Рабыня страсти

Склонившись, он осторожно раздвинул ее мягкие и розовые потайные губки. Нежная плоть уже лоснилась от жемчужных соков любви, хотя девушка этого не осознавала. Он позволил себе чуть полюбоваться ее сокровищем, а потом язык его нащупал средоточие страсти И принялся пламенно его ласкать.

Какое-то время разомлевшая Зейнаб не понимала, что он делает, но когда до нее дошло, она раскрыла рот, чтобы закричать от стыда — но звука не получилось… Она вздохнуть даже не могла! Девушка силилась выказать протест против столь бесцеремонного вторжения в ее святая святых, но.., но… Язык страстно ласкал ее потаенную святыню, и вдруг нежное тепло, которое она ощущала прежде, внезапно обратилось в бушующее пламя… Из ее горла вырвался сдавленный крик. Она хватала ртом воздух. Перед глазами у нее замелькали звезды — и она пронзительно закричала…

Тогда он освободился от объятий ее ног и, взяв в руку свой член, принялся нежно тереть им ее сокровище. Член был тверд — Карим мучительно хотел ее. Открыв глаза, Зейнаб прочла это в его взгляде.

— Возьми меня! — молила она. — Возьми… Сейчас!

— Мужчина должен входить в девственное тело медленно и с великой нежностью, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, проникая в нее. Она ощущала, как горячий мужской член заполняет собою все ее нутро. Инстинктивно она сомкнула стройные ножки вокруг его талии, чтобы дать ему возможность проникнуть еще глубже. Он застонал и проник в нее на всю глубину, подобно тому, как человек тонет в зыбучих песках… Она содрогнулась, почувствовав внутри себя биение его пульса, — ив эту секунду вдруг осознала, что он так же беззащитен, как и она. И ощутила прилив сил…

Он принялся двигаться в ней, поначалу неторопливо, затем со все возрастающей быстротой… Его красивое лицо свело судорогой страсти. Нет, она не могла больше смотреть! Аквамариновые глаза закрылись — его страсть была заразительна, и вот она уже вся трепещет… Те же звезды пронеслись у нее перед глазами, но куда более яркие. Ни один из тех, кто прежде владел ее телом, не потрудился подготовить ее к этому.., этому волшебству. Ее заливали волны такого восторга, что, казалось, она не вынесет этого и умрет. Затем она словно и впрямь потеряла сознание, растворившись в пучине экстаза, словно летя куда-то меж звезд, мелькавших у нее перед глазами…

К действительности ее пробудили горячие поцелуи, которыми Карим осыпал ее мокрые щеки. Только тут Зейнаб поняла, что плачет. Глаза ее медленно раскрылись и устремились на мужчину. Им не нужны были, слова, совсем не нужны… Теперь он держал ее в объятиях и сказал лишь одно слово:» Спи…«Она с радостью подчинилась, ощутив вдруг с изумлением, как она изнемогла.

…Он смотрел на нее, спящую. В свои двадцать девять лет он мог похвастаться многими любовными подвигами. Он перевидал множество женщин. Каждая была в своем роде. Каждая бросала ему вызов. Ведь любовь не просто физический акт. Это искусство снисходить к нуждам партнерши, к ее слабостям… Искусство заполнить собою ее жизнь на то время, пока ты с нею. Ни одна женщина не тронула его сердца. Ни одна из тех, кого он учил постигать науку любви, дабы стать Рабыней Страсти. Ни одна… До сего дня. Почему эта дочь варваров, эта маленькая неверная из сырой и холодной северной земли вошла в его душу? Как? И дело тут не в ее дивной красе. Он не понимал, почему, когда и как это случилось…

Он приподнял с подушки ее шелковистый золотой локон и прижал его к лицу, вдыхая нежный аромат гардении, нежно целуя светлую прядь. Сущее безумие! Допуская это даже в мыслях, он нарушал основное правило Учителей Страсти. Ни один из них не смел влюбляться в ученицу и не смел допустить, чтобы она полюбила его в ответ. Неужели горький опыт ничему его не научил? К тому же эта дивная дева не простая невольница. Она собственность лучшего друга его отца. И предназначена для гарема калифа Кордовы. Сущее безумие…

…Как удивительно хороша она — с головы до пят. Мысль эта пронеслась в его мозгу прежде, чем он успел запретить себе думать об этом. Взгляд его скользил по дивному юному телу. Да, он подобрал для нее подходящее имя. Абд-аль-Рахман окажется сражен наповал этой красавицей и будет в неоплатном долгу перед ним. Учителем Страсти Каримом-аль-Маликой, создавшим это сокровище. Калиф будет также сердечно благодарен своему другу из Эйре Доналу Раю, который, в свою очередь, будет в долгу перед ним, Каримом-аль-Маликой… А заслужить благодарность такого человека, как Донал Рай, — это вовсе недурно… Но он отдал бы куда больше за то, чтобы Зейнаб могла принадлежать ему, только ему…

— Как Учитель Страсти я сегодня кончился… — вполголоса сказал он самому себе. — Я не должен был позволить такому случиться. Верно, я старею, становлюсь сентиментальным и не могу больше владеть своими чувствами…

Он погладил атласную кожу Зейнаб. Нужно обучить ее много большему, нежели просто искусству любви. Он должен научить ее, как выжить в гареме нового господина. Любимая жена Абд-аль-Рахмана Захра известна как властная и мстительная женщина, порой не пренебрегающая и ядом… Ее подрастающий сын — наследник отца. Захра не обрадуется, увидав эту юную и прекрасную соперницу… И сделает все, что будет в ее силах, чтобы убрать Зейнаб, если калиф чересчур привяжется к новой невольнице — а Карим-аль-Малика сделает все для того, чтобы калиф опьянел от этой женщины. Это его долг.

— Как это было прекрасно!

Чуть слышный дремотный голос прервал нить его мыслей. Взглянув в полусонные аквамариновые глаза, он улыбнулся:

— Так ты больше не боишься? Ты поняла, как сладка бывает страсть?

— Да! И я хочу снова.., снова! Мой господин, пожалуйста!

Ответом ей был тихий смех.

— Ты чересчур нетерпелива, мой цветочек! — ласково пожурил он ее. — Разве я не призывал тебя к терпению? Мне так многому нужно еще научить тебя, а тебе столь многое постичь! Для начала мы должны омыть друг друга» платками любви «. Пойди и принеси чашу — она на подоконнике. Там же ты найдешь и платки, моя красавица. А после обсудим дальнейшую программу наших занятий.

Она торопливо вскочила с матраца, спеша исполнить его приказание. Принеся чашу, она спросила:

— Что я теперь должна сделать, мой дорогой господин? — ив ожидании преклонила колени у ложа.

Какая восхитительная ученица, подумал он. Ему захотелось заключить ее в объятия, покрыть прелестное лицо поцелуями… Вместо этого он сказал тоном педанта:

— Воду в чаше всегда следует держать подогретой. На будущее скажу: в нее следует добавлять твой особый аромат — гардению. А ткань должна быть льняной, самой мягкой и нежной. Возьми один платок, Зейнаб, и нежно смой с меня следы любовных утех. Потом я сделаю то же для тебя. Помни: я вкусил твоих интимных тайн. Мне может захотеться повторения. Со временем я научу тебя ласкать меня ртом — это несколько иное удовольствие, чем то, что испытывает мужчина, войдя в женское тело обычным способом.

Она подняла полные изумления глаза, но ничего не сказала, просто омочила нежную ткань в чаше и принялась омывать его член. Прикосновения ее были легки и осторожны. Ее поразило, что этот орган, который теперь так мал, недавно доставил ей столь бурные восторги… Тут она заметила, что член Карима деформирован.

— О-о-о,.. Кто так ужасно тебя поранил, господин мой?

— Поранил? — Мгновение он ничего не понимал, но затем, угадав причину ее испуга, объяснил:

— Нет, я не поранен, Зейнаб, я обрезан. Это в обычае у мавров, евреев и многих других восточных народов. Мне тогда было семь лет. И братья мои тоже обрезаны. Мне дали особого шербета, к которому примешали немного наркотика, чтобы облегчить боль. Затем мою крайнюю плоть с силой оттянули и обрезали. Отец мой щедр. Всякий раз, когда над кем-нибудь из его сыновей совершался обряд обрезания, он собирал в наш дом всех бедных мальчиков-семилеток со всего города, и они также подвергались обрезанию. Ну а потом веселились на празднике, устроенном за отцовский счет. Операция эта мужчине нисколько не вредит, да это ты, наверное, уж и сама поняла. Это гигиеническая мера. В жарких странах порой трудно достать воды для питья, не то что для купания… А люди в Аль-Андалус крайне чистоплотны. Мы очень любим бани. Удаление крайней плоти помогает содержать мужское достоинство в чистоте, да и может предотвратить некоторые заболевания.

— А я-то думала… — пробормотала Зейнаб. — Я такая дурочка!

— Но откуда могла ты знать? — возразил он. — Не бойся задавать вопросы, Зейнаб, сокровище мое! Иначе ты ничему не научишься. Женское тело способно принести мужчине массу наслаждений, но для мудреца одного лишь тела, пусть прекрасного, недостаточно. Через несколько дней мы отплывем ко мне на родину. Там я всерьез примусь за твое образование: ты будешь учиться не только искусству любви, ты должна танцевать, петь и играть хотя бы на одном музыкальном инструменте. Ты должна изучить поэзию н историю моего народа — и вообще развить свой интеллект в тех областях, к которым у тебя обнаружится талант. Ты должна овладеть арабским и романским — нашими двумя основными языками. Ты постигнешь этикет гарема для того, чтобы войти в него без страха и стыда. Ты затмишь всех женщин, которых когда-либо знал Абд-аль-Рахман, с той же легкостью, с какой затмевает луну яркое солнце. Я также непременно научу тебя учтивости, чтобы ты ненароком не оскорбила госпожу Захру, мать наследника. Хорошие манеры — еще одна добродетель Рабыни Страсти.

Он взял еще один льняной плат и омочил его в чаше;

— Теперь дай-ка я обмою тебя, сокровище мое. Откинься на подушки и расслабься, Зейнаб.

Когда он приступил к делу, она с трудом подавила дрожь. Как деликатны его касания.., и как чувственны… Медленно и заботливо он смывал с ее тела следы того, что произошло между ними, и одновременно очень умело вновь ее возбуждал. Она чувствовала, как его палец, обернутый тонкой тканью, поддразнивает ее… Глаза девушки закрылись — она прислушивалась к ощущениям, которые вызывали его новые ласки… Почему другие непохожи на Карима-аль-Малику? Или все мужчины Аль-Андалус таковы? А может, только северяне грубы и жестоки?..

Бросая в чашу платок, он сказал:

— А теперь одним пальчиком коснись той чувствительной жемчужины, что скрывается в твоем тайничке, Зейнаб.

Он наблюдал за тем, как она, поначалу робко, а затем, осознав, на что способна сама, все более смело ласкала себя. Когда тайник увлажнился и стал сочиться жемчужной влагой, он схватил тонкое запястье. Притянув ее руку к своему рту, он поймал губами влажный пальчик:

— Твой сок такой пряный, мое сокровище… У нее захватило дух, но он улыбнулся ей своей обезоруживающей улыбкой, от которой сердце ее бешено забилось. Она почувствовала, что вот-вот лишится чувств. Тут он оседлал ее, оказавшись поверх нежной груди.

— Теперь заложи руки за голову, — скомандовал он.

— Зачем? — вся ее показная покорность тотчас же улетучилась. Нет, она, конечно же, хотела довериться ему, но ее полнейшее невежество рождало панический страх.

— Просто это исходная позиция для следующего упражнения, мое сокровище. И не нужно бояться, — терпеливо объяснил он. Склонившись над нею, он подпер плечи девушки подушками. Затем, приподняв свой член — Зейнаб заметила, что он несколько увеличился в размерах, — сказал:


— Открой рот, Зейнаб, и прими его. Ты станешь пользоваться язычком, чтобы возбудить меня, но держи зубки подальше: ты ни в коем случае не должна сделать властелину больно! Ну а когда попривыкнешь, то поучимся сосать… Я скажу тебе, когда остановиться.

Девушка отчаянно замотала головой.

— Не могу… — прошептала она, пораженная, но вместе с тем и зачарованная таким поворотом дела.

— Можешь, — тихо, но твердо возразил он.

— Нет! — решительно объявила она. — Нет!!! Карим не стал спорить, просто зажал двумя пальцами ее точеные ноздри. Лишенная таким образом воздуха, Зейнаб открыла рот, и член Карима тотчас же проскользнул меж ее губ. Одновременно он разжал пальцы.

— А теперь принимайся нежно ощупывать меня язычком, мой цветочек. Нет, не убирай руки из-за головы — в противном случае я велю Доналу Раю выпороть тебя. Помни: покорность, покорность и еще раз покорность!

Казалось, она целую вечность лежала в оцепенении, ощущая у себя во рту ЭТО и не зная, как с ЭТИМ обойтись… Затем любопытство победило девичий язычок, до поры забившийся вглубь, принялся ощупывать нежную плоть. Он наблюдал за нею» из-под полуопущенных век, чуть дыша. Это было трудное испытание… Она робко лизнула. Потом снова. Глаза их встретились.

Карим кивнул, воодушевляя ученицу:

— Так, так, мое сокровище! Не робей! Язычок твой не причинит мне боли. А теперь проведи им вокруг головки.

…Во вкусе, который ощутила Зейнаб, не было ничего отталкивающего. Чуть солоновато — и только. Страх понемногу улетучивался. Постепенно она забрала член в рот поглубже, и язычок принялся путешествовать вкруговую.

Девушка почувствовала, что орган постепенно увеличивается в объеме…

— Теперь попробуй пососать, — напряженно скомандовал Карим.

Она повиновалась и неожиданно обнаружила, что происходящее захватило ее. Карим приглушенно застонал, Зейнаб обеспокоенно взглянула ему в лицо. Глаза учителя были закрыты, черты слегка искажены… Он изнывает от страсти и наслаждения! Девушка изумленно осознала, что сейчас она хозяйка положения. Она, а вовсе не Карим! И это сознание, сознание сладкой своей власти, подарило ей прилив бодрости и сил.

— Остановись! — прозвучал приказ. Он вновь зажал ее ноздри и извлек наружу напряженный член.

Увидев его размеры, Зейнаб округлила глаза.

— Я что-то сделала не так? Тебе неприятно? — Она вновь заволновалась.

— Нет, — он тяжело рухнул на постель рядом с нею и принялся согревать ее тело лобзаниями. Она вздохнула с облегчением, и тело ее выгнулось ему навстречу, когда он сомкнул губы вокруг ее соска. Он слегка посасывал его, покусывал, а затем поцеловал. Одна его рука скользнула по шелковому животу, оказалась между ногами девушки.

Палец нашел чувствительную жемчужину и принялся поддразнивать ее.

— Я хочу тебя, — сказал он. Пальцы его постепенно углублялись в ее тело. — Ты юна и невежественна, мой цветочек, но ты рождена, чтобы стать Рабыней Страсти!

Прикосновения пальцев воспламенили ее кровь, она изнывала от желания вновь ощутить его в себе. Он подразнивал ее, и жемчужный сок любви тек по его пальцам.

Губы его прильнули к ее рту горячим поцелуем, которому, казалось, не будет конца. А рука не прекращала движений.., и вот девушке показалось, что она вот-вот неудержимо закричит. Все тело горело и томилось желанием. Она чувствовала какую-то тяжесть в животе и груди, казалось, они вот-вот лопнут, и наружу брызнет сладкий густой сок, словно из надломленного граната…

— Пожалуйста! — в полубеспамятстве бормотала она.

— «Пожалуйста» — что?

— Пожалуйста! — повторяла она, как заведенная.

— Рабыня Страсти никогда не молит, хотя для господина лестно, что он возбудил в ней желание, — заметил он. Потом накрыл ее своим телом и глубоко вошел в нее, издав сладкий стон.

Крик восторга, вырвавшийся из груди девушки, увенчал его усилия. Казалось, он заполнил ее до отказа «— внутри у нее все горячо пульсировало. Она задыхалась…

— О-о-о, мой господин, ты убьешь меня своими ласками… — простонала она.

— Чудесно, мое сокровище! — похвалил он ее. Ягодицы его ритмично сокращались в такт движениям мужской плоти в нежном теле.

Она крепко опоясала его ногами. Стройные руки обвили мощную шею.

— Не останавливайся! — умоляла она. — Как это сладко? А-а-а-ах, я умираю!

— Ты спешишь, Зейнаб. Опять торопишься… Ты должна вновь воспламениться, ведь я еще не удовлетворен. Помни, сперва твой господин должен вкусить наслаждения, и только потом ты сама.

— Я не могу… — голос ее звучал слабо.

— Нет, можешь! — настаивал он, и вновь стал безумствовать над ее телом.

— Нет! Нет! — она попробовала освободиться из железных объятий, но вдруг тело ее выгнулось и соски прижались к его груди:

— А-а-а-ах! А-а-а-а-ах! — рыдала она, это повторялось вновь — к ее невероятному изумлению. И ощущение было даже сильнее, нежели минуту назад. Неужели ее столь легко удовлетворить? Ногти девушки впились в спину мужчины, волна вожделения захлестнула ее снова.

— Ах ты, маленькая шлюха! — прорычал он ей на ухо и, склонив голову, впился в ее грудь обжигающим поцелуем. Он был почти на вершине, но она преградила ему путь, ее вожделение заставляло его вновь проделывать путь, словно мифического Сизифа… Он толчками проникал в нее все глубже и глубже, до тех пор, пока движения его не превратились в яростные отрывистые толчки… Взрыв…

Долгое время они лежали, сплетенные… Тела их были влажны от пота и любовных соков. Поначалу сердца бешено бились, но мало-помалу ритм восстанавливался. Наконец, Карим произнес: