После долго и счастливо

И вот я, вернее, мы снова завязли в бесконечном круге счастья, вожделения, страсти, всепоглощающей любви и боли. Похоже, боль одерживает победу – она всегда выигрывает, а я устала сражаться.

Наблюдаю, как он проходит по комнате, и заставляю себя не придавать этому значения. Когда закрывается дверь, я хлопаю себя по лбу и потираю виски. Что со мной, если я, судя по всему, не вижу ничего, кроме него? Как вышло, что, проснувшись утром, я была готова жить без него, а несколько часов спустя оказалась в его постели?

Ненавижу, что у него надо мной такая власть, но, хоть убей, не в силах положить этому конец. Нельзя винить его за мою слабость, иначе я упрекнула бы его в том, что из-за него мне трудно понять разницу между правильным и неправильным. Когда он улыбается, эта граница размывается, и совершенно невозможно бороться с чувством, охватывающим все тело.

Он заставляет меня смеяться так же часто, как и плакать. Он заставляет меня снова чувствовать, хотя я была убеждена, что внутри на всю жизнь осталась только пустота. Я нисколько не сомневалась, что никогда не смогу испытать ни единого чувства, но Хардин выдернул меня из этого состояния: протянул руку, когда остальным было все равно, и вытащил меня на поверхность.

Однако ничто из этого не меняет того, что мы не можем быть вместе. У нас просто ничего не получается, и я не позволю себе снова воскресить надежду только для того, чтобы в очередной раз разочароваться, когда он отвернется, когда заберет обратно все свои признания. Я не согласна, чтобы мое сердце снова и снова рвал на части единственный человек, который меня спасает.

И вот я сижу, закрыв лицо руками, и как ненормальная прокручиваю в голове совершенные ошибки – свои, его, наших родителей. Мои ошибки разъедают разум, отказываясь подарить покой.

Мне удалось ощутить лишь намек на спокойствие и блаженство, когда меня гладили его руки, когда меня целовали его горячие губы, когда его пальцы ласкали чувствительную кожу моих бедер. Однако несколько минут спустя огонь погас, и я снова в одиночестве. В одиночестве, расстроенная и растерянная: история повторяется, только конец еще более жалок, чем в прошлый раз.

Поднявшись с постели, я застегиваю лифчик и натягиваю через голову толстовку Лэндона. Меня не должно быть здесь, когда вернется Хардин. Я не могу прождать следующие десять минут, готовясь к тому, что он решит выкинуть в этот раз. Это повторялось слишком часто, но в конце концов моя потребность в нем перестала быть такой непреодолимой, как раньше. Он больше не хозяин всех моих мыслей и не в ответе за каждый мой вздох. Теперь я способна видеть, что есть жизнь и после него.

А только что я повторно совершила ошибку. Вот что это было. Ужасная ошибка, о которой грубо напоминает тишина в комнате.

К тому времени как открывается дверь ванной, я уже одета и сижу в своей комнате. Шаги звучат громче, и ему хватает всего пары секунд, чтобы понять, что меня нет.

Не постучавшись, – я знала, что он не постучит, – он заходит ко мне.

Я сижу на кровати, скрестив перед собой ноги, будто защищаясь. Должно быть, я кажусь ему жалкой: в глазах застыли слезы сожаления, на коже до сих пор его запах.

– Почему ты ушла? – С его влажных волос стекает на лоб вода, руки упираются в голые бедра, – шорты слишком низко.

– Это не я. Это ты ушел, – упрямо уточняю я.

Несколько секунд он безучастно смотрит на меня.

– Наверное, ты права. Вернешься?

Он высказывает требование в форме вопроса, и я борюсь сама с собой, чтобы не встать с кровати.

– Вряд ли это хорошая мысль. – Я отворачиваюсь от его пристального взгляда, и он, пройдя через всю комнату, садится напротив меня на кровати.

– Почему? Прости, что психанул. Я просто не знал, что и думать, и, если уж совсем начистоту, боялся, что ляпну что-то не то. Поэтому и решил, что лучше выйти из комнаты и остыть.

«Почему он не мог вести себя так раньше? Почему не мог быть честным и уравновешенным, когда было нужно? Почему он захотел измениться только после того, как я его оттолкнула?»

– Ты мог хотя бы намекнуть на это, а не просто оставлять меня там одну, – киваю я, собираясь с остатками сил. – Думаю, нам не следует быть наедине.

В его глазах разгорается бешенство.

– О чем ты говоришь? – рычит он. Вот вам и уравновешенность.

Я не разнимаю скрещенных на груди рук.

– Я хочу быть рядом с тобой и буду, если ты захочешь поговорить о чем-то, или просто высказаться, или если тебе понадобится кто-то близкий, но действительно считаю, что нам лучше общаться на нейтральной территории. Например, в гостиной или на кухне.

– Ты ведь не серьезно? – хмурится он.

– Серьезно.

– Нейтральная территория? И Лэндон в роли Элинор Тилни? Это смешно, Тесс. Мы можем находиться в одной комнате и без чертовой компаньонки.

– Я ничего и не говорила о компаньонках. Думаю, в сложившейся ситуации, – вздыхаю я, – мне лучше на пару дней вернуться в Сиэтл.

До этого момента я не принимала окончательное решение, но теперь, когда слова произнесены, они обрели смысл. Нужно собрать вещи для переезда в Нью-Йорк, и я скучаю по Кимберли. Еще меня ждет визит к врачу, о котором я стараюсь не думать, и нет ничего хорошего в том, чтобы в очередной раз притворяться, что я дома, оставаясь у Скоттов.

– Я поеду с тобой, – запросто предлагает он, словно это самое очевидное решение.

– Хардин…

Не спрашивая разрешения, он садится на кровать: с голым торсом и все такое прочее.

– Я хотел повременить, прежде чем рассказать тебе, но я съезжаю с квартиры и тоже перебираюсь в Сиэтл. Ты хотела этого с самого начала, и я готов. Не знаю, почему мне потребовалось столько времени. – Он проводит рукой по волосам, взъерошивая подсохшие пряди, и они превращаются в торчащее во все стороны безобразие.

Я качаю головой.

– О чем ты говоришь?

«Теперь он хочет переехать в Сиэтл?»


– Я найду нам хорошую квартиру. Конечно, это будет не особняк, как ты привыкла у Вэнса, но лучше, чем любое жилье, которое ты сможешь позволить себе в одиночку.

Я понимаю, что он не хотел обидеть меня своими словами, но они все равно прозвучали как оскорбление, и у меня тут же сдают нервы.

– Как же ты не понимаешь, – всплескиваю я руками. – Ты вообще не понимаешь, в чем суть!

– Суть? С какой стати тут должна быть какая-то суть? – Он придвигается немного ближе. – Почему мы просто не можем быть вместе и почему ты просто не позволишь мне показать, каким я могу стать? Необязательно искать во всем суть, подсчитывать плюсы и минусы и делать себя несчастной из-за того, что ты любишь меня и не разрешаешь себе быть со мной. – Он накрывает мою руку своей.

Я вырываю руку.

– Мне хотелось бы согласиться с тобой и горячо поверить в этот волшебный мир, где у нас могло бы все получиться, но я делала это слишком долго и не в силах продолжать. Ты пытался предупредить меня, давал мне один шанс за другим увидеть неизбежное, но я отказывалась это признать. Но теперь понимаю: мы были обречены с самого начала. Сколько еще раз будет повторяться этот разговор?

Он смотрит на меня своими проницательными зелеными глазами.

– Столько, сколько нужно, чтобы ты изменила свое мнение.

– Я никогда не могла изменить твое. Почему ты думаешь, что это получится у тебя?

– Разве это не ясно после того, что произошло между нами несколько минут назад?

– Я хочу, чтобы ты был частью моей жизни, но не в этом смысле. Не как мой парень.

– Муж? – Его глаза полны юмора и… надежды?

Я изумленно смотрю на него в упор, поражаясь, как он только посмел…

– Хардин, мы не вместе! И ты не можешь тыкать мне в лицо замужеством только потому, что считаешь, будто я передумаю. Я мечтала, чтобы ты хотел жениться на мне, а не использовал это как крайнюю меру.

Его дыхание учащается, но голос остается спокойным:

– Это не крайняя мера. Больше никаких игр, я получил свой урок. Я хочу жениться на тебе, потому что не могу представить свою жизнь без тебя. Можешь продолжать говорить, что я не прав, но мы с тем же успехом могли бы пожениться прямо сейчас. Мы не расстанемся, и ты это знаешь.

Он так уверен в себе и в наших отношениях, а я снова запуталась и не могу решить, злиться мне или радоваться.

Для меня брак уже не имеет той ценности, которой обладал всего несколько месяцев назад. Мои родители не были женаты. Я с трудом в это поверила, когда обнаружила, что они притворились мужем и женой, чтобы задобрить мать и дедушку с бабушкой. Триш и Кен были женаты, но законные узы не спасли тонущий корабль их отношений.

«Какой вообще смысл в браке?»

В любом случае он почти всегда заканчивается провалом, и я начинаю понимать всю нелепость этой затеи. Все наперекосяк: в наших головах просто засела мысль о том, что мы должны обещать себя другому и зависеть от этого человека как от источника счастья.

Мне повезло, и я в конце концов поняла, что мое счастье ни от кого не зависит.

– Сомневаюсь, что мне вообще захочется выйти замуж. Когда-либо.

Хардин резко втягивает воздух и берет меня за подбородок.

– Что? Ты шутишь? – Его глаза изучают мои.

– Нет, не шучу. Какой в этом смысл? Брак всегда разваливается, а развод – процедура не из дешевых. – Я пожимаю плечами и не обращаю внимания на испуганное выражение его лица.

– Какого черта, о чем ты? С каких пор ты стала такой циничной?

Циничной? Я бы не назвала себя циничной. Мне просто нужно реально смотреть на вещи и не ждать, что все закончится как в романах – этого точно не случится. Но я и не собираюсь все время терпеть его метания.

– Не знаю, может, с тех пор, как поняла, какой непроходимой дурой была. Я не виню тебя за то, что ты порвал со мной. Должно быть, моя одержимость жизнью, которой у меня никогда не могло быть, ужасно тебя раздражала.

Хардин отчаянно дергает себя за волосы в своей обычной манере.

– Тесса, что за ерунду ты несешь! Ты не была ничем одержима. Просто я вел себя как придурок. – С отчаянным стоном он опускается передо мной на колени. – Черт, посмотри, как ты теперь думаешь, и все из-за меня! Все перевернулось с ног на голову.

Я встаю, чувствуя себя виноватой за то, что сказала правду о своих чувствах. Меня разрывают противоречия, а от того, что мы с Хардином наедине в этой маленькой комнате, только хуже. Рядом с ним у меня не получается сосредоточиться, и моя защита тает на глазах, когда он смотрит на меня так, будто каждое мое слово – это оружие против него, неважно, насколько оно правдиво. Я по-прежнему сочувствую ему, хотя и не следовало бы.

Я всегда осуждала женщин, которые испытывают подобные чувства. Пока наблюдаешь за чересчур эмоциональными отношениями на экране, легко обозвать женщину слабой, но все не так просто и однозначно.

Столько вещей нужно принять во внимание, прежде чем клеить ярлыки на людей, и я признаю, что, до того, как встретила Хардина, делала это слишком часто. Кто я такая, чтобы осуждать людей за их чувства? Мне неоткуда было знать, насколько сильными бывают эти глупые эмоции. Мне было неведомо, что значит испытывать магнетическое притяжение к другому человеку. Я никогда не понимала, как любовь может одержать верх над здравым смыслом, а страсть – над логикой и как это расстраивает, когда никто не понимает, что ты чувствуешь на самом деле. Никто не смеет осуждать меня за слабость и глупость, никто не имеет права критиковать меня за то, что я чувствую.

Я никогда не буду претендовать на совершенство и каждую секунду борюсь, чтобы удержаться на плаву, но это не так легко, как кажется. Совсем не просто отказаться от человека, когда он в каждой твоей клеточке, когда все мысли о нем, когда всем лучшим и худшим чувствам в жизни ты обязана ему. Никто, даже та моя часть, которая во всем сомневается, не может заставить меня ощутить вину за то, что я страстно люблю и отчаянно надеюсь на великое чувство, о котором читала в романах.

К тому времени, как я заканчиваю искать оправдания своим действиям, подсознание уже разошлось вовсю и не обращает ни на что внимания. Однако облегченно вздыхает, когда я наконец прекращаю заниматься самобичеванием, потакая разбушевавшимся эмоциям.

– Тесса, я переезжаю в Сиэтл. Я не буду пытаться заставлять тебя жить со мной, но хочу быть там же, где и ты. Я буду держать дистанцию, пока ты не окажешься готова к большему, и буду паинькой со всеми, даже с Вэнсом.

– Не в этом дело, – вздыхаю я.

Его целеустремленность восхищает, но ему всегда не хватало постоянства. В конце концов он заскучает и оставит прошлое позади. На этот раз мы зашли слишком далеко.