Прыжок над пропастью

На нее упала чья-то тень; на соседний диванчик уселась беспокойная женщина с двумя маленькими мальчиками – все трое с сильным насморком.

– Мама, – тут же заявил один из мальчиков, – я хочу в туалет.

– Ты был там полчаса назад. Потерпи…

– Миссис Рансом?

Вера повернула голову. Женщина в такой же, как у администратора, футболке приветливо улыбалась ей. Похожа на латиноамериканку. Лет тридцати с небольшим, короткие каштановые волосы; симпатичное лицо – и, как и у администраторши, такой здоровый вид, что просто нереально.

– Доктор Кэбот готов вас принять.

Сотрудница центра летела вверх по лестнице, как будто была невесома; Вера же чувствовала силу притяжения каждой клеточкой своего тела.

«Если его окружают такие вот сотрудницы, есть ли у меня хоть один шанс? – подумала она и тут же урезонила себя: – Не нужны мне никакие шансы. Это просто визит вежливости. Я пришла из-за тошноты – потому что мой врач до сих пор не может поставить мне диагноз. Вот и все. Вот почему я здесь».

Следом за женщиной она прошла по коридору мимо дверей с табличками «Кабинет релаксации» и «Кабинет гипнотерапии».

– Вера!

На пороге стоял Оливер Кэбот, в черной куртке, серой рубашке без ворота, черных брюках и замшевых ботинках. Он выглядел даже лучше, чем когда она видела его в последний раз, но казался более серьезным. Сейчас все было похоже на то, что она навещает Оливера Кэбота – врача, а не Оливера Кэбота – друга. И все же, когда Вера протянула ему руку, он посмотрел на нее, не скрывая радости. Когда она пожимала ему руку и взглянула в его крупное, лошадиное лицо под гривой спутанных седых кудрей, он весело, от всей души улыбнулся. И тут же все ее страхи растаяли и ей стало тепло и приятно.

– Вера! – повторил он, глядя ей прямо в глаза. (Ей показалось, будто она – самое важное в его жизни.) – Вера! Как отлично – просто не передать словами! Здорово, что вы пришли! Здравствуйте!

– Здравствуйте! – ответила она.

– Ну как вы?

– Спасибо, хорошо.

Вера не сразу осознала, что они слишком долго держатся за руки. Но ей показалось совершенно естественным стоять на пороге, впитывая теплоту его лучистых, сияющих серых глаз.

От радости ей стало легко и хорошо. Какое счастье – стоять рядом с ним! Такого чувства она не испытывала много лет.

Она чувствовала себя свободной.





19




Росс закончил обход пациентов дневного стационара и зашел в ординаторскую выпить чашку кофе. Комнатка была маленькая и узкая; по обеим сторонам вдоль стен стояли стулья. Кроме них, в ординаторской имелась еще кушетка. Томми Пирмен, его всегдашний анестезиолог, вошел следом за ним. Приземистый коротышка, похожий на мешок с картошкой, в хирургическом костюме он выглядел еще более бесформенным, чем был на самом деле. Овдовев, он с головой ушел в работу и в многочисленные хобби. Томми увлеченно коллекционировал предметы этрусского искусства, собирал старые машины, антикварные навигационные карты, учебники по медицине и, как ни странно, болезни. За много лет с помощью знакомых из медицинских кругов ему удалось собрать ужасающее количество бактерий и вирусов, которые он хранил в холодильнике в подвале своего дома в Кенте, больше похожего на баронский замок. Однажды, когда Росс и Вера у него обедали, он сводил Росса в свое хранилище и показал коллекцию.

Среди сотен аккуратно надписанных пробирок там имелись образчики культуры оспы, пять разновидностей вируса гепатита, вирусного менингита, сибирской язвы, бубонной чумы, а также штаммы лихорадки Марбург, созданные в Советском Союзе для бактериологического оружия: они буквально расплавляли внутренние органы. Росс спросил Томми Пирмена, не мучает ли того совесть из-за того, что он хранит у себя подобные вещи, особенно возбудителя черной оспы, которая, по официальным сведениям, давно искоренена. Пирмен ответил: ему спокойнее, когда он знает, что все эти страшные болезни собраны у него, в надежном месте, а не где-либо в другой части мира. Анестезиологом он был превосходным, и Росс всецело доверял ему, несмотря на то что Томми любил паниковать по пустякам. Вот и сейчас Пирмен явно нервничал.

– Только что осмотрел миссис Жарден, – заявил он. – У нее сильная простуда и кашель с мокротой. Я боюсь за нее.

Росс посмотрел свой список. Элизабет Жарден сегодня предстояла операция. Круговая подтяжка лица. Пятьдесят семь лет; замужем за кинопродюсером. В середине июля собирается уехать на три месяца в Лос-Анджелес. Славная женщина; она понравилась ему, когда впервые пришла к нему на консультацию. Ей очень хотелось успеть сделать операцию до поездки в Штаты.

Мысленно он просчитал время, которое уйдет на всех сегодняшних пациентов. После Элизабет Жарден – семилетняя девочка со шрамом от ожога на груди; потом еще один ребенок, девятилетний мальчик с кожным разрастанием на черепе, препятствующим росту волос; женщина с липомой на лодыжке; еще одна женщина с опухолью на лице; мальчик-подросток с деформацией полового члена – у него была болезненная эрекция после того, как во время обрезания ему удалили слишком много кожи. Работы много. И тем не менее Росс возразил:

– Мне бы не хотелось откладывать. Ей, конечно, следовало приехать к нам месяц назад, но месяц назад она заболела гриппом; она очень расстроится, если мы отложим операцию.

Пирмен покачал головой:

– По-моему, оперировать ее в таком состоянии опасно.

– Что, она настолько плоха?

– Да. Мне кажется, тебе стоит на нее взглянуть. Сам увидишь.

Обычно Росс доверял мнению Пирмена. Его сдерживало только беспокойство за Элизабет Жарден.

– Ладно, хорошо. Сейчас пойду осмотрю ее.

Наливая кофе, он увидел на столе большой, наполовину съеденный морковный торт в коробке из фольги и сразу вспомнил о том, насколько голоден. Он сегодня оперирует с половины восьмого утра и даже не завтракал.

– Чье это?

– Сандра угощает – у нее день рождения. Тридцать семь. Она, конечно, выглядит моложе, но считает себя старухой, бедняжка.


Сандра Биллингтон работала главным администратором. Росс отрезал себе кусок. Торт оказался липким и крошился в руке.

– Я слышал, Сандра встречается с Роджером Хатоном. Знаешь его? Административный работник, бухгалтер. По-моему, зануда, но кто знает, – может, они друг другу подходят, – продолжал Томми Пирмен, который обожал «сватать» сотрудников и считался главным сплетником клиники.

Из-за маленького роста, полноты и стремления всем угодить Томми всегда напоминал Россу крысу Рэтти из «Ветра в ивах». Пропустив его замечание мимо ушей, как отметал он все слухи и сплетни, потому что они его не интересовали, Росс откусил кусок морковного торта и спросил:

– Томми, ты слышал о болезни Лендта?

Анестезиолог питал слабость к истории медицины. Он уже написал две книги о развитии современной медицины, а сейчас трудился над историей анестезиологии.

– Да. Как раз недавно я кое-что читал об этой болезни, кажется, в «Нейчер». Так, дай вспомнить… Вроде бы вирусного происхождения. Воспалительные явления… Поражает центральную нервную систему. Довольно редко встречается. Если хочешь, могу поискать дома.

– Буду тебе очень признателен. В Интернете масса сведений – я вчера всю ночь читал.

– Вообще говоря, болезнь довольно интересная, – с воодушевлением продолжал анестезиолог.

– Интересная?

Угадав неодобрение в голосе друга, Пирмен примирительно пояснил:

– Ну да. По-моему, все новые болезни очень интересны – медицина без них была бы скучной профессией. Кстати, почему тебя вдруг заинтересовала болезнь Лендта?

– Заболела… родственница моего друга.

– Посмотрю, что сумею отыскать.

– Буду тебе очень признателен, – повторил Росс.

Пирмен вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и встревоженно заявил:

– Знаешь, до сих пор не понимаю, как такое могло произойти с Мэдди Уильямс.

– Угу. – Росс притворился, будто всецело поглощен тортом.

– Когда состоится слушание по делу?

– Недели через три.

– Что называется, не повезло. – Пирмен беспомощно пожал плечами. – В ее истории болезни не сказано, что у нее больное сердце, но лечащий врач написал тебе об этом, послал письменное предупреждение, которое почему-то до тебя не дошло. Я тоже понятия ни о чем не имел; в ее истории болезни ни слова не было о сердце. Она вполне могла умереть во время предыдущей операции под общим наркозом. Очевидно, в нашей системе произошел сбой, раз пропало важное письмо. Как по-твоему?

Росс искоса посмотрел на анестезиолога. Торт был вкусный; он отрезал себе еще кусок.

– Единственное, что тут можно предположить, но это только досужие домыслы, – продолжал Пирмен, – кто-то нарочно потерял письмо или стер его из памяти компьютера. Но мне не верится, чтобы кто-то из наших был способен на такое… А ты как считаешь?

Росс ничего не ответил.





20




Я думал, ты окажешься совершенством. Я думал, ты живешь в доме, где все сверкает белизной и нет ни пятнышка, а когда ты идешь, тебя окружает сияние. Я думал, ты одета в белые меха и целый день лежишь на белом диване, как та дама из рекламы по телику.

Дверь была приоткрыта, и мальчик заглянул в спальню. Он увидел женщину, которая лежала на спине, закинув ноги на спину мужчины; его костлявые ягодицы двигались вверх-вниз между ее бедер. Лица мужчины он не видел, да и не хотел видеть. Мужчина не имеет значения. Важна женщина. Он увидел часть ее лица, и этого оказалось достаточно.

Ты бросила меня, потому что не могла выносить беспорядка, который я устраивал, а сама живешь как свинья и делаешь грязные вещи с мужчинами.

Ты бросила меня, и у тебя даже нет нигде на видном месте моей фотографии!

Держа в руке канистру с бензином, он на цыпочках отошел от двери и неслышно проник в гостиную. Телевизор работал, но звук был выключен. Интервью с участниками группы «Битлз». Несколько мальчиков в его школе тоже сделали такие стрижки «ступеньками».

Их небось не бросали матери!

В гостиной он тоже увидел грязные тарелки. Пепельница на полу была настолько забита окурками, вымазанными помадой, что некоторые вывалились на ковер. Возле них на блюдце лежала опрокинутая чашка. У дивана стояла одинокая туфля на высоком каблуке, под журнальным столиком валялся чулок. Еще одна чашка; в остатках заварки плавал размокший бычок.

– Я сейчас… о господи, кончаю! – кричала женщина за дверью.

У него осталось всего несколько секунд. Ухватившись пальцами за тугой колпачок, мальчик открутил его и бросил на пол.