Проданы в понедельник

Лили попыталась вернуть себе голос, заглушаемый отзвуками собственного прошлого:

– Это… это совершенно другой случай.

Мистер Лоуэлл приподнял бровь, похоже, заинтригованный.

– Вы говорите… сына вашей подруги выкрали без ее ведома и согласия?

– Нет, не совсем так… Она думала, что тяжело больна, когда отдавала детей… А теперь выяснилось, что это была ошибка. – Лили услышала отчаяние в своем голосе; и оно только усилилось, когда она осознала подрывной характер своего аргумента. – Пожалуйста, позвольте мне объяснить вам все по порядку.

Директор открыл рот, чтобы ответить, но тут его взгляд перекинулся на дверь:

– Что, миссис Милдред?

– Прошу прощения, что прервала вашу беседу. Но в столовой ссора. Вы сказали, что если Фредди снова начнет шалить…

– Да-да, я сам все урегулирую. – Мистер Лоуэлл уже был на ногах, когда вновь обратил свое внимание на Лили: – Мне бы очень хотелось помочь вашей подруге. Но передайте ей, пожалуйста, что Келвин сейчас в хороших руках.

Лили встала и попыталась преградить ему путь.

– Мистер Лоуэлл, может быть, вы хотя бы скажете мне, кто его усыновил. Возможно, эти люди войдут в ее положение…

– У нас строгая конфиденциальность – и ради родителей, и ради детей. А теперь извините, мне надо…

– Но, может, вы сделаете исключение. Хотя бы на этот раз! Я умоляю вас!

Губы директора превратились в тонкую твердую линию, ноздри раздулись в раздражении – то ли из-за вынужденной задержки, то ли из-за необходимости повторять уже сказанное. В нем не осталось ничего привлекательного.

– Я не делаю исключений, как и все люди с высокими моральными принципами. Как я уже сказал, миссис Милдред вас проводит.

Едва успев схватить свою сумочку, Лили поняла: ей его не остановить. Директор стремительно прошмыгнул мимо нее за порог. И только шок вкупе с полным замешательством удержали Лили от того, чтобы разреветься белугой.

А еще папки.

Папки на его столе.

Совсем рядом.

– Мисс?

Обращение было адресовано ей. Приглашение на выход. Лили ощутила нетерпение Милдред. Вернувшись, ее начальник не одобрил бы ослушания.

Лили отступила – а что она еще могла сделать? – и последовала за женщиной на выход.

Но для себя решила: она сюда еще вернется!

И каким-нибудь способом добудет нужную ей информацию.





Глава 35




Как журналист Эллис был отлично осведомлен о том, как часто вылавливали из Гудзона мертвые тела (одно из самых страшных последствий сухого закона). Он видел снимки – слишком жуткие, чтобы их публиковать: раздувшиеся конечности, изодранная кожа, пустые глазницы.

И сейчас, на заднем сиденье «Паккарда», он пытался отогнать от себя видение своего собственного тела, превратившегося в безжизненное, бездыханное месиво. Но сделать это было трудно. Один вид двух мафиозных типов чего стоил! Ехали они в абсолютном молчании. Никаких намеков – куда? зачем? Они лишь обыскали его с головы до пят перед тем, как затолкнуть в автомобиль.

Чтобы не запаниковать, Эллис включил в себе репортера. Он наблюдал и делал выводы, стараясь абстрагироваться от ситуации.

Когда Сильвия озвучила свой ультиматум, она не обозначила сроков. Возможно, она решила узнать его ответ, и задачей этих двух бугаев было добиться, чтобы он ее устраивал.

А, может, им было велено устранить его? Тогда и ответа никакого не потребовалось бы.

Пожалуй, стоило еще раз попробовать:

– Вы хоть намекните мне, ребята. Может, я смогу чем помочь, если вы скажете, что вам нужно.

Рябой продолжил молча рулить. А тот, что поздоровей, только пыхнул своей сигаретой в закрытом салоне. Эллис удержался, чтобы не закашляться – помогло ежедневное пребывание в чаду новостного отдела.

Взгляд в окошко убедил его, что они все еще находились в Нью-Йорке. Точнее, в Бронксе. И тут Эллиса осенило. Они ехали к нему домой! Неплохая идея, если план заключался в том, чтобы инсценировать несчастный случай в его собственной квартире! Неловкий шаг на скольком полу в ванне, разбитая голова… Или трагическое падение из окна…


Конечно, оставленная им у редакции машина могла бы послужить полиции намеком на то, что не все так просто.

Но ведь ее могли перевезти!

Эллис нервно сглотнул. Воздух стал густым, как ил в Гудзоне.

А затем его встряхнуло. Вдавленная в пол педаль тормоза замедлила «Паккард» ровно настолько, чтобы он вписался в переулок и через пару секунд остановился. Оба «конвоира» открыли дверцы и вылезли из машины.

– На выход, – буркнул Эллису водила.

Накануне охранник использовал то же самое выражение, выводя Эллиса из камеры. Снова оказаться в тюрьме показалось Эллису весьма привлекательной альтернативой.

Выйдя из машины, он увидел дверь на верху металлической лестницы. Он был здесь раньше…

– Вперед!

Эллис ощутил толчок в спину. Страх пробрал его до самых костей, пока он поднимался по лестнице. Водитель, следовавший за ним, оказался гораздо выше, чем он решил поначалу.

Коренастый парень остался у машины и закурил новую сигарету. То, что он не присоединился к ним, принесло Эллису слабое облегчение. Водила, несомненно, был тоже вооружен и так же ловко нажимал на курок.

Переступив порог, Эллис оказался в темном коридоре. Дверь за ним закрылась. Вокруг сгустилась тьма – тоннель в ожидании мчащегося поезда.

– Двигай!

Эллис, почти на ощупь, пошагал вперед, избегая нового толчка в спину, способного приложить его черепушкой к полу. Глаза постепенно привыкли к темноте. И когда он приблизился к стойке гардероба, за которым находилась задрапированная дверь, осознание полностью пришло к нему.

Это был «Ройял»! Ночной клуб, куда он возил родителей. Так же, как и в тот раз, обеденный зал тускло поблескивал под огромной люстрой. Только теперь в нем было тихо и спокойно, как на кладбище. Это было лучше, чем оказаться в сыром, заброшенном складском помещении. И Эллис обрадовался. Хотя восторга все равно не испытал.

Пока он шел по шахматному плиточному полу, водила следовал за ним по пятам, практически дыша в затылок. Их шаги эхом разносились под высоким потолком. Перевернутые стулья подрагивали на столах, на которых на этот раз не было ни льняных скатертей, ни горящих свечей, ни изысканных предметов сервировки.

И людей в зале не было. Никаких свидетелей!

Сколько раз с этих самых полов смывали кровь?

У Эллиса начали подгибаться колени. «Не многим хуже, чем тревога из-за неопределенности», – подумал он. А потом резко крутанулся и остановился:

– Послушай, если ты собираешься меня убрать, то давай, не тяни с этим. Или объясни мне, за каким чертом мы сюда приехали.

В ответ водила молча уставился на Эллиса. В его глазах не промелькнуло никаких эмоций, когда он потянулся за своей пушкой. Но уже в следующий миг водила опустил руку – явно вопреки искушению – и жестом указал налево.

Эллис перевел дух. И повернулся к крайней кабинке. Там, частично заслоненный белой разделительной шторкой, сидел в одиночестве человек. Эллис догадался бы, кто он, даже не видя этой морды в газете.

С волнением Эллис сделал несколько последних шагов к столику. Макс Тревино выглядел вживую не менее грозно. Шея у него была такой же плотной, как рельефные плечи под дорогим, пошитым на заказ костюмом. Гладкие черные волосы уже тронула седина. Темные глаза смотрели пронзительно, а подбородок прикрывала бородка, как у типичного сицилийца.

Надкусив сигару, Тревино проговорил:

– Присядь-ка, парень.

Водила без слов отошел в сторону, освободив им пространство, но ненамного. Он застыл на страже в столиках пяти от них.

Эллис заставил себя зайти в кабинку.

– Вот мы и встретились, сказал Макс. – Я знаком с твоей работой с некоторых пор. Тебе это известно.

Да, для Эллиса это не стало открытием.

– Я… польщен, сэр.

– А зря.

В голове Эллиса завихрились возможные ответы: извинения, объяснения, остроты.

Он выбрал молчание.

Макс зажег свою сигару золотой зажигалкой и выдохнул землистый дым.

– Несколько твоих статей доставило немало проблем моим коммерческим предприятиям. Как всякий бизнесмен, я люблю, когда все работает четко. Как хорошо смазанный механизм. Ты меня понимаешь?

Эллис прокрутил в памяти информацию, которой его снабжали ирландские гангстеры. Он тогда написал несколько статей. И в них вскрывались преступления политиков, чьи карманы частенько набивались другими конкурировавшими бандами. Похоже, кое-что поступало в них от Макса.

– Черт, знаешь, что я думаю? Наверняка, знаешь… – продолжил Макс. – После стольких лет работы на заводе отец должен был тебя всему этому научить.

Осведомленность Макса потрясла Эллиса. Но стоило ему только осознать угрозу, как усилился внутренний трепет, спровоцированный не только страхом, но и гневом. И ему потребовались все силы, чтобы спросить ровным тоном: