При свете луны

– Не заставляй меня применять силу, – молил Дилан.

– …дневной свет, дневное сияние…

– Пожалуйста, не заставляй меня применять силу.

– …солнечный свет, солнечный луч…





Глава 8




– Деревенщина, – повторила Джилли закрывшейся двери, потом, наверное, отключилась на короткое время, потому что очнулась уже не на качающейся кровати, а на полу, лежа лицом вниз. Поначалу не могла сообразить, где находится, но идущая от грязного ковра вонь разрушила надежду на то, что она остановилась в президентском номере отеля «Риц-Карлтон».

Героическими усилиями поднявшись на руки и колени, она поползла подальше от предательской кровати. Когда сообразила, что телефонный аппарат стоит на прикроватном столике, развернулась на сто восемьдесят градусов и поползла в обратном направлении.

Добравшись до столика, схватилась сначала за часы-будильник, только потом стянула телефонный аппарат на пол. Усилий на это не потребовалось, спасибо отрезанному шнуру. Вероятно, любитель арахиса перерезал шнур, чтобы исключить звонок копам.

Джилли уже собралась позвать на помощь, но ее остановила мысль о том, что врач-коммивояжер, если он по-прежнему находится где-то поблизости, может откликнуться на ее крик первым. Ей не хотелось получить вторую инъекцию, не хотелось, чтобы ее оглушили пинком по голове, не хотелось выслушивать еще один монолог.

Максимально сконцентрировавшись и собрав воедино всю свою амазонскую силу, ей удалось подняться с пола и сесть на край кровати. Она определенно совершила подвиг. Улыбнулась, раздуваясь от гордости. Крошка сумела сесть без посторонней помощи.

Ободренная достигнутым успехом, Джилли попыталась встать. Поднималась, покачиваясь, чтобы сохранить равновесие, ухватилась левой рукой за спинку кровати. Колени у нее подгибались, но худо-бедно держали тело. Еще одно достижение. Крошка может стоять, выпрямившись в полный рост, совсем как обезьяна, и даже прямее некоторых из них.

А главное, она не блеванула, хотя недавно казалось, что этого не избежать. Тошноты она больше не чувствовала, просто… была сама не своя.

Веря, что сможет стоять, не держась за мебель, и вспомнит, как нужно ходить, сделав первый шаг, Джилли добралась от кровати до двери по широкой дуге, компенсируя тем самым перемещения пола, который покачивался, как палуба судна на легкой волне.

Ручка двери являла собой еще одну загадку, но методом проб и ошибок Джилли удалось ее повернуть, открыть дверь и переступить порог. Тут же выяснилось, что теплая ночь на удивление бодрит в сравнении с прохладным номером мотеля. Пустыня жадно высасывала из нее влагу, а вместе с влагой уходил и вызванный анестетиком дурман.

Она повернула направо, где находился административный блок и регистрационная стойка. Вело туда хитросплетение бетонных дорожек, очень уж похожее на крысиный лабиринт в лаборатории.

Сделав несколько шагов, Джилли внезапно осознала, что ее «Кадиллак (купе) Девилль» исчез. Она поставила автомобиль в двадцати футах от двери своего номера, но теперь его там не было. Она видела перед собой лишь пустой асфальт.

Нетвердым шагом она направилась к тому месту, где стоял «Девилль», пристально вглядываясь в асфальт, словно рассчитывала найти на нем объяснение исчезновения автомобиля, скажем, расписку за один любимый хозяйкой темно-синий «Кадиллак (купе) Девилль» со всеми вещами.

Вместо расписки она обнаружила один запечатанный пакетик с арахисом, выроненный улыбчивым коммивояжером, который не был никаким коммивояжером, и дохлого, но все равно страшного жука, размером с половину авокадо. Насекомое лежало на блестящем панцире, вскинув в воздух все шесть недвижных лапок. Конечно же, котенок или щенок, улегшийся на пол и вскинувший лапы, вызвал бы у Джилли гораздо больше положительных эмоций.

Энтомология нисколько ее не интересовала, так что жука она оставила нетронутым, зато наклонилась и подняла с асфальта пакетик с арахисом. В свое время Джилли прочитала немало романов Агаты Кристи и мгновенно убедила себя, что найденный пакетик с арахисом – важная улика, за которую полиция выразит ей искреннюю благодарность.

Когда Джилли вновь выпрямилась в полный рост, выяснилось, что теплый сухой воздух не полностью избавил ее от воздействия анестетика, хотя она очень на это надеялась. Однако, как только приступ головокружения прошел, она задалась вопросом, а не ошиблась ли местом и не стоит ли «Девилль» все в тех же двадцати футах от двери ее номера, только слева, а не справа.

Она посмотрела в нужном направлении и увидела белый «Форд Экспедишн» в двенадцати или пятнадцати футах от нее. А «Кадиллак», должно быть, стоял по другую сторону внедорожника.

Переступив через дохлого жука, она вернулась на крытую дорожку. Подходя к «Экспедишн», осознала, что направляется к нише с торговыми автоматами, где продавался тот самый рутбир, из-за любви к которому с ней и произошли все эти неприятности.

Миновав внедорожник и не найдя своего «Девилля», она увидела двоих мужчин, спешащих к ней.

– Улыбчивый мерзавец украл мой автомобиль, – вырвалось у нее, прежде чем она поняла, что за странная парочка идет ей навстречу.

Первый мужчина, высокий и крепкий, как защитник профессиональной команды Национальной футбольной лиги, нес коробку размером с контейнер для большой пиццы. На коробке стояла пара мужских туфель. Несмотря на устрашающие габариты мужчины, он не источал угрозы, возможно, потому, что чем-то напоминал медведя. Не готового вспороть вам живот медведя-гризли, а добродушного медведя из диснеевских мультфильмов, предпочитающего играть, а не вспарывать животы. В мятых брюках цвета хаки и гавайской сине-желтой рубашке. Тревога, читавшаяся в его широко раскрытых глазах, однозначно указывала на то, что он только-только украл из улья все запасы меда и теперь ждет, что на него набросится рой сердитых пчел.

Компанию ему составлял другой мужчина, моложе и меньше, ростом в пять футов и девять или десять дюймов, весом в 160 фунтов, в синих джинсах и белой футболке с портретом Злого Койота, незадачливого хищника из мультфильмов про Бегающую Кукушку. В одних носках, он с неохотой сопровождал здоровяка. Если правый носок был надет как положено, то левый наполовину сполз и болтался при каждом шаге.

Хотя поклонник Койота переставлял ноги самостоятельно, не сопротивляясь, руки его висели по бокам как плети, Джилли предположила, что он предпочел бы не составлять компанию медведеподобному мужчине, потому что его тащили за левое ухо. Сначала она подумала, что слышит негодующие протесты поклонника Койота. Однако, когда парочка подошла ближе, смогла разобрать слова, и ей стало ясно, что протестом и не пахнет.

– …электролюминесценция, катодная люминесценция…

Медведеподобный остановился перед Джилли, отчего пришлось останавливаться и маленькому. Голосом, пусть более басовитым, но не менее добрым, чем у Пуха, из дома на Пуховой опушке, произнес:

– Извините, мэм, я не расслышал, что вы сказали.

С чуть склоненной головой – сказывалось воздействие руки, которая держала его ухо, – молодой человек продолжал говорить, обращаясь ни к здоровяку, ни к Джилли: «…нимб, ореол, корона, паргелий…»[11]

Джилли не могла утверждать наверняка, то ли все происходит на самом деле, то ли последействие анестетика искажает ее восприятие действительности. Благоразумие подсказывало ей, что нужно молча развернуться и бежать к регистрационной стойке мотеля, но в сложившихся обстоятельствах благоразумие более не пользовалось ее полным доверием, так что она повторила:

– Улыбчивый мерзавец украл мой автомобиль.

– …северное сияние, полярное сияние, звездный свет…


Видя, на ком сосредоточено внимание Джилли, гигант представил своего спутника:

– Это мой брат, Шеп.

– …сила света в канделах, световой поток…

– Рада познакомиться с тобой, Шеп, – откликнулась Джилли. Не потому, что действительно обрадовалась новому знакомству, просто не знала, что сказать, никогда не попадала в подобную ситуацию.

– …квант света, фотон. – Шеп не встретился с ней взглядом, продолжал бубнить свое, пока Джилли и его старший брат разговаривали.

– Я – Дилан.

Не выглядел он как Дилан. Скорее как здоровяк из сказок или легенд, скажем, Самсон.

– Для Шепа это обычное дело, – объяснил Дилан. – Вреда он никому не причинит. Не волнуйтесь. Просто он не совсем… нормальный.

– А кто сейчас нормальный? – пожала плечами Джилли. – После 1953 года нормальность недостижима. – Слабость заставила ее привалиться к одной из стоек, на которых держалась крыша пешеходной дорожки. – Надо позвонить копам.

– Вы сказали «улыбчивый мерзавец».

– Сказала дважды.

– Что за улыбчивый мерзавец? – спросил он, и по голосу чувствовалось, что ответ нужен ему крайне срочно, словно «Кадиллак» украли у него, а не у нее.

– Улыбчивый, жрущий арахис, тыкающий иглой, крадущий автомобили мерзавец, вот какой мерзавец.

– У вас что-то на руке.

Она с любопытством посмотрела на свою руку, ожидая увидеть воскресшего жука.

– А-а. Пластырь.

– Банни. – И широкое лицо здоровяка потемнело от тревоги.

– Нет, пластырь.

– Банни, – настаивал он. – Вам этот сукин сын наклеил полоску пластыря с Банни, а мне – с танцующей собакой.

Крытая дорожка освещалась достаточно хорошо для того, чтобы Джилли увидела: у нее и у Дилана на сгибе руки идентичные полоски детского пластыря: у нее – с кроликом, у него – с веселым щенком.

Она услышала Шепа: «Люмен, кандела в час, люмен в час», прежде чем отключила его голос.

– Я должна позвонить копам, – вспомнила она.

– Нет, нет, нет, копы нам не нужны, – возразил Дилан очень серьезно. – Разве он не объяснил вам, что к чему?

– Кто?

– Безумный врач.

– Какой врач?

– Ваш тыкающий иглой мерзавец.

– Так он врач? Я приняла его за коммивояжера.

– С чего вы решили, что он – коммивояжер?

Джилли нахмурилась.

– Точно не знаю.

– Очевидно, что он – один из врачей-безумцев.

– Почему тогда он отирается в мотеле, набрасывается на людей, крадет автомобили? Почему просто не убивает пациентов в палатах интенсивной терапии, как ему и положено?

– Вы в порядке? – Дилан всмотрелся в собеседницу. – Вы неважно выглядите.

– Меня чуть не вырвало, но я сдержалась, потом снова чуть не вырвало, но я опять сумела подавить тошноту. Это последействие анестетика.

– Какого анестетика?

– Может, хлороформа. Этот безумный коммивояжер… – Она покачала головой. – Нет, вы правы, он – врач. Коммивояжеры не пользуются анестетиками.