При свете луны

– Сейчас это правило неприменимо, дружище. Мы не на публике.

Шепа такой аргумент не убедил. В конце концов, они находились в общественном туалете, и он это знал.

– Никаких «Золотых рыбок», никакого пи-пи, никакого складывания.

– Послушай, ты видел много фильмов, ты знаешь, кто такие плохиши.

– Мочатся на публике.

– Есть еще худшие плохиши. Плохиши с оружием. Убийцы, как в фильмах. И вот такие плохиши ищут нас, Шеп.

– Ганнибал Лектер.

– Я не знаю. Может, они такие же, как он. Я не знаю. Но если ты мне не поможешь, если не сложишь нас, как я прошу, будь уверен, прольется много крови.

Глаза Шепа пребывали в непрерывном движении под веками, что говорило о его волнении.

– Много крови – плохо.

– Много крови очень плохо. А крови будет много, если ты немедленно не сложишь нас в наш номер.

– Шеп испуган.

– Не бойся.

– Шеп испуган.

Усилием воли Дилан не дал себе сорваться, как сорвался на вершине холма в Калифорнии. Он же дал зарок никогда не говорить так с Шепом, что бы ни происходило. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как просить, умолять.

– Дружище, ради бога, пожалуйста.

– Ш-шеп-п ис-с-спуг-г-ган.

Когда Дилан взглянул на свой «Таймекс», ему показалось, что секундная стрелка просто несется по циферблату.

Джилли подошла к Шепу с другой стороны.

– Сладенький, в прошлую ночь, когда ты лежал на своей кровати, я – на своей, а Дилан спал и храпел, помнишь, какой у нас состоялся разговор?

Дилан понятия не имел, о чем речь. Она не упомянула о разговоре с Шепом. И он знал, что не храпит во сне.

– Сладенький, я проснулась и услышала, как ты что-то шепчешь, помнишь? Ты сказал, что испуган. А что сказала я?

Глаза Шеперда перестали метаться под опущенными веками, но он ничего ей не ответил.

– Ты помнишь, сладенький? – Когда она обняла Шепа за плечи, он не отпрянул, даже не поежился. – Сладенький, помнишь, ты сказал: «Шеп испуган», на что я тебе ответила: «Шеп храбрый».

Дилан услышал шум в коридорчике, посмотрел на дверь. Никто ее не открыл, но народу в ресторане хватало, так что кто-то мог зайти в любой момент.

– И ты храбрый, Шеп. Ты – один из самых храбрых людей среди тех, кого я знаю. Этот мир – страшное место. И я знаю, что для тебя оно еще страшнее, чем для нас. Так много шума, так много ярких красок, так много людей, незнакомцев, которые всегда заговаривают с тобой, и так много микробов. Все не такое аккуратное, каким должно быть, нет ничего простого, такого, как тебе нравится, все фигурное, и многое отвратительно. Ты можешь собрать самый большой и сложный паззл, и ты можешь прочитать «Большие ожидания» двадцать раз, сто раз, и всегда там будет то, что ты ждешь. Но нельзя ожидать, что жизнь станет складываться, как паззл, и каждый день не может быть таким же, как предыдущий… однако ты поднимаешься каждое утро и живешь. Такое по силам только очень храбрым, сладенький. Если б я оказалась на твоем месте, если бы была такая, как ты, не думаю, что смогла бы продемонстрировать такую храбрость, Шеп. Знаю, что не смогла бы. Каждый день, прилагая столько стараний… ты такой же храбрец, как и любой герой, которых ты видел в фильмах.

Слушая Джилли, Дилан перестал озабоченно поглядывать на дверь, перестал бросать короткие взгляды на часы, понял, что лицо женщины и ее мелодичный голос завораживали больше, чем мысль о профессиональных киллерах, которые смыкали кольцо.

– Сладенький, ты должен показать себя таким храбрецом, каким я тебя знаю. Негоже тебе тревожиться из-за плохишей, негоже тревожиться из-за того, что может быть много крови, ты должен делать то, что нужно, как ты встаешь каждое утро, принимаешь душ и делаешь все, что должно быть сделано, чтобы этот мир стал аккуратным и простым, как тебе того хочется. Сладенький, ты должен быть храбрым и сложить нас обратно в наш номер.

– Шеп храбрый?

– Да, Шеп храбрый.

– Никаких «Золотых рыбок», никакого пи-пи, никакого складывания, – повторил Шеп, но глаза под опущенными веками оставались неподвижными. Отсюда следовало, что даже боязнь сделать что-то непристойное в общественном месте более не вызывает у него такой тревоги, как минуту тому назад.

– Строго говоря, складывать здесь и там на людях это не одно и то же, что мочиться на людях, сладенький. Скорее тут подходит другое сравнение – плеваться на людях. Да, культурные люди этого обычно не делают. Но если ты никогда не будешь мочиться на людях, ни при каких обстоятельствах, иногда просто приходится плеваться на людях, скажем, если тебе в рот попала мошка или комар, и в этом нет ничего зазорного. Эти плохиши – те же мошка или комар во рту, и сложить здесь и там, чтобы избежать встречи с ними, все равно что выплюнуть комара, Шеп. Сделай это, сладенький. И сделай быстро.

Шеперд вытянул руку, ухватил щепотку ничто большим и указательным пальцем.

Стоя рядом с ним, Джилли взялась левой рукой за его правую.

Шеп открыл глаза, повернул голову, чтобы встретиться с Джилли взглядом.

– Ты чувствуешь, как это?

– Сделай это, сладенький. Поторопись. Давай.


Дилан шагнул к ним вплотную, боясь отстать от них. Увидел, как по воздуху пошла рябь в том месте, где его сжимали пальцы Шепа.

Шеп вертанул материю реальности. Женский туалет сложился, исчезая, его место, раскладываясь, уже занимало что-то другое.





Глава 31




Складываясь вместе с женским туалетом, в котором он находился, Дилан запаниковал, убежденный, что Шеп перенесет их куда угодно, но только не в их номер, скажем, в какой-то другой мотель, где они останавливались два, три, десять дней тому назад, или они материализуются на высоте тысячи футов над землей, упадут и разобьются насмерть, или прямо из сортира перенесутся на дно океанской впадины, где их мгновенно раздавит гигантское давление воды, до того, как они успеют выпустить изо рта воздух. Шеперд, которого он знал двадцать лет, о котором каждодневно заботился десять последних лет, возможно, обладал всеми способностями нормального человека, да только не мог применять их по прямому назначению.

Да, они вернулись с калифорнийского холма целыми и невредимыми, да, он перенес их из номера мотеля к дверям ресторана-кафетерия, но Дилан не мог полностью доверять этому новому Шеперду О’Коннеру, как по мановению волшебной палочки ставшему гением физики, виртуозом прикладной квантовой механики, или что там он прикладывал, чародеем, который по-прежнему рассуждал как ребенок, который мог манипулировать временем и пространством, но не стал бы есть «фигурную» еду, говорил о себе в третьем лице и избегал прямых взглядов. Если бы кому-то хватило ума дать Шепу заряженный пистолет, не следовало ожидать ничего, кроме трагедии. И, конечно же, потенциал возможных трагедий от этого складывания здесьтам был существенно выше, чем урон, который мог нанести Шеп, вооруженный даже автоматом. И хотя время перемещения из здесь в там равнялось нулю, Дилан успел рассмотреть катастрофические варианты, которых хватило бы на создание доброй сотни сентиментально-кровавых фильмов, а потом женский туалет исчез полностью, и они оказались совсем в другом месте.

Метафорический заряженный пистолет не выстрелил. Они вернулись в свой номер, с задернутыми шторами, включенным торшером у стола, работающим ноутбуком.

У них за спиной Шеп закрыл портал, отрезав женский туалет. Оно и к лучшему. Ничего хорошего их там не ждало. Разве что крики какой-нибудь перепуганной женщины, которая зашла бы туда, чтобы справить нужду.

В номере они были в безопасности. Так им, во всяком случае, показалось.

Но тут же выяснилось, что о безопасности речь идти не могла, пусть они и вернулись в номер целыми и невредимыми. Прежде чем кто-то из них успел вдохнуть или выдохнуть, Дилан услышал, как в замке заскрежетала отмычка или запасной ключ, который хранился у портье, и начал медленно и осторожно открываться замок: человек по другую сторону двери определенно старался избежать лишнего шума.

Итак, варвары уже у ворот и могли не опасаться, что на них прольется дождь из обжигающей смолы.

Под врезным замком находился второй, простенький, который не мог стать помехой, всего лишь ждал своей очереди. Они закрыли дверь и на цепочку, но едва ли последняя могла выдержать крепкий пинок одного из громил, что приехали на «Субербанах».

Еще до того, как полностью открылся врезной замок, Дилан схватил один из стульев с прямой спинкой, что стояли у стола. В несколько больших шагов пересек комнату и подставил спинку под ручку двери, заблокировав ее перемещение. В этот самый момент ключ заскрежетал во втором замке.

Испытывая дефицит как времени, так и денег, Дилан не остался у двери, чтобы проверить, надежно ли заблокирована ручка или может поворачиваться, высвобождая тем самым собачку. Ему не оставалось ничего другого, как поверить в надежность сооруженной им баррикады, как совсем недавно пришлось довериться умению Шепа складывать здесь и там. Дилан метнулся в ванную, выхватил конверт с деньгами из мешочка, в котором лежали бритвенные принадлежности, сунул его в карман брюк.

Вернувшись в спальню, обнаружил, что дверь по-прежнему закрыта, спинка стула подпирает ручку, которая поскрипывает и чуть-чуть ходит вверх-вниз: с другой стороны ее безуспешно пытались повернуть.

Эти драгоценные секунды они выиграли лишь потому, что мужчины снаружи думали, что возникшая проблема с дверью связана с замками. Но Дилан понимал, что их терпение скоро лопнет. Учитывая манеру езды на «Субербанах», дверь не могла служить препятствием, способным надолго задержать гольфистов.

Джилли тем временем выключила ноутбук, закрыла крышку, отсоединила провода. Закинула сумочку на плечо, повернулась к Дилану, который направлялся к ней, и указала пальцем на потолок, по какой-то причине напомнив ему Мэри Поппинс, но ту Мэри Поппинс, кожу которой английская погода так и не сумела выбелить. Жест Джилли он истолковал однозначно: «Сматываемся!»

Поскрипывание ручки прекратилось, ключ вновь заскрежетал во врезном замке: гольфисты все еще пытались открыть дверь без лишнего шума, не осознав, что именно им мешает.

Шеп стоял в классической шеповской позе, являя собой побежденного в руках жестокой природы, внешне ничем не напоминая чародея.

– Давай, дружище, – прошептал Дилан, – сделай это еще раз и сложи нас отсюда.

Руки Шепа по-прежнему висели как плети, он не попытался свести большой и указательный пальцы, вертануть ими и «перебросить» всех троих в безопасное место.

– Давай, малыш. Давай. Поехали.

– В этом же нет ничего плохого. Все равно что выплюнуть попавшего в рот комара, – напомнила Шеперду Джилли.

Скрежет ключа в замке вновь уступил место протестующему поскрипыванию ручки. Но спинка стула все еще не позволяла ей повернуться.

– Не будет складывания, не будет торта, – яростно прошептал Дилан, ибо торт и мультфильмы про бегающую кукушку служили для Шепа более сильным побудительным мотивом, чем для большинства людей – слава и деньги.

При упоминании торта Джилли ахнула.

– Только не притащи нас обратно в ресторан-кафетерий, Шеп!

Снаружи киллеры потеряли терпение и решили действовать в привычной им манере. В дверь ткнулось чье-то крепкое плечо, ударил чей-то каблук. Она затрещала, стул чуть не отлетел в сторону.

– Куда? – спросила Джилли Дилана. – Куда?

После второго удара треск усилился, чувствовалось, что третьим или четвертым дверь вышибут.

По пути из женского туалета в их номер ему на ум пришли многие места, куда попадать не хотелось бы, но теперь он не мог придумать даже одного, где бы им гарантировалась безопасность.

Третий удар силой превосходил предыдущие, дверь выдержала и его, а сам удар сопровождался донесшимся из коридора криком досады, словно человек, наносивший удар, полагал его последним, но вот ошибся, неправильно оценил прочность двери.

За криком последовал новый удар, но уже с другой стороны: зазвенело разбитое стекло, один осколок пробил штору и застрял в ней, нацелясь острием на Шепа.

– Домой, – бросил Дилан своему брату. – Доставь нас домой, Шеп. Доставь нас домой, и быстро.

– Домой, – эхом отозвался Шеп, но, похоже, не очень-то понял, как связать это слово с каким-то определенным местом.