Путь смертных

Она обладала поразительно высокой и тонкой фигурой; ее волосы были уложены в тугие букли по сторонам головы. Говорила с уверенностью и апломбом, поразительными в даме из высшего общества, которой она, бесспорно, являлась, – и все же с готовностью обсуждала довольно щекотливые темы с мужчиной, которому только что была представлена. У Уилла в голове внезапно возникла картина, как мисс Ригби перекидывает Гриссома через колено, чтобы хорошенько отшлепать.

– Насколько я слышала, преподобный хорошо знает, о чем говорит. За суровыми обвинениями, как правило, прячутся постыдные делишки.

– Вы говорите, что он… общался с проститутками?

– Не общался, нет, мистер Рейвен. Использовал их. Эксплуатировал.

Это слово, так небрежно произнесенное Ригби, прозвучало у Уилла в ушах подобно раскату грома.

Он в равной степени восхищался этой женщиной – и страшился ее. Она как будто стала даже еще выше ростом, или, наоборот, это Рейвен словно съежился при мысли о том, что бы она подумала о нем, узнай, что он тоже использовал Иви.

– Но как человеку его положения может сойти с рук такое поведение?

– Слабость гордого человека в том, что он считает всех вокруг себя дураками. И ходит в такие места, где, как он полагает, его не узнают. Но нашему почтенному пастору следовало бы забраться подальше, чем Лит и Ньюхэйвен. Он забывает, что даже проститутки иногда ходят в церковь.

Тут их разговор был прерван, поскольку Хилл решил, что Рейвену пора позировать.

Его усадили на обитый материей стул рядом с птичьей клеткой и осмотрели его лицо со всех сторон. Несколько раз заставили менять положение рук, прежде чем Хилл был наконец удовлетворен.

Манн подала Адамсону деревянный ящичек, который тот ловко вставил в заднюю часть камеры, затем наклонился к аппарату, с головой накрывшись куском материи, и снял крышку с передней части аппарата, после чего Манн принялась отсчитывать секунды, глядя на карманные часы.

Уиллу казалось, что он сидел совершенно неподвижно, но Адамсон покачал головой.

– Вы двинули рукой, – устало сказал Хилл.

– Для экспозиции необходима полная минута, – со вздохом упрекнула Манн. – Пойду принесу еще бумаги.

Рейвен попытался позировать во второй раз, причем теперь ему подсунули под локоть коробочку, заверив, что благодаря черному цвету на снимке ее видно не будет. Уилл был уверен, что высидел всю минуту совершенно неподвижно, но ни Хилл, ни Адамсон не выглядели слишком довольными.

– Когда позируют дети, мы располагаем их так, чтобы казалось, будто они спят, – пробормотала себе под нос Манн. – Может, стоит попробовать?

Предложение это, как оказалось, было скорее упреком, чем руководством к действию, и Рейвен был освобожден от роли натурщика. Вскоре он уже сидел, пытаясь согреться чашечкой чаю, и наблюдал, как Хилл усаживает перед камерой Сару.

Ее усадили в кресло, попросили слегка повернуть голову и подпереть ее рукой – получилось весьма изящно. На плечи набросили лиловую шаль, а волосы собрали в небрежный узел на затылке. Хилл, отступив на шаг, внимательно оглядел ее с разных сторон и наконец заявил, что вполне доволен композицией. Потом он попросил Сару сидеть абсолютно неподвижно, метнув при этом выразительный взгляд в сторону Рейвена.

У горничной, однако же, не возникло никаких сложностей. Она оставалась совершенно неподвижной, будто впала в некий транс.

И здесь она была не одинока. Уилл вдруг поймал себя на том, что глядит, точно завороженный, на ее лицо с очень бледной, почти белой кожей, на волосы, в которых вспыхивали золотистые искры. На него снизошло чувство покоя, будто ее безмятежная неподвижность оказалась каким-то образом заразительна.

– Вы выглядите таким расслабленным, – тихо заметил Генри, проходя мимо. – Какая жалость, что вы не смогли принять подобную позу раньше.





Глава 31




Сара наблюдала, как Манн осторожно извлекает из камеры рамку с бумагой, обращаясь с ней, точно с новорожденным младенцем. Казалось, она полностью сосредоточена на том, что делает, однако же заметила интерес девушки.

– Вы превосходная модель, мисс Фишер. Вы вполне могли бы позировать художнику.

Это была приятная мысль, но Сара не могла представить, откуда у нее могло взяться столько времени.

– Мне страшно любопытно узнать, что будет дальше, – сказала она. – Калотипия – это ведь химический процесс, верно?

Манн посмотрела так резко, что Сара испугалась, будто сказала что-то не то.

– Или я ошибаюсь?

– Нет, вы вполне правы. Я просто была изумлена. Большинство наших моделей склонны думать, что это работа ангелов или фей. И это священники… Вы интересуетесь химией?

– Я прочла книгу профессора Грегори, но у меня пока не было возможности испробовать знания на практике.

Манн явно понравился ответ, а это, в свою очередь, понравилось Саре.

– Хотите, пойдемте со мной. Я могу показать вам, как это делается.

– Мне бы очень этого хотелось, – ответила горничная.

Они вместе пошли через дом, причем Манн все так же бережно прижимала к груди рамку.


– Вы превосходно следовали инструкциям мистера Хилла, – сказала она.

– Я горничная. Я привыкла делать то, что мне говорят.

– Вы удивитесь, но самым услужливым людям часто бывает сложно выполнять наши инструкции, в то время как самые могущественные готовы смириться ради портрета. Мне как-то случилось делать снимок с короля Саксонии, и, будь вы с нами в этот день, вы могли бы поверить, что я – монарх, а он – мой подданный.

– Вы фотографировали короля?

– Да. Он как-то заглянул в Рок-хаус без предупреждения: прослышал о мистере Хилле и мистере Адамсоне еще у себя на родине. Обоих джентльменов не было дома. Я сказала ему, что могла бы произвести процедуру сама, и он с радостью согласился.

Сара была поражена. Она подумала о наглеце с сальными глазками, который катал пилюли в какой-то миле от этого места. Очевидно, не все заказчики считали, что для их обслуживания «годится только мужчина».

– И ему понравился результат?

– Очень. Он сказал, что поместит портрет на почетное место у себя во дворце. Хотя имя Джесси Манн не столь известно, как имена Хилла и Адамсона, и подозреваю, не оно будет стоять под портретом.

– Это несправедливо, – сказала Сара.

Манн не ответила, потому что сказать на это было нечего.

Она провела гостью в комнату, где окно было заклеено газетами, чтобы не пропускать свет, пояснив:

– Подготовка бумаги для калотипии требует почти полной темноты.

Сара по привычке повернулась, чтобы закрыть дверь.

– Оставьте пока, иначе я не смогу вам ничего показать.

– Конечно.

Манн указала на стол, где теснились склянки и неглубокие подносы.

– Лист бумаги хорошего качества погружается в раствор нитрата серебра, а потом – в раствор йода. Когда йодированная бумага высыхает, ее опять погружают в смесь галлиевой кислоты и нитрата серебра, потом вставляют в рамку, которая крепится к задней части камеры.

Манн подняла правую руку, на которой виднелись черные пятна.

– Это темное искусство, – сказала она. – Нитрат серебра оставляет на коже следы.

– А как вы попали на службу к мистеру Хиллу и мистеру Адамсону? – спросила Сара, наблюдая, как мисс Манн прикрепляет лист бумаги к деревянной рамке.

– Мой брат Александр дружен с мистером Хиллом, – ответила она. – Я сторонница Свободной церкви и стала помогать ему с фотографиями для его картины «Раскол». Но с тех пор Александр так увлекся фотографией, что мне иногда кажется: картину он никогда не закончит.

– А что именно должна изображать эта картина?

– Собрание в Тенфил-холле, после которого с Генеральной ассамблеи удалились больше двух сотен священников и старост общин. И поскольку мистер Хилл намеревается изобразить всех присутствовавших на собрании, он хочет с помощью калотипии запечатлеть их лица, чтобы потом писать с фотографий.

Саре вспомнилась бабушка, которая делилась мудрыми наблюдениями не менее щедро, чем лекарственными травами. Где мужчины, там и споры, сказала как-то она. Собери десятерых в одной комнате, и скоро у тебя будут две группы по пять человек.

Горничная смотрела, как Манн сосредоточенно подготавливает следующую рамку.

– Вы, должно быть, превосходно знаете химию.

– Только в том, что касается фотографических процессов. Мистер Адамсон – терпеливый учитель. А почему вы спрашиваете?

Сара немного помолчала. Ей почему-то казалось нечестным говорить об этом, хотя она не собиралась никого обманывать.

– Одна моя знакомая недавно умерла, и когда ее нашли, то все ее тело было сведено судорогой, будто с ней случился какой-то припадок. Похоже, есть вероятность, что она отравилась, но, пока не пойму, чем именно, я так никогда и не узнаю, была ли ее смерть случайной или…

Сара не стала продолжать.

Манн опустила рамку.

– Мне страшно жаль это слышать, – сказала она, положив испятнанную нитратом серебра руку Саре на плечо. – Возможно ли, что ваша подруга могла добровольно причинить себе вред? То есть были ли у нее причины?

– Думаю, она была в очень тяжелом положении. Но как она могла выбрать средство, которое причиняет такие тяжкие страдания? В этом нет никакого смысла.

– То, что вы описываете, напомнило мне кое о чем, – сказала мисс Манн. – Одна моя родственница страдала от нервических припадков. Ей прописали лекарство, тоник, который помогал ей некоторое время, но она все увеличивала дозу. От этого у нее случались судорожные конвульсии, и в конце концов она умерла. Тело долгое время сохраняло скорченную позу, и были опасения, что не получится похоронить ее должным образом. Ну, понимаете, уложить в гроб.

– А вам известно, что это был за тоник?

– Да. В нем содержался стрихнин.