Призрак Канта
Часть 20 из 59 Информация о книге
— Чего под столом-то, не ложился я под стол! Я в комнату к себе пошёл, мне бабка здешняя ещё с вечера её показала. Самая лучшая, говорит, комната для вас, Александр Фёдорович, приготовлена! — На втором этаже? — Чего это на втором-то, на третьем!.. — И ты на третий этаж сам зашёл? — Чего это я не зайду, я ж не маленький! — Да ты не маленький, но пили вы весь вечер. — Чего мы там пили, по два пузыря на рыло, и третий на посошок! Василий Васильевич, которого вновь затошнило, подышал открытым ртом. — Ты поднялся в свою комнату и лёг. А друг твой? — А друг мой Ванюшка к маяку, видать, пошёл! Упал и разбился. И нет у меня больше друга. И никого нету. — Так не бывает, — возразил Василий Васильевич. — Зачем он туда пошёл? С чего вдруг? Его комната где? — Там, где моя! Они напротив друг дружки. Моя окнами на море, а его окнами в лес, и вся рекогносцировка. — Он не пошёл к себе, а пошёл на улицу. Ты дверь за ним запер? Саня моргнул. Солнце вдруг вышло из-за низких молочных туч, полоснуло вдоль моря светящимся лучом, упало на сидящих. — Ой, ё-моё, — застонал Саня и закрыл лицо руками. — Ой, не могу я, плохо мне. Он немного посидел, раскачиваясь из стороны в сторону, потом полез в карман штанов, выудил тёмные очки и напялил. — Глаза не глядят, — пожаловался он Меркурьеву. — Прям режет, как ножом. И в голове верчение. Я в десантуре служил, там нас на такой центрифуге крутили для тренировки. Как слезешь, вроде по земле идёшь, а будто в воздухе крутишься. — Да, — глубокомысленно согласился Василий Васильевич. — Плохо мне, дядя, — продолжил ныть Саня. — Ванюшку жалко. Один я остался. — Ты дверь запирал за ним? Когда он на улицу пошёл? — Да ладно тебе, дядь, хреноту пороть, — огрызнулся Саня с досадой. — Дверь какая-то! Я поднялся и спать лёг. А утром встал, голова — во, — он показал руками, какого несусветного размера была его голова тем утром. — В ушах звенит, во рту гадость, а сам как на центрифуге в учебке. Ну и пошёл похмелиться. Бабка мне выпить принесла и горячего. — Как ты похмелялся, я видел, — сказал Меркурьев. — А друг, значит, ночью сам по себе ушёл, и ты его не провожал. — Дядь, — выговорил Саня в сердцах. — Ты чего, тупой? Сколько раз повторять-то?… Меркурьев встал, подошёл к фонтану и попил ещё немного. Обернулся и сказал Сане: — Зачем он на маяк полез, ты не знаешь? Саня пожал необъятными плечами под клетчатым одеялом. — Да он вообще такой пацан, говорю же. Всё время на рожон лезет! В прошлом году в кабаке одному москвичу по сопатке засветил! А москвич не простой оказался, с поддержкой. Как охрана его набежала со всех сторон, как Ванюшке наваляла! Он потом три дня сидеть не мог — его крендель этот с крыльца спустил и по заднице ботинком заехал!.. — Москвичу, — повторил Василий Васильевич. — По сопатке!.. Ничего не получается, никакой более или менее правдоподобной истории, и друг Саня только укрепил его в этой мысли. Всё логично до того момента, как Ванюшка отправился на поиски приключений: пили, ели, культурно отдыхали. После такого полноценного отдыха единственное, на что способен отдыхающий, — это упасть замертво и спать до утра. А Ванюшка отправился в ночь, одолел расстояние до маяка, забрался по камням, открыл дверь, попал внутрь, влез в темноте наверх и только пото-ом… упал замертво. Нет, ничего не получается. — Мне вчера как менты сказали, я, блин, не поверил. Быть, говорю, такого не может! А у них уже и фотки наготове, на них Ванюшка мёртвый. Выпей со мной, дядь, ну, жалко тебе, что ли? — Да мне не жалко, только помру я сразу. — Чё, правда? — не поверил Саня. — Или ты зашитый?… Василий Васильевич сказал, что зашитый — для облегчения собственного положения, — и к этому факту Саня отнёсся уважительно. — Тогда ладно, — согласился он. — Тогда я пошёл. Ещё накачу маленько и в город поеду. Чего мне тут сидеть, мне Ванюшку хоронить надо. — На чём ты поедешь? — Как на чём? — удивился Саня. — Водилу вызову, он повезёт. А чё такое? Тебе тоже в город надо? — Да, — придумал Василий Васильевич. — Я с тобой поеду. А ты машину когда отпустил? — Да мы как приехали, так и отпустили! Мы же ночевать сразу собирались. Хозяин местный — жучила, ему и развалюху эту охота продать, и дело затянуть!.. Жалко ему продавать, а бабки нужны, по всему видать. Он и заладил — завтра, завтра, не сегодня. Ну, а нам с Ванюшкой какие помидоры, завтра или сегодня! Мы приехали с бумагами, все дела. Завтра так завтра!.. Василий Васильевич соображал: — Сделка сорвалась, я не понял? Ты дом не покупаешь? — Сейчас-то? Не, сию минуту покупать не буду, мне Ванюшку надо хоронить. А вообще буду. А чего такое? — Кто из вас дом покупать собирался? Ты или он? Или вы на паях? — Да на каких таких паях, дядь! — рассердился Саня и поднялся, запахивая на необъятной груди клетчатое одеяло. — Я дом покупаю! Откуда у Ванюшки капитал? Нету у него капитала, он всю жизнь со мной рядом, вроде помощника! Туда съездить, сюда слетать, тут перетереть, там поглядеть!.. Я ему зарплату платил, хорошо платил, он не жаловался!.. — То есть покупка этого дома — твоя идея? Саня остановился и почесал небритый подбородок. — Не, идея как раз Ванюшкина. Мы, говорит, Саня, тут с тобой развернёмся. От глаз лишних далеко, все условия есть, забубеним пансионатик для правильных людей. К нам с Москвы часто прилетают, и всё пацаны серьёзные! Им отдохнуть надо на свободе, на природе и чтоб не у всех на виду! Я и подумал — а чего не купить, если продаётся? — Дорого продаётся? — неизвестно зачем спросил Василий Васильевич. — Не дороже денег, дядь!.. Плохо, что ты зашитый, с кем выпить-то мне за упокой Ванюшкиной души?! — Ты выпьешь, а я с тобой чокнусь, — пообещал Меркурьев. — Только переоденусь. — Лады, — сказал Саня и зашаркал шлёпанцами к двери. — Хоть так. А то никак. А если никак, то как?… Когда его бухтение затихло, Меркурьев ещё немного попил из фонтана и понаклонялся вперёд-назад — в качестве физзарядки. Всё тело ныло, и наклоны не получались. Друг Саня не закрывал за покойным Ванюшкой дверь, а утром все двери были заперты. Ванюшка, не сказав другу Сане ни слова, зачем-то отправился среди ночи на маяк. Идея купить этот дом принадлежала именно ему, покойному Ванюшке, а деньги — самое интересное! — другу Сане!.. Что из всего этого следует?… — Ничего, — сказал Василий Васильевич и перешёл к приседаниям. — Из этого не следует ничего. Поприседав, он отправился к себе — лестница, хоть и не такая крутая и высокая, как на «променаде», далась ему с большим трудом. Только он пустил воду в душе, стащил с себя мокрую и холодную спортивную амуницию, как в комнату постучали. Голый Василий Васильевич отчего-то заметался, решительно не зная, что теперь делать, заскочил в ванную, кое-как обернулся полотенчиком и распахнул дверь. — Доброе утро, Васенька, — жизнерадостно сказала Нинель Фёдоровна. Меркурьев шмыгнул за створку, придерживая полотенце за спиной. — Ой, не смотрю, не смотрю, не стесняйся! Я всех обхожу, предупреждаю, что завтрак через полчаса будет!.. Попозже сегодня! А кофе хоть сейчас можно выпить. — Спасибо, Нинель Фёдоровна! Она уже уходила. — И не опаздывай, у нас сегодня овсянка по особому рецепту, её разогревать нельзя! — с лестницы крикнула она. Меркурьев высунул голову в коридор. — Антипию предупредили? — Муру-то? Ну, конечно, Васенька! Насморк у неё, а когда насморк, обязательно надо горячего съесть и молока выпить! Ну, приходи, приходи!.. Меркурьев принял душ и прикидывал перед зеркалом, бриться или так сойдёт, с одной стороны, лень, а с другой стороны — красавица Лючия, когда в дверь опять постучали. Он сдёрнул с крючка полотенце, замотался и отворил. — Здоров, — сказал Стас. — Завтрак сейчас будет. — А, — удивился Меркурьев. — Я пароль вай-фая поменял, вот всем новый раздаю. — И сунул Василию Васильевичу бумажку. Тот посмотрел и развеселился. На бумажке было написано: «pig31415».