Порвали парус

– Только бы из-за Африканского континента не начались войны! Конечно, Алжир, Тунис и Египет возжелают расширить свои территории за счет опустевших Мали, Чада, Нигера, Судана…

– Эритрея тоже опустела?

– Почти, – ответил Бондаренко. – Как и Эфиопия. Остались только некие мелкие племена автохтонов, но кто с ними считается?..

Я прислушался, сказал громко:

– Тихо-тихо. Включите последние новости. Там как раз сейчас о срочной резолюции ООН. Запрещается в самовольном порядке не только захватывать какие-то земли, но и провозглашать некие права на земли Африканского континента.

Мещерский шевельнул ладонью, карта исчезла с экрана, сменившись личиком хорошенькой телеведущей, что с пафосом и красиво играя сиськами, трагическим голосом рассказывала о страшной трагедии на Африканском континенте.

– Не успели, – сказал он с досадой. – Что там было сказано еще?

– Очень коротко, – сообщил я. – Пока только запрет.

– А селиться?

– Насчет этого не было, – признался я. – Такое противоречило бы декларации о свободе передвижения и выборе местожительства. Но запрещено объявлять место своего жительства юрисдикцией какого-то государства Европы или любой другой страны.

– Помимо африканских стран?

– Да, – подтвердил я. – Если поселился на территории Конго, то и остаешься подданным Конго, хотя там ни одного негра. И самого Конго нет. Однако этот абсурд поможет избежать хаоса.

– Абсурд лучше хаоса?

– Да, если это наш абсурд.

Бондаренко с энтузиазмом потер ладони.

– Это хорошо. Сегодня же объявлю себя гражданином Конго. Жить в Москве, а налоги как бы платить в Конго! Или в Камеруне, без разницы. Лишь бы там было пустое место.

Мещерский сказал со вздохом:

– Нужно ждать, что примут через полчаса. Им приходится работать в авральном режиме, пока не начался самозахват континента. Думаю, сперва будут только строгие запретительные меры. А потом только начнут думать, что же делать на самом деле.

Он поглядывал на меня, но я помалкивал, снова и снова просеивая в сети и везде, куда могу дотянуться, имена и биографии ученых-генетиков, которые могли бы… нет, в состоянии создать такой вирус.

По всему миру таких вообще-то много, несколько сотен. Даже отсутствие мощных лабораторий в личном распоряжении не особо непреодолимое препятствие. Сегодня на помощь приходит как распределенное вычисление, так и свободный доступ к научным публикациям, откуда можно позаимствовать какой-то сложный кусок реакции, если знаешь, где искать…

Полностью нельзя вычеркивать даже такие имена, как Фернанд Гарсен или Фриц Тульзен, что живут затворнически в Альпах и равнодушны к остальному такому неинтересному миру, признавая только счастье быть и ночевать в своих прекрасных лабораториях.

Но, конечно, под особым подозрением находятся Мартин Паральц, Брет Варден, Брайан Кендель, Кейт Ронхольд, великие генетики, жившие до отмены апартеида в ЮАР.

Хотя почему только они, за время освобождения Манделы и начала резни белого населения прошло двадцать лет, появилось целое поколение ученых, они как раз и могут отомстить захватчикам за потерю своей прекрасной страны…

Хотя, пожалуй, стоит убрать с поля зрения Фрица Тульзена и Мартина Паральца. Первый, поселившись в Штатах, так и не вышел из депрессии и наукой больше не занимался, посвятив себя сельской жизни на купленном ранчо, а Паральц слишком неисправимый идеалист.

Еще будучи самым молодым магистром в ЮАР, Паральц горячо выступал за отмену позорящего страну апартеида, требовал освободить из тюрьмы Манделу, а когда того выпустили и сделали президентом, принял приглашение войти в его администрацию, где рьяно проводил политику умиротворения и сближения белого и черного населения.

Судя по его выступлениям и деятельности на посту ректора университета, он с приходом к власти Манделы оставил научную деятельность и полностью посвятил свою жизнь обучению африканцев и приобщению их к западным ценностям и науке.

Известно, что уволил одного из преподавателей только за то, что тот публично сослался на вообще-то известный в науке факт, но никак не упоминаемый в печати и даже разговорах, что мозг представителя негроидной расы на двести грамм легче белого и меньше по объему и что даже в таком мозгу местного населения очень слабо развиты отделы, которые отвечают за науку и творчество.

В последний год по возрасту и сопутствующим ему болезням оставил руководящие посты в правительстве черного ЮАР, но продолжал оказывать влияние, стараясь примирить стороны и добиться мира между расами.

А вот Брет Варден и Фрид Тульзен демонстрируют завидную жизнеспособность. Вардену – восемьдесят лет, а Тульзену – восемьдесят пять, однако все еще не оставили научной деятельности, оба руководят прекрасно оснащенными лабораториями в Штатах, а еще и занимаются преподаванием.

Есть еще несколько ярких генетиков из ЮАР, одни во время отмены апартеида были еще студентами, другие успели закончить учебу и начали работу в прекрасно оснащенных научных центрах ЮАР…

Хотя, конечно, переехавшие в Штаты наверняка усвоили американский принцип жизни: где хорошо, там и родина, однако старое поколение обычно более твердое в своих убеждениях…

Мещерский поглядывал на меня все чаще, поинтересовался наконец:

– Владимир Алексеевич?

– Да, Аркадий Валентинович, – ответил я с некоторой неловкостью, – честно говоря, судьба таких громадных территорий, так внезапно опустевших, повлияет на расстановку сил в мире… но меня сейчас тревожит безнаказанность создателей вируса.

Все притихли, Бондаренко спросил первым:

– Полагаете, они там… клепают что-то пострашнее?

– Вдохновленные успехом, – добавил Кремнев.


– Клепают или нет, – ответил я, – но они уже совершили преступление. Самое тяжелое из существующих. Они уже уничтожили часть человечества!

– И могут остальные части, – сказал Мещерский. – Владимир Алексеевич?

Я вздохнул, слишком много темных пятен, даже всесильный интернет не всесильный и не всевидящий, когда нужно заглядывать человеку в душу, как говорят по привычке люди, даже далекие от религии.

Придется в самом деле часть работы сбросить на команду. В том смысле, что не буду дублировать, разве что перепроверю полученные результаты.

– Если вы не против, – сказал я, – то хотел бы прямо сейчас, не теряя время, отдать кое-какие распоряжения своей команде.

– Дорога каждая секунда, – согласился Мещерский. – У меня канал срок три семь четыре…

– Спасибо, – ответил я.

Они поглядывали, как я выудил из заднего кармана смартфон и потыкал в экран пальцем, это чтобы видели, как соединяюсь со своим офисом, хотя, понятно, я с ним на связи постоянно.

С креслом я отодвинулся подальше в сторону, чтобы оттуда видели по одной из камер только меня, в то время как Мещерский и остальные, оставаясь вне зоны видимости, могут наблюдать за работой всех моих орлов.

На боковом экране высветился наш главный зал, Ивар и Данко сцепились в споре над головой пригнувшегося за столом Гавроша, Оксана прислушивается, не отрываясь от работы, но пальцы ее над клавиатурой двигаются совсем медленно…

– Стоп-стоп, – сказал я громко. – Тихо!.. Тихо-тихо!.. Все мы обожаем поумничать, особенно в мировой политике и экономике, но давайте вернемся к своей работе, что и опасна, и трудна.

Они все обернулись, Ивар вздохнул, а Гаврош, опережая меня, сказал важно:

– Что там насчет вируса?.. А ничего, Владимир Алексеевич, насчет вируса. За исключением, что версий происхождения стало намного больше. По сути, любая страна могла спонсировать его создание. От Японии, которой крайне остро необходимо жизненное пространство, до никому не нужной Швеции.

– А Швеции, – спросил я, – зачем?

Гаврош сдвинул плечами.

– А просто так. Своих негров в Швеции нет, а понаехавших не жалко. Только срут на улицах да насилуют молоденьких шведок.

– Старых тоже насилуют, – уточнил педантичный Ивар.

– И самих шведов тоже, – согласился Данко. – Даже депутатов парламента, что потом еще и чувствуют вину перед понаехавшими из Африки. К тому же, если вирус сработает, во всем можно обвинить Россию. У них всегда Россия виновата.

Кремнев довольно улыбался, свои по духу ребята, явно и очень умные, раз такое говорят.

– Двойная выгода, – согласился я. – Что ж, надо будет присмотреться к ЮАР…

– Это же самое очевидное, – напомнил Ивар в недоумении.

– Запутанные ходы чаще видим в кино, – ответил я, – а в жизни обычно все в лоб. Возможно, именно там и ответ.

Ивар спросил осторожно:

– А если сделали в Штатах, привезли в ЮАР, а там выпустили?

– Тогда ничего не узнаем, – ответил я. – Но все же, все же…

– Могли сделать в ЮАР?

Я кивнул.

– Там до отмены апартеида была лучшая в мире наука. Всякая! Исследования в ядерной области привели к созданию собственного ядерного оружия, не знали?.. То-то. Но президент белых Леклерк понимал, что в случае прихода к власти чернокожих ядерные бомбы сразу же посыплются на соседей и на всех, кто не понравится Манделе. Напоминаю, это известный террорист, что после Леклерка стал президентом…

– И что с бомбами?

– ЮАР, – сказал я, – стала первой и единственной в мире ядерной державой, что отказалась от статуса ядерной и уничтожила свои атомные бомбы… Кстати, если кто не знает, первая в мире пересадка сердца была совершена в ЮАР!.. И вообще там медицина была одной из лучших в мире…

– Шеф, – сказал Гаврош с укором, – даже я знаю, что, когда Мандела вышел из тюрьмы и стал президентом, белых фактически вырезали по всей стране! А врачей заменили шаманы… Кому было делать вирус?

– Те, кто делал науку, – напомнил я, – еще не умерли от старости!.. И не были убиты. Как стало известно, что режим апартеида будет вскоре отменен, а власть передадут черным, все ученые поспешно покинули страну. В США, Англию, Австралию, Новую Зеландию и даже в Китай… Но если предположить, что они и сейчас сохраняют старые связи…

– И могут вести совместную работу? – продолжил Ивар.

Данко посмотрел на обоих с укором.

– Ребята, прошло двадцать лет!

– И что? – спросил Ивар. – Кому было по сорок, когда покинули родину, сейчас всего шестьдесят! Что для балерунов или спортсменов старость, то для ученых самый расцвет!

Ивар возразил:

– Я о том, что за такое время все обиды затихают.