Прежде чем иволга пропоет

Зато парень научил меня водить машину. У его папаши в гараже пылилась раздолбанная «Лада», и когда тот лежал в отключке после пьянки, мы с Димкой гоняли по промзоне как сумасшедшие. До Шумахера мне далеко, но включить зажигание и тронуться с места могу.

Как же заверещала тетка, когда догадалась, что я собираюсь сделать! Для таких, как она, машина ценнее ребенка. От страха у меня тряслись руки, но я все сделала правильно. Чуть не заглохла на повороте, но все-таки справилась и вырулила куда надо.

Бабища застыла на дороге, как чугунная. Кажется, она была уверена, что у меня не хватит духу сбить ее. Но у меня бы хватило, еще как! Несколько секунд я была близка к тому, чтобы так и поступить.

Она была дурой психованной. Она едва не убила меня.

Но в последний момент что-то заставило меня выкрутить руль. Я чудом объехала ее, ободрав весь бок машины о дерево и с хрустом снеся зеркало, и, уносясь по грунтовке, слышала сзади полный боли вопль — словно это ей оторвало руку.

Добравшись до трассы, я заехала за брошенную заправку, нашла булыжник покрупнее и разнесла всю машину к чертовой матери. Стекла, двери, капот — раскурочила все! В рюкзаке у меня всегда были сигареты и зажигалка, и я набросала на сиденья сухой травы и подожгла ее. Правда, потухло быстро, так что эффектно удалиться на фоне взрывающейся тачки, как в фильмах, у меня не вышло.

Зато страх ушел. Растворился в моем дикарском стремлении обезобразить и уничтожить то, что было ценно для этого плосколицего чудовища.



Итак, я ехала с парнем, с которым была знакома десять минут, в неизвестное место и даже, говоря начистоту, в неизвестном направлении. Если бы он развернулся, пока я дремала, и двинулся к Сочи, вряд ли я бы что-нибудь заметила.

Люди думают, что в странных ситуациях они и вести себя будут странно. Но вот с вами что-то случается, а вы ведете себя как обычно. Это-то и есть самое удивительное.

Кирилл ни о чем меня не расспрашивал — рулил себе как ни в чем не бывало. До Великого Новгорода мы долетели без остановок, там остановились пообедать — и снова в путь.

Я заметила, что Кирилл ориентируется по навигатору. Он не бывал здесь раньше, голову даю на отсечение.

Когда проехали Петрозаводск, до меня дошло, что мы и в самом деле в Карелии. И тут меня охватил такой восторг, что я даже засмеялась вслух. Кирилл одобрительно глянул и улыбнулся.

— Здорово, правда?

— Здорово! — эхом повторила я, радуясь, что он понял.

Лес встал по обеим сторонам дороги, и я не могла насмотреться. Казалось бы, ну что такого: лес как лес, мало ли я бродила по перелескам, когда гуляла вокруг нашего «Прибоя», но здесь все было такое огромное! И воздух! И много неба над лесом, широкого и светлого, как бесконечная река, и в открытое окно тянуло водой и кувшинками, хотя никаких кувшинок не было видно.

Невозможно поверить, что только утром я сновала между столиками, дыша выхлопным газом и слушая вполуха Оксанину брань. А рядом все это время было столько красоты!

Заселение в коттедж почти не отложилось в моей памяти. Голова у меня была забита впечатлениями, как подушка перьями, они уже лезли наружу, и больше в подушку ничего не помещалось. Я пришла в себя только тогда, когда мы оказались одни.

— Здесь есть раскладной диван, — сказал Кирилл. Он вел себя непринужденно, как будто мы с ним сто раз путешествовали вдвоем. — Застелить тебе? Ты устала. Или сначала хочешь поужинать?

Я посмотрела на него очень внимательно. Нет, не похоже, чтобы он притворялся или играл в благородство: «Сделаю вид, будто я совершенно ничего от нее не добиваюсь, чтобы потом иметь возможность отыграться». Он просто заботился обо мне, кажется, без всякой корысти.

И вот тут я чуть не разревелась. Хотя вообще-то ни разу не плакса. За последние три года не сдержалась единственный раз — когда ко мне пришла Марина и сказала, что ни в чем меня не винит…

Нет, об этом не надо.

— А если я не хочу спать на диване? — спросила я.

Он улыбнулся.

— Тогда скажи сама, чего ты хочешь.

— Ну, во-первых, снять лифчик, мне в нем жарко, — призналась я, и мы засмеялись.

И так, смеясь, шагнули друг к другу и поцеловались, и это вышло легко и естественно.

И все, что у нас вышло дальше, тоже получилось легко и естественно. И совсем не похоже на то, что было с парнями в школе.





Сыщики


Пока они были в пути, Беспалов позвонил еще трижды. Выяснилось, что Павел Семенович обладает магической способностью буквально двумя фразами создавать эффект своего присутствия. Он просачивался сквозь динамик и ерзал на заднем сиденье; он распространял удушливый запах пота; он жестикулировал и задевал Сергея; он рассказывал о лекарствах, которые выпил по ошибке то ли Жека, то ли Жора, умолял о совете, шуршал упаковками и инструкциями. Бабкин, человек флегматичного склада характера, не злился, но недоумевал. Ему и раньше встречались мужчины, обвивавшиеся, подобно плющу, вокруг женщины, назначенной ими в дубы, — иногда матери, чаще — жены, — но он еще ни разу не видел, чтобы плющ с такой скоростью перекидывался на первое попавшееся дерево. Пару раз он был близок к тому, чтобы не отвечать на звонок. Однако клиент есть клиент. К тому же Беспалов мог сообщить, что его жена нашлась.

Они переночевали в мотеле на трассе и ранним утром двинулись дальше. В начале пути их то и дело обгоняли автомобили с московскими и питерскими номерами, но чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем пустыннее становилась дорога. Последние двадцать километров они проехали, никого не встретив.

— Указатель на Озерный хутор, — встрепенулся Илюшин.

Теперь Бабкин вел машину медленно, открыв все окна.

— Чем это пахнет? — спросил Макар, принюхиваясь.

Сергей насмешливо покосился на него.


— Свежим воздухом.

Извилистая дорога через лес привела их к длинной бревенчатой постройке с узкими прорезями окон; в стороне виднелась баня и что-то похожее на амбар. Островерхая крыша постройки щетинилась антеннами. Простая деревянная вывеска над дверью извещала, что они попали в коттеджный комплекс «Озерный хутор». Ниже было уточнение: «ОТЕЛЬ».

— Давай встанем чуть в стороне, — сказал Илюшин. — Не хочу показываться раньше времени.

Они бросили машину на обочине и пошли по широкой натоптанной тропе, уводящей через лес вдоль берега. Под ногами похрустывали шишки, земля была усеяна пожелтевшей хвоей. Не было слышно ни разговоров, ни шума машин — только птичьи голоса и гул ветра в кронах. С озера дул сильный теплый ветер.

— Впереди коттедж, — сказал Макар, прищурившись.

Он был совершенно такой, как на фотографии: с широкой верандой и окнами, в которых отражались деревья и небо. Облака заплывали внутрь и исчезали в глубине.

Будь Сергей один, он для начала постоял бы, решая, что делать дальше. Но Илюшин без раздумий зашагал к крыльцу, напевая под нос.

— Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены, — расслышал Бабкин.

— Только не бардовская лабуда, — простонал он, пытаясь нагнать напарника.

Макар уже мурлыкал о янтарной сосне и лесном солнышке. Он легко взбежал на крыльцо, постучал.

— Где, в каких краях…

Дверь открылась, и взглядам сыщиков предстала исчезнувшая жена Павла Семеновича, живая и невредимая.

Вопрос «…встретишься со мною» повис в воздухе.



— Нанял частных сыщиков, — медленно повторила Беспалова.

— И написал заявление в полицию, — добавил Илюшин.

Женщина грузно опустилась на лавку и обхватила голову.

Бабкин подумал, что это самое быстрое расследование за всю их практику. Сутки — и пожалуйста: вот она, Татьяна Олеговна, причем, в отличие от тех фотографий, которые выдал им клиент, выглядит цветущей и привлекательной. Лицо свежее, ни тени усталости. Клетчатая рубаха-ковбойка и камуфляжные штаны с десятком накладных карманов шли ей несравнимо больше, чем платье-футляр. Сергей прислушался, но из дома не доносилось ни звука. Он готов был поклясться, что Беспалова живет в этом коттедже одна. Она определенно выглядела как одинокая женщина.

Он мимоходом подумал, что у слова «одинокая» есть оттенок обделенности. Будь рядом Маша, Сергей не преминул бы спросить, что делать с теми, кто одинок, но в своем одиночестве всем доволен. Где правильное обозначение для этих счастливцев? Татьяну Беспалову, если судить на первый взгляд, все устраивало — и в себе, и в окружающем мире.

Не считая, конечно, их появления.

— Но ведь я сказала ему! — простонала она. — Сказала им всем!

— Что вы сказали?

— Что я уехала в отпуск! И написала записку, когда и каким поездом вернусь! И где еда! И чем кормить собак!

Макар с Бабкиным переглянулись.

— А вот это уже интересно, — сказал Илюшин. — Татьяна Олеговна, вы позволите присесть?

— Господи, да что за вопросы! Садитесь, конечно! — Она подняла к ним лицо и со слабой надеждой спросила: — А вы меня не разыгрываете?

— Сережа, покажи лицензию, пожалуйста, — попросил Макар.

— Не надо лицензию, — упавшим голосом сказала Татьяна. — Я вам верю. Боже мой, что за люди такие!

Бабкин сообразил, что это замечание относится не к ним.

— Слушайте, я правильно понял? Вы предупредили домашних об отъезде?

Она тяжело вздохнула.

— А я похожа на Золушку? Не в моем стиле удирать с бала без предупреждения, теряя по пути обувь. — Татьяна покосилась на резиновые сапоги, стоящие у дверей. — Конечно, я предупредила Пашу заранее. И накануне отъезда зашла в спальню и напомнила, что утром ему или мальчикам придется выгулять собак. На холодильник повесила записку, прикрепила магнитом. Понятия не имею, куда они ее дели. Думаю, уронили в суматохе, а псы ее сожрали. В этой квартире все, что падает на пол, рано или поздно можно найти, просто хорошенько поковырявшись в собачьем дерьме.

— Но вы не взяли с собой никаких вещей…

— Я все взяла, — отрезала Татьяна. — Кроме зубной щетки, которую пришлось купить по дороге. Показать сумку?

— Ваш муж сказал, что все на месте, кроме паспорта и телефона.

Беспалова молча встала и скрылась в доме. Вернулась она с двумя парами кроссовок и демонстративно установила их на перилах. Следующие несколько минут сыщики наблюдали, как она выносит: ботинки на толстой подошве, красную куртку, два спортивных костюма, рубахи, шорты, футболки, пижамы и штаны с начесом. Под конец были предъявлены ноутбук и ридер.

Уже на куртке Илюшин начал смеяться.

— Не разделяю вашего веселья, — сухо заметила Татьяна. — Я могла бы увезти даже свой шкаф, и они не заметили бы, что есть какие-то изменения.