Призрак Канта
Часть 31 из 59 Информация о книге
Никаких видений, никаких озарений. Потусторонних сил тоже никаких!.. — Как ты думаешь, — спросил он. — Смерть Ванюшки как-то связана с похищением изумруда? — Не знаю, — ответила Мура. — Вася, не надо говорить про изумруд. Пожалуйста. — Что такое?! — Ничего, ничего, — заторопилась она. — Просто это… совсем другая история. Я не могу тебе её рассказать. — А кто может? — Только хозяйка камня, больше никто. — Значит, я спрошу её. — Вот и спроси. — И спрошу!.. Василий Васильевич отправился разыскивать Кристину. И не нашёл. Девчонку с утра никто не видел, она исчезла бесследно. Спал Меркурьев плохо. Он проснулся среди ночи от грохота бури за окном. Море ревело, и казалось, что во тьме к берегу подплыли доисторические чудовища: это они ревут и беснуются. С чёрного неба лил ледяной дождь, и налил на полу меркурьевской комнаты довольно большую лужу, в которую Василий Васильевич попал, когда встал, чтобы закрыть окно. Поджимая мокрые пальцы, он некоторое время смотрел в темноту и думал, и мысли его были тревожны. Известно, что ночью невозможно надумать ничего хорошего, уж так устроена ночь, особенно — осенняя, особенно — глухая, с дождём и бурей. Василий Васильевич думал, что изумруд стащили черти или духи, они же уволокли Кристину, потому что за перстень отвечает его хозяйка и больше никто. И теперь их не найти, они в другом измерении или в другой Вселенной, словно за волшебным стеклом — придётся просить Муру, то есть Антипию, чтобы она в мире духов поговорила с Кристиной, ведь отныне с ней никак не поговорить. Ещё Василий Васильевич думал, что поблизости от дома в темноте бродит убийца — тот самый, что заманил Ванюшку на маяк. Он бродит по берегу, поджидая очередную жертву. Меркурьев словно даже видел его — в резиновых сапогах и кепке, с корзиной на локте, в корзине — набор отвратительных инструментов. От него не спастись. Он хитёр, умел и всесилен, ему служат силы тьмы. Эти силы уже заполучили одну жизнь и ведьминский перстень и теперь подбираются к Муре. С первого раза у них не получилось её убить, и они готовят новое наступление. Меркурьев думал обо всём этом довольно долго. Потом его обуял ужас — от мыслей, темноты и грохота моря за окнами. Этот ужас, похожий на детский, он никак не мог унять. Он натягивал на голову одеяло, накрывал ухо подушкой, чтобы не слышать бури, — ничего не помогало, и только спустя время он догадался зажечь свет. При свете стало полегче, он даже попробовал читать — у него была с собой книжка про Ходжу Насреддина. В Бухаре Меркурьев как-то набрёл на памятник весёлому и неунывающему страннику Насреддину и обрадовался. Это был словно привет из далёкого, чудного прошлого, когда все сказки казались правдой и не было ничего невозможного. И в голову не приходило сомневаться в том, что Ходжа Насреддин выйдет победителем из любой передряги, накажет гнусного ростовщика Джафара, спасёт дорогую прекрасную Гюльджан и выдаст своего серого ишака за очарованного принца!.. Только так и может быть, только так правильно. Василий Васильевич некоторое время читал, и Ходжа помогал ему, прогонял страх, веселил и утешал. Меркурьев сильно мёрз под одеялом — в комнате похолодало, окно нужно было раньше закрыть, но вечером он и не вспомнил про него. Ноги были совсем ледяными, хотелось встать и взять ещё одно одеяло, но невозможно было себя заставить. Так он лежал, читал, замерзая всё больше и больше, а потом в его камине зажёгся огонь. Только что Меркурьев смотрел в этот самый камин и мечтал, чтобы он пылал — огонь спас бы его. Но камин был холоден и безучастен, дрова сложены в топке — для красоты, а не для тепла. Подтыкая под пятки одеяло, Василий Васильевич услышал словно лёгкий хлопок воздуха, а потом щелчок, оглянулся в изумлении — и замер. В камине горел огонь. Он горел так, словно разожгли его уже давно — ровно и сильно, ярким весёлым пламенем. Дрова налились сухим жаром и потрескивали. — Ёрш твою двадцать, — сказал Василий Васильевич, тараща глаза на пылающий камин. Нужно было встать и подойти к огню, но у инженера Меркурьева отнялись ноги. Он сидел на кровати, смотрел на огонь и не мог встать. Спустя некоторое время его словно отпустило, он откинул одеяло и подошёл к камину. Огонь пылал, дрова весело потрескивали. — Что это значит? — требовательно спросил Меркурьев у очага. — Ты откуда взялся?! Огонь ничего не отвечал, продолжая плясать. — Так, секунду, — сказал инженер. — Сам по себе огонь вспыхнуть не мог. Я его не зажигал. Вопрос: кто зажёг?… Чувствуя себя последним идиотом, он обошёл всю комнату и ванную, заглянул за шторы и под шкафы, отодвинул комод, чтоб удостовериться, что под ним никто не засел. Никого. Меркурьев полез было в дымоход, чтобы посмотреть, нет ли там автоподжига, но в дымоходе было горячо, он только сажей перемазался!.. Он выглянул в коридор и послушал. Дом спал, стрельчатое окно лестницы заливал дождь. Он закрыл дверь, запер её на замок, проверил, закрыта ли, завернулся в одеяло и сел к огню. — Дурь какая-то, — жалобно сказал он, помолчав. — Ну, ёлки-палки, ну, так не бывает! — Вы о чём изволите говорить? — раздался у него за спиной негромкий голос. — В чём ваши сомнения? Инженер Меркурьев вскочил, схватил кочергу и приготовился к бою. В кресле возле круглого столика сидел человек, совершенно незнакомый. Он был довольно молод, кудри до плеч. Как ни в чём не бывало он качал ногой, на которой болталась домашняя туфля. Туфля неожиданно слетела, и человек, немного съехав в кресле, стал нащупывать её босой ногой, чтобы снова нацепить. — Вы кто?! — рявкнул Меркурьев. — Как вы сюда… — Полно! — перебил его незнакомец, нащупав туфлю. — Вы же понимаете, что я не вошёл в дверь и не влетел в окно! Вы разумный человек. — Я?! — поразился Меркурьев. — Как вы сюда попали?! С балкона залезли?! Вы что, новый гость?! — Старый, — сказал незваный гость. — Фридрих Вильгельм Бессель, с вашего позволения. Я не гость, а хозяин. То есть бывший хозяин! Этот дом давно принадлежит другим людям. Поставьте кочергу. Вам не к лицу ею размахивать. — Уходите отсюда, — велел Меркурьев. Человек в кресле засмеялся. — И вы ни о чём не хотите меня спросить?… Вам не интересно? — Мне интересно, как вы сюда попали. — Это самое примитивное. Догадайтесь сами. Воцарилось молчание. С кочергой в руке Меркурьев чувствовал себя глупо. Гость продолжал качать ногой. Он не перелез с балкона. Дверь заперта, как и та, что в коридор. На улице льёт, а гость абсолютно сухой — и волосы, и одежда. Вот оно!.. Одежда!.. Незнакомец был в джинсах и клетчатой байковой рубахе. Василий Васильевич приободрился. — Фридрих Бессель? — К вашим услугам. — Вы сказали, что вас можно спросить? — О чём угодно. — В ваше время тоже носили джинсы? Человек засмеялся и опять обронил на паркет туфлю. Съехал в кресле и стал шарить ногой. — Нет, — сказал он. — Я, конечно, мог явиться в сюртуке, панталонах и шейном платке. Но это очень неудобно. Правда! Со временем одежда меняется в лучшую сторону. Вы одеваетесь гораздо более удобно и рационально, чем мы. Это всё, что вас интересует, Василий Васильевич? — Меня интересует, кто вы такой и как сюда попали. Гость вздохнул. — Скучно с вами, — сказал он. — Между прочим, Гаусс мне говорил когда-то, что человеческий разум даже не то чтоб ограничен, а чрезвычайно однобок. Я ему не верил. — Тут он счёл нужным пояснить, — Гаусс — мой учитель. Теорему Гаусса вы ведь знаете? — Знаю, — буркнул Меркурьев. — Мы ее в университете проходили. — Ну вот. Меркурьев пристроил кочергу на место и осторожно приблизился к круглому столу. — Присаживайтесь, — предположил Бессель. — Поговорим? В ночном госте не было ничего… сверхъестественного. Меркурьев голову мог дать на отсечение, что он состоит из плоти и крови, никакой бестелесности!.. Он качал ногой, двигался, вздыхал, ерошил кудри. Меркурьеву показалось даже, что в пляшущем свете камина он видит, как бьётся жилка у гостя на шее. — Это вы затопили камин? — Я. Люблю огонь, привык. Мы всё делали с огнём — занимались, обедали, читали. — Откуда вы взялись? Бессель пожал плечами. Меркурьев сел в кресло, поправил на плечах одеяло, и они стали смотреть на огонь. — Почему вы взялись за астрономию? — вдруг спросил Меркурьев. — Вы ведь прежде всего астроном, а потом математик! Но почему астрономия? В ваше время не было ни измерительных приборов, ни спутников, ни телескопов!.. — Исключительно с практической целью, — охотно ответил гость. — Я же начинал конторщиком в торговом доме!.. Торговля в моё время — это мореплавание. Я учил географию и навигацию. Вернее, навигационную астрономию. Между прочим, все вокруг говорили, что я ненормальный, даже Агнесса. Особенно Агнесса. Зачем торговцу астрономия? Но я был уверен: чтобы доплыть, нужно знать, куда плыть. Потом я вычислил долготу Бремена, просто так, при помощи самых примитивных инструментов. — Бессель махнул рукой. — Вам сейчас это трудно понять, а тогда я ликовал.