Практическая уфология

– Потом с отметкой получите билет.

– Ступай, – махнул босс Астрику. – Здесь подожду.

Когда тот вернулся с очередной бумагой, украшенной круглым штампом и подписью, снова полез в окошко. Компостер с лязгом пробил на картонном прямоугольнике дату отъезда и номер поезда. Поэтому билеты ручной продажи проверяются на просвет. На самом бланке указывались станции отправления и назначения (типографским способом), номер поезда, класс вагона и место.

Одна из книг, принесённых Варварой и читанная для образования, была как раз о строительстве железных дорог. Много полезного узнал. Например, прежде номера вагонов не указывались и даже во втором классе действовал принцип «кто первый пришёл, тот и занял место». Это было удобно для злоупотреблений кондукторов, которые могли взять на борт лишних пассажиров. В результате можно было сидеть на чемодане в коридоре. Лет десять назад сервис кардинально улучшили и набивать людей на манер селёдок в бочку можно лишь в четвёртом классе. Даже в третьем, где сидят на жёстких скамейках, у каждого места есть номер.

– Проследи, – велел Игорь Астрику, кивая на носильщика с тележкой. Вещи, кроме личных, в вагон не брали, оставляя в специальном отделении. – Нам жёлтый.

Для удобства классы отличались цветом, как и билеты. Сразу видно, куда тебе надо.

– В этом поезде таких нет, – сказал носильщик и, прежде чем Игорь разразился гневным воплем на тему, куда продали билет, пояснил: – В курьерском прицеплен вагонмикст. Половина его с местами первого класса, другая половина – второго. Он идёт почти без остановок, и первый класс из-за очень дорогих билетов чаще всего пустой, а чтобы не гонять поезд без пассажиров, в убыток, схитрили.

Стены нужного вагона оказались наполовину синего, наполовину жёлтого цвета, а Игорь заподозрил, что в очередной раз переплатил. Зачем ему курьерский? Мог бы и на обычном проследовать. Заодно и другие планеты посмотреть. Или лишний запас времени пригодится? Ну, поживём – увидим.

Проводник показал купе. Это было нечто. Два огромных мягких дивана, столик со скатертью, лампа с абажуром, умывальник, душ и туалет совмещённые, но не в конце коридора, а прямо за раздвижной стенкой. Выходит в общее помещение. За комплект белья пришлось заплатить дополнительно ренс. Обслуживание – дело хорошее, но кто упустит возможность ещё чуток содрать? Могли бы и поспать привычно укрывшись шинелями и без простыней, но уж катить, так с удовольствием. Потому заказал ещё и ужин, а к нему выпить и приличный кусок свежей рыбы. Гулять так гулять. Всей компанией. Сразу выпустил Феликса, давая возможность отдохнуть. Тот моментально принялся обследовать обстановку, обнюхивая углы купе.

Астрик по приходе с воплем прыгнул на пружинящий диван и был встречен недовольным шипением уютно устроившегося первым кота. Попытка согнать зверя не увенчалась успехом. Захватчик дивана встретил нападение с целью выселить его надменным спокойствием и ледяным презрением, а лапой показал готовность ударить.

– Ладно, – благодушно сказал Игорь. – Это будет моя постель.

Феликс благосклонно позволил почесать ему шейку и включил убаюкивающее мурчание. Кое-что из сказанного жрицей-епископом наводило на мысль, что стремительное выздоровление имело к нему если не прямое отношение, то вспомогательное. Кошки вообще странные животные, и зачем они это делают, понять невозможно. Иногда и умирая мурлычут, хотя явно не от удовольствия.

– Но дерьмо за ним будешь выносить, отныне это входит в твои обязанности. Пока в поезде подстелешь газету, потом придётся таскать с собой специальный лоток, чтобы не делал где попало.

Вздох был тяжкий.

– И следи за ним, чтобы из купе не выскакивал. Иначе не расплатишься, он не меньше скаковой лошади с родословной стоит.

– Может, загоним? – с надеждой спросил Астрик. – Чего зря такую ценность держать.

– Поглядим, – неопределённо пообещал Игорь.

Интересно, что с ним сделают, если реально продать?

Как-то не верилось в оставление без пригляда. Мало ему прежних начальников.

– Поезд отправляется, – сообщил голос в коридоре, – окна не открывать, мусор не выбрасывать, руки наружу не протягивать. – И проводник ещё пару раз повторил, двигаясь вдоль купе.

Под полом нечто лязгнуло, вагон дёрнулся и медленно покатился. Мелькнул какой-то забор с колючей проволокой. Столбы ЛЭП. Левая половина лица почему-то неприятно зудела. Взвизгнул недовольно Феликс, сунувшись башкой под мышку, и в этот момент они въехали в туннель без малейших признаков света.

– В первый раз вижу врата Януса в действии, – прошептал Астрик, уставившись в темноту.

Игорь щёлкнул зубами, возвращая на место отпавшую челюсть. Наконец дошло, что происходит. Почему-то представлял действие в виде красивой картинки из «Звёздных войн». Пространство сворачивается, красивые линии сходятся в спираль. А здесь просто пустота.

В той самой Варвариной книге ничего конкретного насчёт способа пробивания дыр на чужие планеты не содержалось. Очень большой секрет Храма Януса, на котором тот делает серьёзные капиталы с оборота товаров и перемещения денег. Если вчитаться в практические рекомендации, можно усвоить несколько конкретных вещей.

Никакого туннеля не существует. Ты сразу оказываешься на другой стороне. При этом чем больше масса перемещаемого предмета, тем больше времени проходит внутри для наблюдателей. Причём по самым лучшим хронометрам определяется, что для пассажиров, а не снаружи. Потом для синхронизации приходится переводить часы.

Предметом может считаться человек, машина, поезд или запряжённая лошадьми/волами тележка. Если вагоны сцеплены или грузчик держит за ручки тачку, они считаются одной вещью с общим весом. У работников врат есть специальные таблицы для определения скорости нахождения внутри. Хотя для внешних встречающих пропавшие минуты и часы незаметны.

Двигаться можно исключительно прямо, однако укладывать рельсы при таком способе передвижения – настоящее искусство, поскольку нужно состыковать их, не видя второго звена. Прежде предпочитали обычные дороги. Всё дело в меньшей выгодности. Более одного предмета одновременно внутри туннеля находиться не может. Паровоз тянет гораздо больший груз.

Любая потерянная мелочь исчезает и никогда не находится. Куда девается, один Янус знает. Были случаи пропажи людей, грузов и даже вагона. Потому запрещено что-либо выбрасывать из окон. А вот если ты находишься внутри и высовываешь руку, даже встречного ветра не почувствуешь. Главное, контакт с остальным эшелоном. Но лучше глупо не рисковать, потому и объявляют для особо тупых, не удосужившихся услышать прежде о запрете. Чтобы претензий потом не было у родственников. А то потеряет равновесие, и отвечай.

По глазам ударил свет солнца, заставив невольно зажмуриться. Занавески-то не зря на окнах тёмные, для соображающих. Замедляя ход, поезд проехал мимо двойника недавнего забора с колючей проволокой. Столбы ЛЭП тоже оказались на месте. И станция, практически неотличимая, с тем же названием. Похоже, клепают по одному проекту, вся разница в наличии цифры «тридцать» после надписи Мегар на Ахумаре. В отличие от реформированных в незапамятные столетия, для упрощения арифметических действий, старые римские. Без нуля, в виде трёх косых крестов «Х». В душе возникло серьёзнейшее подозрение, что и магазины при вокзале ничем не отличаются. Хотя по части ассортимента и цен…

– Стоянка четверть часа! – сообщил проводник из коридора.

Ну да, курьерский, долго не задерживается и на центральной станции. Кстати, и выход в одну сторону, а на воротах охрана. Просто так не смоешься.

В дверь осторожно постучали, и официант в чёрном мундире, смутно похожем на фрак, вкатил на специальной тележке заказанный ужин. На всякий случай Игорь придержал кота, чтобы тот не помчался искать приключений, но Феликс и внимания не обратил на расставляющего тарелки слугу. Как и тот на него. Оба демонстрировали чудеса безразличия. Правда, одного в этот момент слегка почёсывали по спинке, а второму пришлось дать на чай.

– Вон то, – показал Астрик, – что с этим делают?

Всё-таки подмастерье попался удачный. Даже подбор слов намекает. Большинство бы спросило: «Что это такое?» А мальчишка задаёт вопрос: «Что можно делать с этим?» Может, и выйдет толк. Не зря постоянно внушал: если хочешь понять сложную систему, не обязательно механическую, принцип одинаков, разбери её на составные части. Подход к решению больших проблем, по большому счёту, ничем не отличается от «найти неисправную детальку и починить».

– Климатика, господин, – ответил официант.

Астрик аж надулся от удовольствия при таком обращении.

– Летом используется для охлаждения воздуха. Сейчас он выключен. Зима.

Ничего нового. У богатых другие возможности. Ещё не кондиционер, но его предок. Кто бы мог подумать.


За официантом хлопнула дверь, и не успел Игорь машинально проводить его взглядом, как Феликс уже сидел под столом и, урча, торопливо жрал стыренный немалого размера бифштекс.

– Что ж ты ведёшь себя, будто из голодного края?! – вскричал Игорь без особого гнева. – Со стола брать нельзя!

Кот подозрительно посмотрел на него и продолжил трескать, ничуть не обеспокоенный нотацией.

– На меня смотреть! – загремел Игорь. – Сказал: нельзя! – Он выволок недовольно шипящего, однако не пытающегося царапаться и кусаться кота из-под стола и выставил в туалетную комнату, резко выговаривая: – Сам прицепился, теперь изволь вести себя прилично. Нельзя со стола!

На прощание выдал миску с рыбой и захлопнул дверь, оставив Феликса внутри.

– Потом мясо выкинешь, – приказал Астрику. – Нельзя, чтобы доедал, а то не поймёт.

– Ну, я и сам могу съесть, чуток по краю обрезать.

– Не морочь голову, вон сколько добра на столе, – мотнул головой, наливая в кружки пиво из амфоры, которая вовсе не амфора (название осталось из прошлого), а самая настоящая двухлитровая бутылка привычной формы, но не объёма.

Он определял на глаз. Пол-литра очень приблизительно соответствовали ксесту. С мерами была постоянная проблема. Приходилось переучиваться с привычных, а это хуже чужого языка. Впрочем, и пиво было не совсем пиво. Крепкое, градусов тридцать, не меньше.

– Или тебе обычно не хватает? – спросил босс, остановившись. – Ты голодный?

– Нет, – помотал головой парень, – нормально всё. Я просто не привык выбрасывать еду. Жалко.

Не то чтобы Игорь по жизни расточителен, но невольно вспомнилась прежняя жизнь со свалками, где хватало просроченной еды. И вещи выкидывали иногда не рваные и поломанные, а по причине замены на более новые и модные. В других отношениях различия слишком резкие. Здесь практически ничего не швыряли на улицу. Уголь и деревяшки шли на растопку, любая годная найденная вещь на барахолку, металл на переплавку, драная одежда и тряпки к старьевщику. Старые газеты использовали на курево, обертку при продаже еды или на подтирку. Даже трупы животных не пропадали. Шкуры на кожу, кости на мыло.

Рассказать о мусоре на Земле – не поверят. Это же богатство! Клондайк! Об окружающем мире правильно судить по выбрасываемому. Это гораздо более чёткий показатель достатка.

Опять лязг, толчок, и поезд мягко двинулся. Мелькнула стрелка, где переводят с одной линии на другую и торчал человек в железнодорожной форме. Замелькали знакомые приметы. Опять влетели в туннель, и пришлось зажечь лампу.

– Мы сейчас не трудимся, – сказал Игорь, когда они выпили-закусили, а поезд остановился у следующего вокзала под номером двадцать девять, – а отдыхаем. Поэтому расскажи что-нибудь занимательное.

– Но ты знаешь гораздо больше. – Астрик, натурально, растерялся.

– Я знаю профессиональные штучки, а ты изложи какую-то легенду не из обычных античных…

В умах ромеев эллинское и римское наследие органично слилось в нечто общее, куда с успехом присоединились египтяне. Живущие в Империи считали общим для себя понятие «цивилизация», без всякого определения «греко-римская». Они не замечали заимствований у соседей, и ромейскими героями были одновременно Муций Сцевола, богатыри ахейской древности, Александр с диадохами и эпигонами, а также Великий (непременно с большой буквы) Юстин – победитель «девятки», считающийся самым лучшим полководцем в истории. Он вообще этнический армянин.

Империя мыслилась как хранительница подлинных культурных ценностей. Идеал красоты и гармонии, соответствующий «небесной гармонии сфер», культивировался много веков, воплощаясь в чудесных произведениях архитекторов и скульпторов, в творениях поэтов, но главным образом в высокой культуре мысли и слова – логике, философии и риторике. Каноны этой культуры почитались так же единственно истинными, как и нормы римского права. Всё, что им не соответствовало, почиталось варварством и бескультурьем.

– Нечто, о чём рассказывают среди букеллариев.

Игорю было действительно весело, когда он случайно узнал, что живущие за Уралом-Имаусом народы верят в призрак Украины, прекрасной молодой девушки, одетой в белое, которая встречает странника в пустынных снежных степях и заманивает его, погружая своими поцелуями в роковой сон, от которого он уже никогда не сможет пробудиться.

Юмор такого рода до местных не дойдёт, но из каких глубин идёт само название!

– Один великий воин, – перебрав знакомые байки, начал подмастерье, – погиб в бою, перед тем перебив множество народа. Когда известие об этом дошло до дому, собрались его сыновья и выслушали последнее слово. Оказалось, их отец не зря всю жизнь воевал. Много разной добычи он имел, но самое ценное зарыл под дубом, растущим прямо у ограды: кубок, который всегда полон, пока стоит, и пуст, если его положить на бок. Арфу, которая сама играет любую мелодию, которую ты назовёшь или пожелаешь услышать, и сапоги несносимые. Они всегда новые и по ноге. Одно он требовал: пусть все останутся довольны при разделе. Но хорошо просить задним числом. Каждый надеялся заполучить нечто более ценное. «Я имею право на всё!» – заявил старший брат. «Я имею право выбрать!» – вскричал средний, и они оба схватились за оружие. «Наверняка есть возможность всё уладить полюбовно, – сказал младший. – Чтобы все остались довольны. Я обдумаю ночью и выскажусь на рассвете». Он слыл умником в семье и по закону не мог претендовать на многое, потому оба старших брата охотно согласились подождать до утра. В конце концов, если не устроит арбитраж, можно ведь и наплевать на его предложение. Когда старшие братья ушли, младший выкопал магические вещи и навсегда покинул родной дом, чувствуя себя благодетелем. Ведь теперь им точно не о чем спорить утром.

Игорь заржал. Трезвый он не стал бы так реагировать, но слегка поддатый получил удовольствие от незамысловатой байки. По крайней мере теперь ясно: и в каменном веке анекдоты рассказывают, и даже со смыслом.

– Понравилось? – спросил довольный Астрик.

Слово было неоднозначное и вполне могло переводиться как «счастлив». Потому Игорь машинально и брякнул:

– Счастье – это когда утром очень хочется на работу, а вечером очень рвёшься домой, понимаешь?

– Ещё как! Но мне мать говорила иначе: «Благо сотворил – счастье получил».

– Тогда давай ещё одну байку. Чтобы соответствовала.

Они уже неслись по очередному туннелю, но смотреть на однообразное зрелище за окном не тянуло. Ничего нового, бесконечное повторение. Если в первый раз особого впечатления не производит, чего уж о последующем задумываться.

Астрик заговорил не сразу, однако с уверенностью:

– Один молодой воин, – похоже у него все истории о героях, – потерял на охоте своего лучшего пса. Тот умчался за гигантским оленем и не вернулся. Охотник шёл по следам долго, но так и не увидел ни собаку, ни оленя. Он устал и проголодался, а кругом не было места, где можно было бы устроиться на ночлег, ибо он оказался в самой середине мрачной, безлюдной вересковой пустоши. И вдруг видит длинную, низкую, грубо построенную избу, где могли бы жить одни лишь разбойники или дикие звери. Но из щели между досками всё-таки пробивался свет. Он собрал всё своё мужество, подошёл и постучал в дверь. Ему открыл высокий, худой, седовласый старец с пристальными тёмными глазами. «Входи, – сказал он, – мы тебя не ждали, но кто постучал в дверь, наш гость, и не нарушим закон гостеприимства. Вот моя жена. – Старец подвёл его к очагу, где сидела старая, худая, седовласая женщина с длинными острыми зубами и страшными сверкающими глазами. – Пора ужинать. Садись и поешь с нами». Не особо понравились ему хозяева, но он устал, а теперь уже была тёмная ночь, и ему было не найти дороги обратно домой, даже если он и хотел бы. Так что парень сел у очага, где старуха помешивала варево на огне, пристально за ним следя. Не нравилось ему такое внимание, но ничего плохого ведь не делали, а под рукой копьё. Он честно ответил на вопросы и рассказал, почему бродит по пустоши. «Извини, – сказал старик, выслушав. – Твоя собака гнала оленя, а мы нуждались в пище. Пришлось убить не только зверя, но и твоего пса. Он не позволял подойти к добыче. Моя вина, и отплачу тебе полной мерой». «Неужели нельзя было отогнать?» – «Твой пёс был сильным и смелым, он не боялся волков». И тут до парня дошло, с кем он имеет дело. Оборотни. Потому и зубы с глазами такие странные. «Возьми же в качестве виры. – Старик вышел и принёс маленького волчонка. – Будет служить тебе столь же преданно, и он не менее храбр». Так и вышло. От него пошла замечательная порода охотничьих псов. С виду не отличаются от волков, такие же сильные, умные и выносливые, с упрямым и независимым характером. Даже лаять эти собаковолки не умеют, только иногда подвывают на луну. Так что, в сущности, это всё тот же волк… с одним, но очень существенным отличием: охотно признаёт человека вожаком своей стаи и отдаст за него жизнь. Правда, в пастушьи не годятся и на цепи держать не стоит. Для них любая живность – добыча, а без свободы быстро чахнут и умирают. А что касается того воина, то он прожил много лет, покрыв себя славой и оставив множество детей, однако так никогда больше не смог попасть на ту вересковую пустошь и найти оборотней, хотя и искал повсюду. Больше не встречал никого из этого семейства, но каждый раз горевал, когда приносили убитого волка, боясь, что на сей раз жертвой мог оказаться его добрый друг.

– Не совсем по запросу, однако тоже неплохо. Помнишь, ты мне объяснял о священных животных?

– Ага, – согласился Астрик. – А что?

– Звери Прозерпины лечат, а другие что делают? Говорят, – понизил голос Игорь, – есть животные не простые, приведённые принцами крови из прежнего мира. Вот гиенолошадь такая?

– Не знаю, – растерялся помощник. – Нас такому в школе не учили и взрослые не рассказывали.

Мы ребята простые и практичные, «перевёл» для себя Игорь. В сомнительные материи не углубляемся и всякой ерундой не заморачиваемся.