Призрак Канта
Часть 50 из 59 Информация о книге
Он влетел в дом, захлопнул дверь и запер её на чугунную задвижку. Немного помедлил и подёргал, надёжно ли заперта. — Что это с вами? — спросил за спиной низкий голос, похожий на бордовый шёлк, и Василий Васильевич подпрыгнул, словно укушенный скорпионом. Лючия засмеялась: — Доброе утро! — Она обошла его и взялась за ручку двери. — На вас лица нет, где вы его потеряли? — Не ходите туда, — отрывисто сказал Меркурьев. — Там… я не знаю, что там. Лючия взглянула на каменную террасу с балюстрадой. Левой рукой она поправляла на правой тесную перчатку. — Там? — уточнила она. — Там осеннее утро на Балтике. Я хочу прогуляться. Ваш жуткий приятель притащил блохастую собачонку. По-моему, уличную. Она чешется на ковре посреди гостиной, и от неё воняет. Мне нужно на воздух. Василий Васильевич беспомощно смотрел на неё. Она ещё повозилась с перчаткой, потом подняла на него глаза: — Ну что же вы! Откройте мне дверь! Он открыл. Лючия вышла и неторопливо пошла по брусчатке. — Не ходите туда, — прошептал он ей вслед. Из столовой неслись весёлые утренние голоса, и он вдруг стал их слышать. До этого в голове не было никаких звуков, кроме рёва собственной тяжёлой крови и ударов перепуганного сердца. Меркурьев бросился на звук, и когда он влетел в столовую, все вдруг повернулись к нему, и разговоры смолкли. Первой пришла в себя Нинель Фёдоровна. Она поставила на буфет поднос с кофейником и молочником и прижала руки к груди. — Ва-ася, — протянула она жалостливым голосом. Мура поднялась из-за стола, стремительно подошла и посмотрела ему в лицо. — Ты что, с ума сошёл? — спросила она, и голос у неё дрогнул. — Что у тебя с лицом? — Я сошёл с ума, — согласился Василий Васильевич. Стас присвистнул. Вчерашний пёс, который на полу лакал что-то из блюдца, оглянулся, отдуваясь, и громко гавкнул на него. Саня переглянулся с Кристиной, тоже подошёл и заглянул Василию Васильевичу в лицо. — Ты чё, братух, совсем уделался, что ли, на почве спортивных достижений? — Давление ему нужно померить, — сказала Софья и откусила бутерброд. — Аппарат есть? — Конечно, — растерянно ответила Нинель, — сейчас принесу! Емельян Иванович Кант поклонился из своего угла и сказал, что разумная гигиена жизни — залог долголетия, а непомерные нагрузки, напротив, сокращают жизнь. — Вася, — позвала Мура. — Посмотри на меня. Меркурьев посмотрел. Она взяла его за руку. И словно что-то случилось!.. В голове у него опять зашумело, потемнело в глазах, он непроизвольно вздрогнул, будто его ударило током, в голове ураганом пронеслось всё, что случилось на маяке. Пронеслось — и улеглось. Он задышал свободнее, страх отступил, вернулась способность думать. Василий Васильевич вытер на виске холодную каплю. — Который час? Саня стряхнул на запястье часы, застрявшие под свитером: — Пол-одиннадцатого. А твой хронометр не работает, что ли? — Как пол-одиннадцатого?! — не поверил Меркурьев и посмотрел сначала на свои часы, а потом на Санины, вывернув ему руку. — Ты чё! — удивился тот. — Больно же!.. — Я тебя ждала, ждала, — проговорила Мура. — Стучала, но не достучалась. — Я был на маяке, — ответил Меркурьев, и Мура кивнула как ни в чём не бывало. Вбежала запыхавшаяся Нинель Фёдоровна с чёрным мешочком наперевес. — Вася, — захлопотала она, — садись, милый, я тебе давление померяю. У тебя правда вид не очень! Убегался, что ли?… — Не нужно мне ничего мерять, — воспротивился Василий Васильевич, уже почти ставший прежним инженером Меркурьевым. — Я пойду душ приму, и всё нормально будет. — Вася! — прикрикнула домоправительница. — Сядь и сиди смирно!.. Кристина тоже подошла, теперь они все окружили его, как тяжелобольного, и смотрели с сочувствием и соболезнованием. Василий Васильевич сел. Нинель ловко закатала ему рукав и надела манжету приборчика. Тонометр засопел, манжета начала надуваться. Меркурьев посмотрел на Муру и отвернулся. — Не вертись, — приказала Нинель. Приборчик вздохнул, и манжета стала выдыхать. — Ничего особенного, — объявила домоправительница. — Повышенное, конечно, но если ты бегал, так вроде и должно быть!.. — А лицом ты тоже бегал, братух? — спросил Саня и глупо заржал. Кристина ткнула его локтем в бок. — Васенька, умойся и приходи завтракать, — ласково сказала Нинель Фёдоровна. — Пшённой каши и какао, да? Я сейчас сварю! Кофе не пей, воздержись пока. — Проводить тебя? — сунулась Мура. Василий Васильевич дёрнул плечом и встал. — С ума вы все сошли! — заорал он. — Я сейчас приду. Он поднялся к себе, открыл воду и пошвырял на пол вещи. Они все были насквозь мокрыми, как будто он в них стоял под струёй воды. Он посмотрел на себя в зеркало. И пробормотал: — Началось в колхозе утро. Неудивительно, что там, в столовой, они сгрудились вокруг него и уставились со страхом и жалостью! Всё лицо у него было в красной кирпичной пыли и потёках, словно он плакал. На лбу пятно сажи — должно быть, внутри башенки, где ранее горел огонь, осталась сажа, а он очень старался разглядеть, что внутри!.. На волосах и шее серая пыль. Он стал под душ и долго тёр себя мочалкой, будто хотел смыть всё сегодняшнее утро, а оно никак не смывалось. Он три раза намыливал голову, лил в лицо горячую воду, отплевывался и фыркал. «Я мог остаться там. За незаметной дверцей в стене, и никто и никогда не нашёл бы меня! Я бы умирал долго и страшно, как в Средневековье, когда живых людей замуровывали в стены, и никто не пришёл бы мне помощь». Меркурьев захлебнулся водой и закашлялся — он видел этот лаз в стене и знал, как там! Знал, что мог там остаться. Он выбрался из душа, торопливо оделся и побежал к людям. Они не дадут ему пропасть, они его спасут, даже если его замуруют в стене! В столовой все были на прежних местах, ещё добавилась Лючия — она сидела в эркере спиной к собравшимся и смотрела в окно. Стас старался заглянуть ей в лицо, но она не поворачивалась. Перчатки лежали на столе рядом с чашкой кофе. — Васенька, наконец-то! Нет тебя и нет! Садись скорей, поешь и попей. — Нинель Фёдоровна поставила на Мурин стол кружку. — Может, бутерброд с сыром?… Василий Васильевич плюхнулся рядом с Мурой и, обжигаясь, стал глотать какао. — Нелегко тебе пришлось, — заметила Мура, и он взглянул на неё. — Такая собака прекрасная, — сказала Кристина. — От Саньки не отходит! Пошли утром с ним гулять, а Саня за телефоном вернулся, так пёс весь исстрадался, пока его не увидел! Представляете? — Ты бы его в кровать не таскала, — посоветовала Нинель. — Грязный же. Да и вообще животное в кровати — нездорово. — Мы его помоем, Нинель Фёдоровна. — Я был на маяке, — негромко сообщил Муре Василий Васильевич и против воли передёрнул плечами. Из кружки на свежую скатерть выплеснулось немного какао, образовалось коричневое пятно. Он поставил кружку на пятно — Там горел огонь. Я видел, правда! Мура взяла его за руку и посмотрела в глаза. — Я поняла, — произнесла она тоже негромко. — Ты не волнуйся. Поешь. Меркурьев хотел что-то ещё сказать и не стал. — Опять погоды нет никакой, — вздохнула Софья, поднялась и подошла к окну. — Из дома носа не высунешь! Хоть бы тренажёры, что ли, поставили! Я привыкла в фитнес ходить, а тут одна обжираловка и никакого движения!.. — Ничто не мешает вам двигаться, — произнесла Лючия, не поворачивая головы. — Вон по «променаду»! Можно даже бегом, как наш Василий Васильевич.