При свете луны

– Здесьтам, – Шеп вновь соединил два слова в одно.

Вонетта Бизли проехала уже половину луга.

– Здесьтам, – повторил Шеп. – Здесь – там, там – здесь, и все – едино, если ты знаешь, как складывать.

– Складывать? Складывать что?

– Складывать здесь и там, одно место в другое, здесьтам.

– Мы говорим не о телепортации, не так ли?

– Это не фильм мистера Дэвида Кроненберга, – снова напомнил Шеп, из чего Дилан сделал вывод, что процесс перемещения – не телепортация в том виде, в каком она присутствовала в фильме «Муха», а потому смешение атомов им не грозит.

Поднявшись с колена в полный рост, Дилан положил руки на плечи Шепу. И собрался нырнуть с братом в портал.

Но прежде чем они успели шевельнуться, портал надвинулся на них. Стоя лицом к Шепу, Дилан также стоял лицом и к магическому порталу, когда образ Джилли в ванной номера мотеля резко сложился, словно бумажная фигурка, созданная мастером оригами[34], словно обертка конфеты под пальцами, из которой дети-шутники вытащили саму конфету, сложился перед ними, вокруг них, вобрал их в себя и утянул из Калифорнии.





Глава 25




Наполовину обезумев от тревоги, Джилли едва совсем не лишилась рассудка, когда по сверкающему тоннелю, в который она смотрела, от центра пошли трещины, по которым он и сложился. И хотя она подумала, что красный тоннель складывается внутри себя, одновременно он надвинулся на нее, заставив отступить на шаг.

Теперь на месте тоннеля она видела перемещающиеся геометрические рисунки красного и черного, совсем как в детском калейдоскопе, да только эти рисунки были трехмерными и менялись не скачками, а непрерывно. Она испугалась, что упадет в них, навечно там зависнет, словно астронавт в невесомости.

Собственно, ее глаза не могли в полной мере увидеть ту удивительную структуру, что возникла в стене, а может, ее мозг оказался неспособным проанализировать информацию, поступающую от зрительных нервов. Она видела перед собой «реальную картинку», но бесконечно странную и сложную, настолько сложную, что мозг просто отказывался анализировать ее сложность. Джилли уже становилось ясно, что «картинка» эта имеет не три, а большее число измерений, и она не могла воспринять их все, хотя едва слышный панический голос интуиции насчитал сначала пять, потом семь и наконец перестал считать, поскольку она отказалась его слушать.

Практически сразу новые цвета ворвались в красно-черный калейдоскоп: синева летнего неба, желтизна пляжей и созревшей пшеницы. Среди бесчисленных тысяч плиток, образующих постоянно трансформирующуюся мозаику, красных и черных становилось все меньше, синих и желтых – прибывало. Она подумала, что видит, потом поняла, что видит, наконец постаралась не видеть фрагменты человеческих тел, распределенных по всей площади калейдоскопа; вот широко раскрытый глаз, вот палец, ухо, прямо-таки портрет на цветном стекле, разбитый и подхваченный вихрем. Ей показалось, что она заметила зубастую пасть Злого Койота, потом клочок знакомой сине-желтой гавайской рубашки, другой клочок.

И через пять, может, шесть секунд с того момента, как тоннель начал складываться, сворачиваться, Дилан и Шеп развернулись в ванной перед Джилли, целые и невредимые. А за их спинами, там, где был тоннель, Джилли видела обычную стену.

С явным облегчением Дилан шумно выдохнул и произнес что-то вроде: «И ничего сентиментально-кровавого».

– Шеп грязный, – заявил Шеп.

– Сукин ты сын! – воскликнула Джилли и кулачком стукнула Дилана в грудь.

Со всей силы, но Дилан был таким большим, что даже не шелохнулся, не то чтобы его отбросило на стену, как надеялась Джилли.

– Ты что, – запротестовал Дилан.

– Время принять душ, – проронил Шеп, опустив голову.

– Сукин ты сын, – повторила Джилли и вновь ударила Дилана.

– Да что с тобой?

– Ты сказал, что не пойдешь туда, – сердито напомнила она, сопровождая свои слова третьим ударом.

– Ой! Слушай, я же и не собирался идти.

– Но пошел, – обвинила она его и опять замахнулась.

Одной рукой, огромной, как перчатка кэтчера[35], он ухватил ее запястье.

– Пошел, да, так уж вышло, но я действительно не собирался туда идти.

– Шеп грязный. Время принять душ, – терпеливо, но настойчиво напомнил Шеп.

– Ты сказал мне, что не пойдешь, но ушел и оставил меня одну!

Она не знала, как Дилану удалось поймать и вторую ее руку. Крепко держа их за запястья, он ответил:

– Я вернулся, мы оба вернулись, все в порядке.

– Я же не могла знать, вернетесь вы или нет. Вы могли не вернуться или вернуться мертвыми!

– Я должен был вернуться живым, – заверил он ее, – чтобы дать тебе шанс убить меня.


– Не надо с этим шутить, – она попыталась вырваться, но не смогла. – Отпусти меня, мерзавец.

– Ты собираешься вновь ударить меня?

– Если не отпустишь, разорву на куски, клянусь.

– Время принять душ.

Дилан разжал пальцы, но руки опускать не стал, чтобы перехватить ее новые удары.

– Ты такая сердитая.

– Ты чертовски прав, я сердитая. – Она дрожала от злости, ее трясло от страха. – Ты сказал, что не пойдешь туда, но все равно пошел, и я осталась одна. – Тут Джилли поняла, что дрожит больше от облегчения, чем от злости или страха. – И где ты побывал?

– В Калифорнии.

– Что значит «в Калифорнии»?

– Калифорния. Диснейленд. Голливуд. Мост Золотые Ворота. Ты понимаешь, Калифорния.

– Калифорния, – подхватил Шеп. – Площадь сто шестьдесят три тысячи триста семь квадратных миль.

– Ты прошел сквозь стену в Калифорнию? – голос Джилли не оставлял сомнений в том, что она ему не верит.

– Да. Почему нет? А куда, по-твоему, мы отправились? В Нарнию? В страну Оз? К центру Земли? Калифорния – место куда более странное, чем упомянутые выше.

Шеп, похоже, многое знал о родном штате.

– Население примерно тридцать пять миллионов четыреста тысяч человек.

– Но я не думаю, что мы прошли сквозь стену, – добавил Дилан, – или вообще сквозь что-то. Шеп сложил здесь и там.

– Самая высокая точка, гора Уитни…

– Сложил что и куда?

– …четырнадцать тысяч четыреста девяносто четыре фута над уровнем моря.

Теперь, когда злость ушла, а облегчение принесло с собой спокойствие и ясность ума, Джилли поняла, что Дилан в восторге. Немножко нервничает, да, немножко боится, есть и это, но в основном в восторге, его просто переполняет мальчишечий восторг.

– Он свернул реальность, возможно, время и пространство, может, и первое и второе, может, только второе, но соединил здесь и там. Что ты сложил, Шеп? Что именно ты сложил?

– Самая нижняя точка – Долина смерти…

– Похоже, какое-то время он будет говорить только о Калифорнии.

– …двести восемьдесят два фута ниже уровня моря.

– Так что ты сложил, брат?

– Столица штата – город Сакраменто.

– Прошлым вечером он сложил первую и четвертую кабинки, но тогда я этого не понял.

– Первую и четвертую кабинки? – Джилли нахмурилась, растирая правую руку, которая болела от нанесенных Дилану ударов. – Знаешь, сейчас я понимаю Шепа гораздо лучше, чем тебя.

– Птица штата – калифорнийская куропатка.

– В мужском туалете. Вошел в кабинку номер один, а вышел из кабинки номер четыре. Я тебе этого не рассказал, потому что тогда не понял, что произошло.

– Цветок штата – золотистый мак.

Джилли требовались разъяснения.

– Он телепортировался из первой кабинки в четвертую?

– Нет, телепортация тут ни при чем. Видишь… я вернулся со своей головой на плечах, он – со своим носом. Это не телепортация.

– Дерево штата – калифорнийская секвойя.

– Покажи мне твой нос, Шеп.

Шеп по-прежнему смотрел в пол.

– Девиз штата – «Эврика», что означает: «Нашел!»