Ранняя пташка

– Одним резким скачком?

– Да, – подтвердил я, – одним резким скачком.

– Такое происходит впервые, – сказала она, не скрывая своего изумления. – Мы записываем сны на восковых валиках, поскольку никто так и не усовершенствовал изобретение Эдисона. Но есть и другая причина, чисто техническая. Попробуй догадаться сам, какая.

– Понятия не имею.

– А вот какая: на каждом валике записано около восьми минут сна. Запись снов, приснившихся в течение одной ночи, занимает от двадцати валиков и больше. Мы храним сны Дона Гектора – в архиве их около семисот, – но мы не можем хранить все сны, поэтому сны тех, кто не представляет для нас никакой ценности…

– …стираются, – закончил за нее я.

– Совершенно точно, – подтвердила Аврора. – И тот, кто в тот день занимался стиранием, выполнил свою работу халатно, оставив в начале валика остатки снов этого Уэбстера.

И тут я все понял. Все то, что я знал о Бригитте и Чарльзе, я получил от полудюйма блестящих голубых бороздок в начале одного-единственного воскового цилиндра. Если бы не это случайное совпадение, которое свело вместе меня и этот валик, встреча с Бригиттой под машиной в лучшем случае показалась бы мне странной, и я вряд ли вмешался бы, когда Аврора собралась отправить ее на покой. Если бы Бригитта не стала женщиной из моих снов, сейчас ее бы уже не было в живых.

– Я прослежу за тем, чтобы этот валик выбросили на помойку, как только мы закончим, – сказала Аврора. – Ну а теперь ты знаешь, зачем я здесь?

– Вы хотите узнать, где находится валик.

– В самую точку. Ты мне это скажешь?

– Я не знаю, где он.

– Лжец из тебя плохой, Чарли. Я работала в Пространстве сна, когда ты еще не вылупился из яйца, и я свое дело знаю. Когда человек видит свои собственные сны, у него есть власть над ними, однако сейчас мы с тобой равны: мы оба актеры в чужом сне. И я могу подстроить этот сон так, как хочу, могу подстроить тебя так, как хочу. Я могу вытянуть у тебя из подсознания то, что ты не хочешь раскрывать, и могу даже просто вытащить полностью из тебя сознание, и ты станешь таким же, как этот придурок санитар, ничуть не лучше, чем лунатик. Повтори, как его фамилия?

– Уэбстер.

– Спасибо. Итак… на чем я остановилась?

– Кажется, на том, чтобы вытащить из меня сознание, и тогда я стану таким, как Уэбстер?

– Да – годным только на то, чтобы управлять гольфмобилем. Итак, предлагаю тебе сделку: ты говоришь нам, где валик, а мы возрождаем Бригитту, и вы возвращаетесь в страну живых. Как тебе это нравится?

Я оглянулся на пляж, на «Царицу Аргентины» и оранжевый с красным зонтик.

– Если я не согласился на сделку, предложенную Гуднайт, почему вы думаете, что я соглашусь на вашу? К тому же ни про какой валик я ничего не знаю.

Внезапно налетел порыв ледяного ветра, и над песком закружились снежинки. Появившийся фотограф предлагал свои услуги Бригитте и Чарльзу, как и прежде.

– Вот видишь? – усмехнулась Аврора. – Подсознательное признание. Ты скажешь мне правду. Когда тебе задают вопрос, трудно не думать о нем. Ну что, ты остался в дураках?

– Я ничего не знаю.

Аврора шагнула ко мне, и совершенно внезапно она стала втрое выше ростом. У меня защемило в груди, и на какое-то мимолетное мгновение я подумал, что сейчас проснусь и окажусь в безопасности, вдали от всего этого, однако Аврора схватила большим и указательным пальцами меня за ухо и выкрутила его с такой силой, что я вскрикнул от боли.

– Итак, – сказала она, – прежде чем я по-настоящему примусь за тебя, даю тебе последний шанс: говори, где валик!

Аврора наклонилась ко мне, и ее зубы превратились в острые бритвы. Мне вдруг вспомнилась сестра Зачатия, которая ради хохмы обтачивала себе зубы напильником до тех пор, пока мать Фаллопия ей это не запретила.

Стараясь не обращать внимания на боль, я закрыл глаза, сосредоточился и отпрянул от Авроры, покидая пляж, покидая сон. На мгновение я почувствовал, что нахожусь в своей комнате в «Гибер-техе», а надо мной склонились два техника, и вот я уже стою рядом с синим «Бьюиком» под лазурным небом, рядом накрыт столик для пикника, вокруг раскидистого дуба навалены камни. А на них сидит Дон Гектор. Старый, седой, уставший. Никаких рук вокруг нет, кроме моих и его, нигде нет и Авроры. Ей еще нужно меня найти.

Старик едва заметно кивнул, и я подошел к нему, чувствуя на коже тепло солнца. Дон Гектор ел сандвич, на камне стоял бокал с шампанским, в золотистой жидкости поднимались пузырьки. Все детали на месте. Фактура, запахи, звуки.

– Это твой сон или мой? – спросил Дон Гектор, обводя вокруг рукой.

– Ваш, – сказал я, – может быть, с легкой примесью моего.

Улыбнувшись, он похлопал по камням, на которых сидел.

– Ты знаешь, почему все эти камни навалены у дерева?

– Я уже давно ломаю над этим голову.

– Когда-то крестьяне распахивали поля, – ответил Дон Гектор. – Наткнувшись на большой камень, они выкорчевывали его из земли и выбрасывали. Обыкновенно на край поля, однако если посреди поля росло дерево, оно и становилось местом сбора камней. Эта груда камней является свидетельством тяжкого труда, покрытым лишайником памятником крестьянского быта до появления механизации.

– Валик у меня, – сказал я, – но я не знаю, что с ним делать.

– Ты должен передать его Кики.

– Я и есть Кики.

– В таком случае мое дело сделано, моя миссия завершена.

– Да, но что теперь делать мне? – спросил я. – Я почти ничего не знаю!


Дон Гектор посмотрел на меня, затем улыбнулся.

– Верни всех назад, – сказал он, – верни домой.

– Хорошо – но как?

– Думаю, ты это уже знаешь. Удачи тебе, Чарли!

Ба-бах!

Резкий удар сбил Дона Гектора с груды камней и бросил на землю. Дернувшись раз, он застыл неподвижно. Обернувшись, я увидел Аврору с «Кувалдой» в руках. Вид у нее был не очень радостный. Нет, сотрите последнюю фразу: Аврора была в ярости.

– Думаешь, я никогда раньше не бывала в Пространстве сна? Думаешь, что сможешь меня перехитрить? Да у меня за плечами тысяча четыреста часов сна, Кривой, и я вытаскивала самые сокровенные тайны из голов покрепче, чем твоя!

Я нисколько не испугался. Один раз я уже ускользнул от Авроры, ускользну и еще.

– Вы убили Дона Гектора в реальном мире, ведь так?

– Он перестал понимать, какую полезную работу мы ведем, – сказала с полуулыбкой Аврора, – и мы почувствовали, что он вместо того, чтобы приносить пользу, начал приносить один только вред. Польза – хорошо, вред – плохо, – добавила она на тот случай, если я упустил главную мысль.

– Возрождение лунатиков – это лишь начало, – сказал я. – Дон Гектор довел до совершенства новый «морфенокс», не имеющий побочных эффектов, дешевый в производстве. Он собирался обнародовать данные о своем открытии. Никаких тайн, всеобщая доступность «морфенокса». Люди с низкими доходами, Оттоманы, зарождающийся Южный альянс – все получили бы препарат. Глобальная гибернационная деревня, все равны в сне, все равны в общественном положении.

Аврора молча смерила меня взглядом.

– И что с того? – наконец сказала она. – Тебе не с кем этим поделиться, значит, можно считать, ты ничего не узнал. Итак, где валик?

Полностью сосредоточившись, я снова переместился – на этот раз в заброшенный Морфелей, запущенный, покрытый плесенью, каменные своды, грязь и нанесенные ветром листья. Уэбстер в халате санитара и возвратившийся Дон Гектор посмотрели на меня как-то странно, словно меня не должно было здесь быть. Сказать по правде, меня здесь и не было. На самом деле я был сам по себе: все это было плодом моего воображения. Я сам определял, какой сон мне снится, сам выбирал, куда пойти. «Активное управление» от первого лица, но больше не привязанное к конкретному сновидению. Вольный художник.

– Привет, Кривой, – весело произнес Уэбстер. – Я слышал, ты помог Бригитте.

– Можно было бы сделать это и получше.

– Знаешь, то же самое могу сказать про себя.

Вдруг он обернулся и увидел Дона Гектора, и у него на лице мелькнула паника.

– Нет, нет, нет! – воскликнул Уэбстер. – Именно этого добивается Аврора! Привязать ко мне Дона Гектора. Уходи куда-нибудь в другое место или просыпайся! Уходи, ну же, уходи!

Но я опоздал. В луче света, проникающего сквозь отверстие в своде над алтарем, стояла Аврора, властная, надменная.

– Значит, это все-таки был Уэбстер, – сказала Аврора, бросив взгляд на Уэбстера и Дона Гектора, затем на меня.

Я попытался снова ускользнуть, но Аврора схватила меня за руку и заломила ее за спину. Я догадался, что этот прием предназначен для того, чтобы надежно задержать жертву – затопить ей сознание болью, чтобы она не могла сосредоточиться.

– Я в восхищении, – сказала Аврора. – У тебя от природы дар видеть сны; мне потребовались годы на то, чтобы овладеть тем, что ты делаешь.

Она подняла голову и заговорила. Я догадался, что такие агенты, проникающие в сон, работают парами – один находится в Пространстве сна, а другой остается в реальном мире и следит за тем, что скажет первый. Я мысленно представил себе Аврору, лежащую на койке в «Гибер-техе», где-нибудь недалеко от меня, и бормочущую во сне.

– Так, связником Дона Гектора все-таки был Уэбстер, – сказала Аврора. – Выясните, где он жил, и пошлите туда людей.

Я вырвался из ее рук. Как только боль прекратилась, я смог сосредоточиться, и тотчас же в открытую дверь хлынули маленькие обнаженные руки, суетясь, толкая друг друга, падая в своем стремлении быстрее проникнуть внутрь. Руки устремились было к Авроре, но та бросила на них всего один взгляд, и они мгновенно превратились в опавшую осеннюю листву.

– Это еще что такое? Любительское представление? Итак, пока я не навлекла на тебя все мыслимые ужасы: где – Уэбстер – спрятал – валик?

– Кривой, не ходи туда! – крикнул Чарльз.

Но, как я ни старался, у меня ничего не получилось. Вдруг я очутился в фойе «Геральда», в кресле напротив Зазы, подозрительно покосившейся на меня.

– Мы знаем одну укромную ферму в Линкольншире, – начала она, – где живет миссис Бакли…

– Да, знаю, – перебил ее я. – В июле там созревает горох.

Открылась входная дверь. Обернувшись, я увидел, что это опять Уэбстер. Одежда другая, лицо то же самое. Все мои сны нахлынули разом, перемешиваясь между собой.

– Аврора ни в коем случае не должна найти валик! – воскликнул Уэбстер, с тревогой озираясь вокруг. – Даже не думай о нем! Больше того, не думай даже о том, чтобы думать о нем! Думай о «Бонанца».

– О «Бонанца»?

– Или о «Сыромятной плети». Неважно. Кирпичная стена, креветка, Эд Рирдон, «Мотт де Хупл», «Зелене жито» [147], Йоркский кафедральный собор. Думай о чем угодно, только чтобы не впустить ее в сознание.

В фойе вошла Аврора, разговаривающая со своим невидимым напарником.

– Это «Геральд Камбрийский». Недоумок с кривой рожей привел нас прямиком сюда. Это уже мое две тысячи семисотое вторжение, – добавила она, направляясь ко мне. – Мне приходилось отлавливать тех, кто спасается бегством, пытается сбить с толку и направить не в ту сторону, даже тех, кто возводит новые вселенные, меняет свою форму и постоянно отклоняется от темы. Ничего этого ты не умеешь. Ты просто скачешь с места на место, оставляя такой явный след, что идти по нему смог бы и дилетант. Итак: где валик?