Поток

Хирка пришла в отчаяние. Через какие-то сутки ей предстоит встретиться с домом Ход, а она до сих пор не понимает, кто есть кто в этом городе. Она по-прежнему остаётся чужаком. Глупым чужаком, который может погибнуть в любую минуту.

Нет! Живи, не умирай.

По улице прокатились чёрные клубы дыма, который начал просачиваться в проулок. Хирка прикрыла рот капюшоном и забралась глубже. Сумеет ли она отыскать другой путь домой? Что ещё предпринять? Идти было некуда.

Колайль…

Она находилась не очень далеко от его дома. Все главные улицы расходились от кратера, а значит, эта расселина вела к южному району. Но там Уни не чувствовала себя в безопасности. От него следовало держаться подальше…

За спиной у Хирки взорвалась бутылка. Кто-то открыл окно и что-то прокричал сверху. Лучше оказаться в плохом районе, чем оставаться здесь.

Хирка побежала по проулку, который вывел её к южной части города, где тоже стоял шум, узнала туннель в пещеры, пересекла развилку и зашла в него. Звуки тут же стали тише. В прошлый раз здесь было оживлённо. Сейчас же по пути почти никто не встречался. Стулья перед пивными пустовали. Пара слепых пронеслась мимо девушки в сторону беспорядков. «Наверное, чтобы поучаствовать», – подумала она.

Косые дома громоздились друг на друге по обе стороны улицы, едва покачиваясь. Удивительно, что они давным-давно не обрушились. В окнах горели огни. Чем выше, тем пламя казалось меньше, и становилось понятно, насколько высокими были гроты.

Лестница, ведущая к жилищу Колайля, вилась между домами. Хирка слышала брань из лачуги поодаль. Судя по запаху, где-то рядом находился общий туалет.

В темноте под балконом стоял долговязый мужчина. На его лице читалось наигранное равнодушие, свойственное продавцам сырья для изготовления лекарств. Приёмная дочь целителя выросла с одним из таких и хорошо знала такой тип людей. И ещё знала, что только единицы были похожи на её отца, поэтому поспешно зашагала вверх по лестнице и отыскала дверь, которая, как надеялась Хирка, вела в жилище Колайля.

Она помедлила. Ураган мыслей не дал ей постучаться. Насколько хорошо в действительности она знает Колайля? И что вообще известно про падших? Зачем вышла на улицу сегодня вечером? Чтобы подышать воздухом или чтобы сбежать? Последний шанс дома Модрасме не должен находиться здесь…

Она опустилась на лестницу, косые ступеньки которой, судя по всему, были вырублены без малейшего вмешательства Потока. Затем прислонилась затылком к стене и прислушалась к биению собственного сердца и далёким крикам.

Кто-то идёт!

Хирка вскочила на ноги и крепче перехватила шест, чтобы нанести удар, если придётся. А еще забралась выше и попыталась слиться со стеной. Но дело казалось безнадёжным. Крупный мужчина поднимался по лестнице нетвёрдой походкой и бормотал. Похоже, был пьян. Вдруг он остановился, стянул капюшон и посмотрел на девушку.

Колайль!

Они пялились друг на друга в темноте. Что, Шлокна его побери, он делает на улице в такое время?

Ответ был написан на его лице. Падший на мгновение прикрыл глаза и сжал губы, явно не слишком обрадованный встрече с ней. Потом засунул ключ в замочную скважину, с трудом открыл дверь и застонал. Хирке был знаком этот звук. Такие издавали не пьяные, а раненые. Хотя, может, и то и другое.

Она скользнула под руку Колайлю, чтобы не дать упасть. Куртка падшего пахла, как волк, рядом с которым Хирка спала в мире людей. Она опустила мужчину на кровать и заперла дверь.

Комната с шершавыми каменными стенами была меньше, чем хижина в Эльверуа. Девушка оглядывалась по сторонам, пока глаза привыкали к темноте. Единственное окно походило на люк со ставнями. Под ним располагалась скамья с точильными камнями, ножами, перьями и стрелами. Деревянная миска. И то, что требовалось, – масляная лампа.

– Огниво? – В ответ Колайль что-то невнятно пробормотал. Она повторила на случай, если выразилась непонятно: – Огниво. Огонь. Свет.

– В ящике, – прохрипел он, указал скрюченным когтем в угол и тут же уронил руку обратно на кровать. Хирка принялась копаться в комоде, пока не отыскала предмет, более или менее похожий на огниво. Ничего подобного она раньше не видела, но из находки по крайней мере удалось извлечь искры. Девушка зажгла лампу и поставила её на табуретку у кровати. Постель Колайля не свисала корзинкой с потолка, как ложе в доме Модрасме. Это была простая лавка, которая занимала большую часть комнаты. Падший прислонил голову к стене.

С его лба капал пот. Волосы слиплись в заострённые пряди, похожие на маленькие лезвия. Мужчина попытался устроиться поудобнее, и лицо его исказила гримаса боли, сверкнули клыки. Хирка заметила красное пятно сбоку на одежде, прямо под рёбрами, и потянулась к ней. Колайль перехватил руку.

– Не трогай меня, – прохрипел он.

– Не бойся, – успокаивающим тоном ответила целительница. Раненый отпустил её, и она тут же задрала его рубашку, стараясь подготовиться к неприятному зрелищу.

Ничего. Одежда пропиталась кровью, но на теле не было ни царапины. Тогда девушка надавила пальцами на вспухшее место под кожей. Колайль закричал и замахнулся на неё, но был слишком слаб и пьян, чтобы попасть.

Хирка что-то нащупала.

На неё словно вылили ведро ледяной воды. Он ведь слепой. Умпири. Как Наиэль. Девушка вспомнила рану Наиэля, которая затянулась у неё на глазах.

То же самое произошло с Колайлем, но что-то вросло в его тело. От этой мысли сделалось нехорошо. Хирка прикрыла рот рукой.

– Наконечник стрелы?

– Стекло, – ответил падший. – Битое стекло.

От мужчины пахло кислым пивом.

Хирка взяла себя в руки. Битое стекло. Больно и страшно, но не ново. Ничего такого, чего она не делала бы раньше. Самая большая проблема – это сделать разрез так, чтобы рана не заросла до того, как процедура будет закончена.

– Ну, тебя хотя бы не придётся зашивать. – Целительница рассмеялась, но очень быстро замолчала. Затем вынула нож из-за голенища и провела лезвием над пламенем лампы.

– Что ты делаешь? – спросил Колайль сквозь зубы.

– То, что надо, – ответила Хирка. – Хочешь позвать кого-нибудь другого? И заодно объяснить, где ты был сегодня вечером?

Он фыркнул.

– Другого? Здесь нет никого другого.

– У вас нет лекарей?


– А зачем они нам? Если бы Умпири требовался целитель, то мы, мать твою, не заслуживали бы жизни. Мы стоим на ногах, пока не упадём. Это естественно. Кролики всегда умирают.

Хирка недоверчиво помотала головой и повернула лезвие другой стороной к пламени.

– Идиот. Ты считаешь естественным дохнуть как мухи? Неудивительно, что вас становится всё меньше и меньше.

Девушка подержала руки над огнём, сколько смогла.

– Ты можешь заглушить боль при помощи когтей? – Она надеялась, что все слепые это умеют. Наиэль притупил её чувствительность, когда пришлось зашивать рану на себе.

Колайль слабо покачал головой:

– Мы не восприимчивы к собственному яду. Кроме того…

– …нельзя признавать, что ощущаешь боль. Знаю, я ведь нахожусь здесь уже довольно давно.

Он улыбнулся. Белёсые глаза поблекли.

– Так просто не принято поступать. Может быть, кто-то облегчил бы боль своему ребёнку. Кому-то близкому. Но не посторонним.

Хирка посмотрела на собеседника. Он лежал и совершенно не понимал важности произнесённых им слов. Значит, Наиэль считал её близкой, своим ребёнком. Предатель Наиэль. Брат отца. А ведь его сердце лежит на льду в ларце.

Может, он и беспокоился обо мне, но это было до того, как он начал мне угрожать.

– В таком случае стисни зубы, – сказала Хирка, приложила лезвие к коже раненого и подержала немного, не делая надреза. Затем встретила взгляд Колайля. Его лицо исказилось от боли, а ведь целительница ещё ничего не предпринимала. Возможно, тело пыталось исцелиться само и вокруг осколков стекла шёл какой-то процесс. Благословение стало мучительным проклятием.

Слепой открыл рот, начал говорить, но слова вышли невнятными и пришлось начать заново.

– Почему ты… так решительно настроена спасти мою шкуру?

Хирка попыталась улыбнуться:

– Это моё призвание. Больше я ничего не умею.

– Первое, что ты увидела, попав сюда, это как я убиваю мужчину…

Путешественница между мирами помотала головой.

– Первое, что я услышала, это как кто-то выкрикивает твоё имя. И думаю, с того момента у тебя не оставалось выбора.

Она надавила ножом на кожу. Тело напряглось, но Колайль молчал до тех пор, пока сталь не коснулась стекла. Хирка сжала зубы, развела края раны в стороны, оставив крики пациента за пределами сознания, и сосредоточилась на том, что надо сделать. Вытащила толстый кусок стекла. Похоже, от бутылки. Скорее всего, осколок не разломился на части в теле. Но следовало проверить…

Целительница осторожно надавила пальцами на кожу вокруг разреза. Ничего. Колайль не закричал. Кровь текла по его боку и превращалась в красное пятно на одеяле. Хирка отпустила края раны и смотрела, как они бледнеют. Какая-то пена стягивала их вместе. Девушка была рада увидеть, что слепые тоже могут испытывать боль. Вечная жизнь. Они неуязвимы, как боги. Что останется от Имланда, если впустить их туда?

Хирка стёрла пот со лба Колайля. Прикосновение к стальной капле оказалось сродни прикосновению к жемчужине. Падший смотрел на дочь Грааля из-под тяжёлых век.

– Ты не такая, как они. И никогда не станешь такой, как они.

– Нет никаких они. Есть разные личности, и каждая из них уникальна по-своему.

– Да, ты должна это знать после того, как побывала в трёх мирах.

Колайль произнёс это почти весело, но девушка услышала в его словах скрытый смысл. Зависть? Восхищение?

– Неудивительно, что ты так важна для них, – продолжал слепой, радуясь, что стекло извлекли из его тела и что боль прошла. – Они верят, что ты объединишь их. Приведёшь к Потоку. Это хорошо для них, но не для нас, остальных.

Хирка вытерла лезвие ножа об уже испачканную рубаху мужчины.

– Поэтому ты бунтуешь на улицах?

Он засмеялся.

– Как думаешь, что будет, если мы снова прикоснёмся к Потоку? Дрейри вновь станут сильнейшими. Власть достанется тем, кто обладал ею всегда. Поэтому не имеющие власти злятся.

– Если всё так просто, то для чего мы продолжаем спасать друг другу жизни? Ты и я? Почему я до сих пор не погибла, если это я должна привести великие дома к Потоку? Ты прячешься под капюшоном и бросаешь бутылки на улицах, но не делаешь того единственного, что способно изменить будущее. Не убиваешь меня.

– Не думай, что это ради тебя.

– Так почему же?

Колайль вздохнул. Веки его отяжелели и почти смыкались.

– Всегда есть надежда, ясно? Надежда на то, что перемены приведут к лучшему. И несбыточная мечта о том, что твоё спасение вернёт мне прежнюю жизнь.