Проданы в понедельник

– Я верю вам, – заверил ее Эллис, вложив в эти три слова всю свою убедительность.

– И я вам верю. – Голос Лили перешел на шепот.

Джеральдина медленно кивнула, и ее напряженно поджатые губы расслабились.

По-видимому, не увидев необходимости, она не стала упоминать про старую банку с завинчивающейся крышкой, которую она описала Лили, – прозрачное хранилище тех проклятых долларовых купюр, каждая из которых напоминала матери о ее позоре. Не важно, были ли причины для ее решения или нет.

Вместо этого Джеральдина протерла рукой глаза и перешла к цели своего приезда.

– Теперь, мистер Рид, – сказала она, – когда мисс Палмер позвонила в санаторий, она сказала доктору Саммерс, что вы захотели выяснить, что случилось со мной и детьми. Разузнать об их новых родителях и все такое.

– Да, это так.

– Ну, так вот. Раз уж вы что-то узнали, я хочу, чтобы вы рассказали это и мне. И не беспокойтесь. Я не собираюсь выкрадывать детей назад. Они останутся там, где находятся сейчас. И они никогда ничего обо мне не услышат. И обо всей этой истории… Я только хочу узнать из первых рук, что с ними все в порядке.

– Понимаю, – просто ответил Эллис.

Лили была ошеломлена. Она не сомневалась, что Джеральдина приехала совсем с другой целью – заручиться поддержкой и помощью Эллиса, чтобы совместными усилиями восстановить свою семью.

А потом Эллис выдавил тяжелую улыбку:

– Я могу заверить вас, миссис Дилларж, что ваши дети в хороших руках. Судя по тому, что я видел, они в прекрасном доме и о них отлично заботятся. Ваши надежды полностью оправдались.

Лили с трудом переварила его слова.

– Вы действительно их видели, – осознала она наконец.

Глаза Джеральдины широко распахнулись, блеснули паникой, как будто вопрошали – почему он сразу не сообщил ей столь важные новости. Как будто она ожидала услышать что-то ужасное.

– Это было сегодня, – поспешил ответить Эллис. – Я нашел их в Джерси. Мне не представилась возможность пообщаться с ними, но издалека Руби выглядела вполне себе счастливой и совершенно здоровой.

По лицу Джеральдины пробежал целый вихрь эмоций. Внутренняя запруда, явно сдерживавшаяся всеми фибрами ее существа, прорвалась и излилась слезами из ее глаз.

– А Кел? – не отстала Джеральдина. – Он тоже там был?

– Да, – кивнул Эллис, – и даже смеялся. Над какой-то радиопередачей, думаю, вестерном.

Джеральдина просветлела так, словно смех сына отозвался эхом в ее ушах. Но не прошло и минуты, как этот свет померк. Наверное, ей было и приятно, и горько сознавать, что кто-то другой мог так легко вызвать у ее чада смех. Тот самый звук, который для нее теперь мог стать только воспоминанием.

И именно этого не хотела допустить Лили.

– Миссис Диллард, еще не поздно. Мы можем вместе это исправить. Уверяю вас, можем!

Джеральдина выпрямилась на своем стуле и помотала головой.

– Ничего не надо исправлять, – проговорила она. – Пусть все идет как идет. Мне достаточно знать, что дети здоровы и счастливы.

Лили хотела было возразить, но ей тут же стало ясно: ничто не поколеблет решения Джеральдины.

По крайней мере, пока…





* * *


В полном молчании Лили и Эллис прошли к его машине. Уличные фонари и луна в третьей четверти отбрасывали на асфальт причудливые тени. Лили могла бы проводить Эллиса до двери пансиона и попрощаться с ним еще там, но ей очень нужно было поговорить с ним наедине.

У дверцы автомобиля Эллис замер, продолжая держать шляпу в опущенной руке. Как будто он и сам ждал и жаждал этого разговора не меньше Лили.

– Эти дети должны расти с родной матерью. Теперь, когда она снова здорова и полна сил, несправедливо их разлучать. И что бы она ни говорила, но в глубине души вы тоже понимаете, что на самом деле она не хочет жить в отрыве от них.

– Лили… – Эллис произнес ее имя мягко, но в его тоне она услышала возражение.

– Да-да, конечно, я все понимаю… Миллстоуны занимают в обществе видное положение, у них прекрасный дом и, по всей видимости, много денег. Но вы же слышали, что сказала Джеральдина. Она сейчас работает сиделкой в санатории. Она сможет справиться сама.

– Не сомневаюсь в этом, – согласился Эллис.

Это воодушевило Лили, но… только на миг.

– К сожалению… это не так просто.


– Она их мать! И этого довольно. Что может быть важнее?

Эллис вздохнул так, словно боялся озвучить ответ – пускай и очевидный.

– Я сочувствую им, Лили. Поверьте мне, искренне сочувствую. Но даже если Джеральдина потребует вернуть ей детей, я не могу себе представить, чтобы Миллстоуны отдали их ей без борьбы. На их стороне практически все, включая первоклассного адвоката. Что может противопоставить им Джеральдина? На моей памяти достаточно примеров, когда служители закона поддерживали богатых приемных родителей. Ни один здравомыслящий судья не вернет детей бедной вдове. – Эллис помолчал и с неохотой добавил: – Тем более той, что продала собственных детей.

– Но она же не торговала ими в действительности. И вы, как никто другой, это знаете!

Эллис замолчал, и Лили испугалась, как бы он не воспринял ее аргумент как издевку. Она совсем не хотела его обидеть. Она только подчеркнула, что он в курсе всей ситуации.

Но затем Эллис потер шею. Похоже, он размышлял. Обдумывал все варианты, взвешивал «за» и «против».

– Эллис, неужели мы уже ничего не сможем сделать? Должен же быть какой-то выход!

Поведя плечом, Эллис встретился с ней глазами:

– Честно? Если бы я думал, что это поможет, черт, да я бы сам оплатил все судебные издержки! Но чтобы взяться за это дело, любой уважающий себя адвокат должен быть уверен, что есть хоть какой-то, пусть и самый малый, но шанс на выигрыш.

– Значит, надо выстроить дело так, чтобы у другой стороны не осталось шансов на победу.

Эллис улыбнулся, и Лили поняла, насколько наивными были ее слова.

Пожалуй, и она сама была в какой-то степени наивной, потому что верила в наличие выхода, в то, что мощная связь, существующая между матерью и ребенком, способна преодолеть любые препятствия, их разделяющие. Впрочем, Лили также уже усвоила, что поддержка другого человека, даже неожиданная, бывает гораздо важнее и действеннее.

Джеральдина нуждалась в их помощи больше, чем думала. И Эллис не сможет этого отрицать, если взглянет на ее ситуацию глазами Лили.

– Если я заслужила второй шанс, – произнесла молодая женщина, – то и Джеральдина его заслуживает.

Эллис наклонил голову – всего на секунду. А потом снова погрузился в свои раздумья.

И впервые в жизни Лили отважилась рассказать свою историю другому человеку, вне круга ее семьи.

Не всю, естественно. Но почти всю.

– Летом перед выпускным классом, – начала Лили, – я провела несколько недель на берегу моря, с семьей одной своей подружки. И там я встретила парня… Он был красив и обаятелен, и я поверила, что это любовь. – Лили подчеркнула нелепость этой мысли кривой усмешкой. – Конечно же, я поняла, насколько была глупой, когда он начал увиваться за другой девушкой. Но к тому моменту было уже поздно… Изменить то, что я наделала, было нельзя…

Она позволила своему намеку повиснуть в воздухе, не желая описывать их вечера с прогулками у моря, сладко-вкрадчивым шепотом, трепетной дрожью и поцелуями, которые привели к гораздо более серьезным последствиям.

– Я была совсем юной и очень испугалась. Я представила себе скандал… и травлю, которую придется претерпеть моей семье… и ребенку… И я согласилась от него отказаться. – Называть Сэмюэла по имени ей не пришлось. Легким кивком Эллис показал ей, что понял, о ком велась речь, и побудил продолжать. – Это было самое разумное решение на свете. Я даже написала ему письмо на будущее, попыталась все объяснить. – Ни одно другое письмо не далось Лили с таким трудом, но все-таки она его написала, для всеобщего блага. – А потом он родился. Я только раз поглядела на этого чудесного, прекрасного малыша, который фактически был частицей меня… И не смогла от него отказаться. А бумаги уже были оформлены. Я стала просить, умолять… – В груди Лили забродили давно похороненные чувства, отголосок давней бури. – Если бы отец не вступился тогда за меня и за Сэмюэла, агентство по усыновлению лишило бы меня сына. И это стало бы самой большой ошибкой в моей жизни.

Только высказав скороговоркой все эти слова, Лили осознала, что смотрела в сторону, снова созерцая в темноте те неизгладимые из памяти сцены. Немые, как черно-белые кадры из фильмов с Чаплиным. И каждая из них всплывала и исчезала, словно расплывшись в туман.

С усилием Лили перевела глаза на Эллиса – внезапно испугавшись осуждения. Точь-в-точь как Джеральдина. Но сострадание, которое она увидела в глубине его глаз, вся его поза, с которой он слушал, тут же рассеяли все ее страхи.

– Я вас услышал, – произнес Эллис. И этот ответ означал больше, чем она могла себе представить. А свою позицию Эллис подкрепил нежнейшей из улыбок.

Дилларды принадлежали друг другу. И в этом смысле они ничем не отличались от семьи типа Линдбергов. Только у Джеральдины не было в распоряжении команды ищеек, рыскавших без устали денно и нощно. Как не было у нее и крупных сбережений, чтобы предложить их в награду или выкуп. Как и известного имени, достойного передовиц общенациональных газет.

А были только Лили и Эллис. И еще правда. Правда в том, что все было просто: если в их силах было помочь Джеральдине, разве могли они не попытаться?





Глава 25




– Мистер Рид… минуточку. – Манерная медлительность мистера Уолкера не смягчила зловещей тональности голоса.

Как и все остальные сотрудники отдела, Голландец направился на свое рабочее место после ежедневного собрания, но задержался, чтобы блеснуть своими стиснутыми зубами Эллису. Этот жест, по-видимому, должен был означать: «Держись, парень!» Но выглядел так, словно подразумевал: «Ну, ты и попал, дружище!»

Хотя, возможно, только потому, что Эллис сам так думал.

Когда мистер Уолкер пропустил его, опрашивая по кругу сотрудников, Эллис поначалу испытал облегчение – у него ведь до сих пор не было в планах ни одного крупного проекта. Ни одного подходящего для публикации, во всяком случае. Но потом он заметил ухмылку мистера Тейта и понял: шеф его игнорировал не случайно.

– Следуйте за мной, – велел ему мистер Уолкер, и Эллис послушно прошел за ним сквозь привычный гам новостного отдела в тишину переговорной комнаты. Пространство в ней было ограничено простым прямоугольным столом в окружении потертых кресел. Единственным украшением голых стен были работающие часы. Не считая бумаги и чернил, они были величайшей необходимостью в деловом мире.

Пока мистер Уолкер притворял дверь, Эллис посмотрел на время. Половина второго. Несмотря на ночную поездку в Филадельфию и обратно, он не настолько устал, чтобы позабыть о своей встрече с Альфредом Миллстоуном в два часа дня. Чтобы на нее успеть, Эллису нужно было уже скоро уходить. Перспектива не слишком хорошая, судя по скрещенным рукам мистера Уолкера и его выступающей челюсти. Добавить к его костюму кобуру и серебряную звезду, и он мог бы запросто сойти за шерифа-южанина, исчерпавшего весь лимит своей дипломатии.

– Что-нибудь не так? – нарушил молчание Эллис.

– Я хотел вас спросить то же самое. Потому что я ума не приложу – хоть убейте – где ваша голова пребывает в последнее время.