следователем Злобиным. Может, он мне больше расскажет.





Глава 3




Следователь Артем Юрьевич Злобин оказался полной противоположностью хмурого начальника управления. Он был сравнительно молод (не больше сорока лет, как оценил его возраст Гуров), бодр, улыбчив и весел. Никакой мрачности, никакой подавленности в нем не ощущалось.


– Лев Иванович, рад вас видеть! – воскликнул он, встретив гостя у порога своего кабинета. – Большая честь работать вместе с таким специалистом!

– Однако не все так думают, – заметил Гуров, проходя в кабинет. – Ведь я вроде как ваш хлеб отнимаю. И вообще мы из разных ведомств…

– Ведомства, может, и разные, а дело-то одно! Дело одно! – все так же жизнерадостно ответил Злобин. – Итак, я полагаю, вы хотите узнать как можно больше подробностей об убийстве художника Артюхова. Правильнее всего будет, если мы с вами прямо сейчас проедем на место преступления. Сейчас я позвоню, чтобы нам подогнали машину, расскажу самое главное – и поедем.

Следователь позвонил водителю, распорядился, чтобы машина через десять минут была у подъезда, после чего начал рассказывать:

– Тело художника обнаружила его жена. Согласно ее показаниям Артюхов очень редко оставался ночевать в мастерской – как правило, в тех случаях, когда у него собиралась большая компания коллег, они засиживались допоздна – ну, и мастеру кисти не хотелось идти в таком состоянии домой. Обычно Артюхов предупреждал жену о таких сборищах, так что поводов для беспокойства не было. В этот раз художник не позвонил, и когда он не пришел домой ни в двенадцать часов, ни позже, жена стала беспокоиться. И вот, едва рассвело, она отправилась в мастерскую. Дверь была открыта. На полу мастерской, возле мольберта, Наталья Артюхова обнаружила тело мужа с явными следами насильственной смерти. Художник был убит двумя ударами тупым металлическим предметом по голове. Согласно заключению медиков смерть наступила в результате тяжелой черепно-мозговой травмы. Время смерти – между одиннадцатью часами и часом ночи. Как мы предполагаем, убийца вошел в мастерскую, поскольку дверь не была закрыта. Приблизился к хозяину мастерской, который стоял перед мольбертом, и нанес ему два удара по голове. После чего вырезал из рам три картины – ту, над которой Артюхов работал в тот вечер, и еще две картины из числа стоявших у стены. Полотна он унес с собой.

– Отпечатки вы, я думаю, не нашли? – Это прозвучало не как вопрос, а скорее как утверждение.

– Не нашли, – подтвердил Злобин. – Преступник был в перчатках.

– А «тупой металлический предмет», которым пользовался убийца, – это железный прут?

– Нет, труба, – поправил сыщика Злобин. – Скорее всего – шоферская монтировка.

– Ее не нашли?

– Не нашли. Ищем. Ну что, главное я сказал, может, теперь поедем на место преступления?

– Поехали, чего время терять, – согласился Гуров.

Они сели в машину и спустя четверть часа были уже возле мастерской Артюхова. Выйдя из машины, Лев внимательно оглядел старинный двухэтажный дом и заметил, что первый этаж своими высокими полукруглыми окнами заметно отличался от второго.

– Мастерская здесь? – спросил он, указав на окна первого этажа.

– Так точно. Артюхов выбрал это помещение из-за окон. В мастерской у него было всегда светло…

– Я так понимаю, он мастерскую сам оплачивал?

– Да, сам. Правительство области предлагает художникам оплаченные мастерские, и многие этим предложением пользуются. Однако Артюхов от государственной мастерской отказался. Сказал, что там темно и слишком шумно – много соседей-художников. Снял помещение недалеко от дома.

– Так он жил где-то рядом?

– Да, отсюда до его дома минут двенадцать ходьбы.

– Раз снимал мастерскую, стало быть, не бедствовал?

– Не бедствовал, – подтвердил Злобин. – У него довольно часто покупали работы.

– Мастерская на первом этаже… Вечером, когда горит свет, думаю, с улицы можно увидеть, что там происходит?

– Вот это я не проверял, – признался следователь. – Вы, наверное, правы. Как я понял, Артюхов не был пунктуальным человеком. Вот дверь у него стояла не запертая… Скорее всего и шторы он ночью не задергивал.

– Значит, убийца мог видеть, что художник находится в мастерской, и что он там один… Кстати, а один ли? Вы нашли людей, которые были в тот день у Артюхова? Кто последним видел его в живых?

– Полный перечень мы еще не составили, – ответил Злобин. – Пока что выяснили, что в середине дня к нему заходили двое коллег – художники Шмайлис и Пикляев.

– Вместе?

– Нет, порознь. Шмайлис заходил около часа, Пикляев – в три. Так что пока он последний в списке тех, кто видел Артюхова в тот день.

– Понятно, – кивнул Гуров. – Что ж, теперь пошли внутрь.

Они вошли в дом, прошли под лестницей, которая вела на второй этаж, и остановились перед дверью, заклеенной казенной бумагой с печатью. Следователь снял печать, отпер дверь, и они вошли в мастерскую.

Это была большая светлая комната с тремя окнами на улицу. Справа, у торцевой стены, в несколько рядов стояли картины. Слева – несколько шкафов, кровать, а ближе к середине комнаты – обеденный стол. Возле окна стоял мольберт; на полу возле него виднелся нанесенный мелом контур лежащего человеческого тела.

Гуров, не задавая никаких вопросов, не произнося ни слова, прошелся по мастерской. Открыл один за другим шкафы. В одном оказались чистые холсты, краски, кисти, в другом – посуда, в третьем – книги по искусству. На полу возле шкафов стояло несколько пустых бутылок, а в посудном шкафу, в глубине, сыщик обнаружил початую бутылку коньяка и нетронутую бутылку водки.

Затем он внимательно осмотрел два пустых подрамника, из которых были вырезаны холсты, и перешел к мольберту. Его он осматривал минут двадцать, так что следователь Злобин, потеряв терпение, не выдержал и спросил:

– Что вы ищете, Лев Иванович? Мы там все осмотрели самым внимательным образом.

– И подрамник тоже? – спросил Гуров, не оборачиваясь.

– Да, и его, конечно, – кивнул Злобин.

– Тогда вы сможете объяснить мне, что это за следы, – сказал сыщик.

Злобин нахмурился и подошел ближе. Наклонился, посмотрел на место, на которое указывал Гуров, и, пожав плечами, ответил: