Прыжок над пропастью
Часть 78 из 80 Информация о книге
Оливер выругался. Не действует! – Алек! – позвал он. – Ты хорошо меня слышишь? Алек одними губами произнес: – Да. – Посмотри мне в глаза, не отводи взгляда от моих глаз, не смотри больше ни на что, только мне в глаза. Наконец ему удалось приковать к себе взгляд мальчика. Его зрачки двинулись вправо, потом влево, повторяя движения Оливера. – Мои глаза: смотри мне в глаза и успокойся, не слушай ничего, только мой голос, будь спокоен, думай о своих глазах, смотри мне в глаза и ни о чем не думай, не своди с меня глаз, не своди глаз, успокойся, смотри мне в глаза, глаза в глаза, и делай то, что я говорю. Сейчас мы поиграем в одну игру. Игра очень важная, смотри мне в глаза, слушай мои мысли. Пристально глядя Алеку в глаза, сосредоточив на нем все свои силы, вглядываясь в пламя, не чувствуя, как пламя лижет ему ладони и ступни, Оливер целую минуту продолжал гипнотизировать мальчика, пока не увидел, как у того расширились зрачки, и не понял, что он вошел в нужное состояние. – Сейчас мы с тобой поиграем, Алек, мы поиграем в пожарных. Сейчас ты возьмешь наволочку, намочишь ее холодной водой, наденешь на голову, подойдешь к люку и закроешь его. Я хочу, чтобы ты сделал это сейчас же. А потом возвращайся. Алек кивнул и сделал все точно так, как Оливер ему приказывал. Он надел на голову наволочку, бесстрашно подошел к люку, нагнулся, подтянул наверх лестницу, и через секунду крышка захлопнулась с глухим стуком. Тогда Оливер разбил окно, схватил мальчика, снял у него с головы наволочку и быстро оглядел его обожженные руки. Мальчик молчал – он все еще находился в трансе и пока не чувствовал боли. Оливер покрепче обхватил его и посадил себе на закорки. Он велел Алеку держаться крепче. Потом он снова выбрался на крышу. В воздухе слышался ужасный треск; воняло горелой краской. Вокруг него, как остатки фейерверка, кружились искры и кусочки расплавленной смолы. Осторожно, дюйм за дюймом, Оливер начал спускаться. Вот ноги нащупали водосточный желоб. Чудесным образом единственная часть дома, не охваченная пламенем, находилась прямо под ним. Прямо за проволочной оградой стояла полицейская машина. Оливер увидел Веру, скорчившуюся на переднем пассажирском сиденье. Росса нигде не было видно. – Эй! – крикнул он. – Эй! Помогите! Помогите! Через секунду в лицо ему посветил луч прожектора. Потом он заметил внизу двоих полицейских. Оливер закричал: – Там есть лестница, но искать нет времени! Пусть один из вас держится за водосточную трубу, а другой встанет ему на плечи – я передам ребенка… Голос его потонул в мощном реве, как если бы он стоял над кратером извергающегося вулкана. Крыша задвигалась. Дом распадался на части. Оба полицейских в ужасе подняли голову и отступили. Один сложил руки и закричал: – Прыгай! В приступе отчаяния Оливер метнул Алека, словно огромный мяч для регби, прямо в полицейских, а потом прыгнул сам – как можно дальше в темноту. 107 За завтраком Шон не находил себе места. Хью Кейвен не понял – оттого ли это, что сынишка не может дождаться, когда первый раз пойдет в детский сад, или нет. Всякий раз, когда он спрашивал Шона, хочет ли тот в детский сад, тот молча пожимал плечами. Был первый день осеннего семестра, хотя по иронии судьбы казалось, что в Англию наконец-то пришло лето – настоящее бабье лето, температура под тридцать градусов, гораздо жарче, чем обычно бывает в первую неделю сентября. Частному детективу тоже было не по себе. Среди конвертов, которые пришли с утренней почтой, оказался один, который ему очень не хотелось вскрывать: пухлый длинный конверт для писем с полицейским гербом. Он не знал, что находится внутри конверта, но у него было несколько идей – одна хуже другой. Возможно, извещение о нарушении им правил дорожного движения, – может, его засек радар или сфотографировали, как он проезжает перекресток на красный свет, а может, талон об уплате налога просрочен. Более сильное беспокойство вызывало другое обстоятельство. Пару недель назад его допрашивал полицейский – после того как засек за одним домом, где он вел съемку, пытаясь застигнуть парочку на месте преступления. Возможно, письмо связано с тем случаем. Существовала и третья вероятность: письмо могло быть связано с незаконной установкой видеокамер в квартире доктора Оливера Кэбота. Хью Кейвен вспомнил июнь, когда он наконец набрался смелости и позвонил сержанту уголовного розыска Ансону, которого повысили до инспектора. Тот разговаривал с ним довольно холодно. Тогда Кейвену показалось, что полицейского больше интересует факт незаконного проникновения в квартиру Кэбота, чем сообщение, что за убийствами Барри Гатта и Харви Кэбота может стоять Росс Рансом. Частный детектив передал полиции координаты местонахождения машины доктора Оливера Кэбота и адрес в Глостершире, куда, по его мнению, направился Рансом. Кейвен поставил Ансона в известность, что там может разыграться драма, однако полицейский как будто не слишком ему поверил, – во всяком случае, судя по голосу, Кейвен его не убедил. Как только Сэнди с Шоном уехали, Кейвен отнес почту наверх, к себе в кабинет, закурил первую за день сигарету и вскрыл пухлый конверт. Управление полиции, участок Ноттинг-Хилла, W11 3PL, Лондон, Лэдброук-Гроув, 101 Г-ну Хью Кейвену Детективное агентство Кейвена IK12 7BD, Айкенхэм, Клермонт-Клоуз, 5 5 сентября 1999 года Уважаемый мистер Кейвен! Пишу по поводу незаконного проникновения в жилище доктора Оливера Кэбота по адресу Лэдброук-авеню, дом 37, в июне этого года, а также по поводу незаконной установки аппаратуры слежения в данной квартире. Приняв во внимание все обстоятельства, я решил не давать делу дальнейшего хода. Однако должен официально предупредить Вас о том, что в будущем подобные нарушения повлекут за собой серьезные осложнения с полицией, особенно в свете Вашей прежней судимости, вследствие чего Вам, в случае повторения, придется отвечать за свои действия в суде. Искренне Ваш, инспектор Д. Г. Ансон Через девять месяцев Хью Кейвен получил второе письмо от того же адресата. Управление полиции, участок Ноттинг-Хилла, W11 3PL, Лондон, Лэдброук-Гроув, 101 Г-ну Хью Кейвену Детективное агентство Кейвена IK12 7BD, Айкенхэм, Клермонт-Клоуз, 5 8 июня 2000 года Уважаемый мистер Кейвен! Мне выпала приятная обязанность сообщить Вам, что в июне прошлого года была объявлена награда за сведения, ведущие к поимке и последующему аресту виновных в гибели профессора Харви Кэбота. Награду назначил доктор Оливер Кэбот, брат покойного профессора Кэбота. В ходе следствия главный подозреваемый по делу, обвиняемый также в убийстве мистера Барри Гатта, скончался. Следствию также удалось – частично благодаря предоставленным Вами сведениям – предъявить ордер на арест мистеру Россу Рансому, проживающему по адресу: поместье Литл-Скейнз, Западный Суссекс, по обвинению в соучастии в убийстве (заговоре с целью убийства). Поскольку состояние здоровья мистера Рансома не позволяет предъявить ему ордер на арест и поскольку представляется маловероятным, чтобы он когда-либо мог предстать перед судом, доктор Оливер Кэбот поручил мне передать Вам, что он намерен выплатить вам 10 000 (десять тысяч) фунтов стерлингов в знак признательности за Вашу помощь следствию. Если Вы согласны принять данную награду, пожалуйста, свяжитесь с нижеподписавшимся, когда Вам будет удобно. Искренне Ваш, инспектор Д. Г. Ансон Чек прибыл через десять дней. Хью Кейвен перевел деньги на банковский счет, ни словом не обмолвившись жене. Времена были трудные, и он точно знал, что скажет Сэнди: у них пятилетний сын и семимесячная грудная дочка, которых нужно кормить. Ему не хотелось ссориться с женой. Выждав пять дней, в течение которых банк проверял подлинность чека, Кейвен снял всю сумму наличными. В тот же вечер он приехал на улицу, где жила вдова Барри Гатта со своими тройняшками. Им исполнилось уже два года. Он припарковался на безопасном расстоянии от дома, чтобы Стеф не увидела его, если случайно выглянет из окна. Кейвен с облегчением вздохнул, заметив, что в домике ни в одном окне не горит свет. Пакет с деньгами он сунул в щель для писем и вернулся в машину. По дороге домой он не включал радио, так как слушал музыку, которая звучала у него в голове. Открыв окошко и наслаждаясь ночной прохладой, он напевал старую песню Боба Дилана. Тяжелый груз свалился с его души. 108 Вера стояла в маленькой комнатке, примыкающей к палате для лежачих больных ожогового отделения больницы в Ист-Гринстеде. Покосилась на медсестру, перевела взгляд на лежащую на кровати фигуру. Когда она пришла сюда впервые, то едва могла заставить себя посмотреть на Росса. Из перекошенного отверстия в чешуйчатой багровой обожженной ткани – от его носа и подбородка почти ничего не осталось – послышался долгий тихий стон. Потом хлюпающий звук вдоха, а затем долгий, медленный, мучительный скрежещущий выдох. Он лежал на спине, согнув руки в локтях и сжав кулаки, как в боксерской стойке. В первый раз Вере показалось, что Росс таким вот причудливым образом протестует против своего состояния, но медсестра отделения пластической хирургии, где он раньше оперировал раз в неделю, объяснила Вере, что дело совсем в другом. Подобная поза часто наблюдается у пациентов, получивших обширные ожоги. Она так и называется – «боксерской стойкой» или «позой боксера». Пациент не может разогнуть конечности из-за сокращения мышц вследствие усыхания кожи и мышечной ткани от ожога. В таком положении часто находят трупы людей, сгоревших на пожаре, однако эта поза нетипична для тех, кто выжил. Случай Росса Рансома уникален. Всех поражала его сила воли, благодаря которой он продолжал жить. Не многие, за исключением маленьких детей, выживают, если поверхность тела обожжена на шестьдесят пять процентов. У Росса – на семьдесят процентов, однако он живет вот уже два года. Если, конечно, это можно назвать жизнью. В тот июньский день Росса перевезли сюда из Челтнема с обширными ожогами второй и третьей степени. Через три месяца врачи, испросив предварительно согласия Веры, которая оставалась его женой, отключили его от системы искусственной вентиляции легких, так как он мог дышать самостоятельно. На груди, руках, ногах и голове кожа Росса переродилась в рубцовую ткань, у него были серьезно задеты дыхательные пути и внутренние органы. Наиболее пострадали почки и мозг – последнее обстоятельство вызывало у врачей особенно серьезные опасения. Волосы сгорели полностью; кроме того, он ослеп, но, как показала электроэнцефалограмма, определенный процент слуха у Росса сохранился. Жалея бывшего коллегу, врачи высказывали надежду, что он будет постепенно слабеть и угасать. Однако, как ни странно, сердечная деятельность улучшалась от месяца к месяцу, хотя и незначительно. Принимая во внимание поражение мозга, врачи не могли определить, способен ли Росс чувствовать боль, но каждые несколько часов он издавал стон, и потому его постоянно держали на капельнице с морфием. Почти вся поверхность тела была закрыта повязками. В течение двух лет было сделано множество операций по пересадке кожи; однако трансплантаты инфицировались и отторгались. Битва была постоянной и безнадежной. Вера сама не знала, зачем приехала. Медсестра сказала, что Росс звал ее, как будто хотел ей что-то срочно сказать, но ее страшила мысль о встрече с мужем. Он по-прежнему обладал властью над ней – часто являлся к ней во сне, и она с криком просыпалась.