При свете луны
Часть 10 из 70 Информация о книге
– Может, ему там будет лучше. – Нет. Его это убьет. – Прежде всего там ему не позволят причинить себе вред. – Он не причиняет себе вред. – Только что причинил, – напомнила она. – Как и должно быть, милорд. – Это первый и единственный случай. Исключение. – Надежды в голосе Дилана было больше, чем убежденности. – Больше это не повторится. – Ты и представить себе не мог, что такое вообще может случиться. Хотя они уже превысили разрешенный предел скорости, а транспортный поток не позволял особо разгоняться, Дилан все сильнее давил на педаль газа. Джилли чувствовала, что ему хочется уехать как можно дальше от мужчин на черных «Субербанах». – Как бы быстро ты ни гнал, Шеп все равно остается на заднем сиденье. – Как и должно быть, милорд. – Безумный врач сделал тебе инъекцию, – Дилан не стал отвечать на ее реплику, – а часом позже, или около того, ты испытала… – Я же попросила, насчет этого возьмем тайм-аут. – И я тоже не хочу об этом говорить! – воскликнул Дилан. – О лечебницах, санаториях, интернатах, где люди становятся мясными консервами, где их кладут на полку и лишь время от времени смахивают с них пыль. – Как и должно быть, милорд. – Хорошо, – Джилли кивнула. – Извини. Я понимаю. Это действительно не мое дело. – Совершенно верно, – согласился Дилан. – Шеп – не наше дело. Мое. – Как и должно быть, милорд. – Двадцать, – подсчитала Джилли. – Но твое измененное состояние сознания – наше дело, не только твое, твое и мое, потому что оно имеет непосредственное отношение к инъекции… – Мы не знаем этого наверняка. Целая гамма чувств чередой промелькнула на широком, подвижном лице, как будто он действительно был мультяшным медведем, который вышел из анимационной реальности в настоящий мир, сбрил шерсть и принялся решать сложную задачу: сойти за человека. В результате черты его лица сложились в некую комбинацию, достойную Сильвестра, в тот самый момент, когда хитрый кот уговорил Твити спрыгнуть с обрыва. – Вот это как раз мы знаем наверняка. – Не знаем, – гнула свое Джилли. – Как и должно быть, милорд. – И мне термин измененное состояние нравится ничуть не больше, чем галлюцинация, – продолжила Джилли. – Превращает меня в какую-то идиотку. – Не могу поверить, что мы спорим о терминологии. – Я не спорю. Просто говорю, что мне не нравится. – Если нам приходится об этом говорить, мы должны как-то назвать предмет нашего разговора. – Тогда давай об этом не говорить, – предложила она. – Ничего другого нам не остается. Что, по-твоему, мы должны делать? Мчаться неизвестно куда до конца жизни, нигде не останавливаться и не говорить об этом? – Как это и должно быть, милорд. – Раз уж мы заговорили о передвижении… ты слишком гонишь. – Да нет же. – На спидометре больше девяноста. – Это кажется с твоего места. – Правда? А что кажется с твоего? – Восемьдесят восемь, – признал он и чуть снизил нажим на педаль газа. – Давай назовем это… мираж. Этот термин не подразумевает психической неуравновешенности или религиозной истерии. – Как и должно быть, милорд. – Я думаю, может, фантазм, – предложила Джилли. – Фантазм меня вполне устроит. – Но мираж, пожалуй, лучше. – Отлично! Великолепно! И мы в пустыне, так что подходит идеально. – Но в действительности это не мираж. – Знаю, – заверил он ее. – Это что-то твое, особенное, уникальное, точного названия которому нет. Но, если этот мираж появился исключительно благодаря этой чертовой субстанции, которую вкололи в тебя… – Он замолчал, чувствуя, что она начнет протестовать. – Слушай, давай смотреть правде в глаза. Здравый смысл подсказывает, одно и другое взаимосвязаны. – Значение здравого смысла зачастую преувеличивают. – Только не в семье О’Коннер. – Я – не член семьи О’Коннер. – Что освобождает нас от необходимости сменить фамилию. – Как и должно быть, милорд. Она не хотела с ним спорить, знала, что они в одной лодке, но не смогла сдержаться. – Значит, в семье О’Коннер нет места таким, как я, да? – Опять мы возвращаемся к «таким, как я». – У тебя, похоже, это пунктик. – Нет у меня такого пунктика. Он есть у тебя. Какая-то ты чувствительная. В любой момент готова взорваться, как перегретый паровой котел. – Прекрасно. Теперь я – перегретый паровой котел. У тебя просто талант доставать людей. – У меня? Да нет в мире человека, с которым легче поладить, чем со мной. Я никогда никого не доставал… до встречи с тобой. – Как и должно быть, милорд. – Стрелка у тебя опять залезла за девяносто, – предупредила она. – На спидометре восемьдесят девять, – не согласился он, но на этот раз не снизил давление ноги на педаль газа. – Если мираж появился благодаря субстанции, которую в тебя ввели, меня, скорее всего, ждет то же самое. – Еще одна причина, по которой не стоит ехать быстрее девяноста миль в час. – На спидометре восемьдесят девять, – поправил он и с неохотой чуть сбросил скорость. – Этот сукин сын, безумный коммивояжер, первым сделал укол тебе, – напомнила Джилли. – Поэтому, если бы субстанция вызывала миражи, ты бы увидел его раньше меня. – Повторяю в сотый раз – он не коммивояжер. Безумный врач, ученый-псих, что-то в этом роде. И, если уж на то пошло, он говорил, что его субстанция на всех действует по-разному. Индивидуально. – Как и должно быть, милорд. – Индивидуально? Как это? – Он не сказал. По-разному. Еще он сказал, что эффект всякий раз интересный, часто потрясающий, иногда положительный. Ее передернуло при воспоминании о машущих крыльями птицах и горящих свечах. – Мираж не был положительным эффектом. Что еще сказал доктор Франкенштейн? – Франкенштейн? – Мы не можем называть его безумным врачом, ученым-психом, чокнутым сукиным сыном, коммивояжером. Нам нужно дать ему вымышленную фамилию, пока мы не узнаем настоящую. – Но Франкенштейн… – Что тебе не нравится? Дилан поморщился, неопределенно взмахнул рукой.