Распятые любовью

– Да, брат, дела твои плохи, – с порога заявил Копытин.

– А я тебе, что говорил, там броня сантиметров пятнадцать, – хмыкнул я. – Он вбил себе в голову…

– Да он-то ладно, – перебил Копытин, – у тебя, по-моему, проблема с женой. Я её считал разумной женщиной. Но то, что я услышал от неё в последний раз, меня, конечно, мягко говоря, удивило.

– Ну, рассказывай, – предложил я. – Любопытно…

– Ну, прямо так и кинулся вещать! – буркнул Владимир. – Ты сначала чайку завари, я вот тут в кондитерку заехал, вкусняшек разных набрал. А то сразу «давай рассказывай». Какой вы, сударь, учтивый, однако.

– Нет проблем, – улыбнувшись, ответил я, – просто поскорее хочется узнать, чем же там моя Галка отличилась.

– Заваривай чай, а я помаленьку начну. В общем, она настроена тебя вылечить.

Я остолбенел.

– От чего она меня лечить собралась?

– От гомосятины! – рассмеялся Копытин. – Причём, заметь, это не мой термин, это она так сказала. Дословно: «его нужно вылечить от гомосятины». То есть тебя.

– Ты это серьёзно? – раскрыл я рот.

– Боря, ну разве такими вещами шутят? Да и зачем бы я стал на женщину наговаривать. Она просила меня посодействовать, найти хорошего доктора и всё такое.

– А ты что? – я всё никак не мог поверить, что Владимир говорит это серьёзно. Мне казалось, он сейчас хлопнет меня по плечу и скажет: «Да успокойся ты, я пошутил». Но, к сожалению это не было ни шуткой, ни розыгрышем.

– А что я? – развёл руками Копытин. – Спокойно, без резких оборотов, без ёрничанья и шуток, попытался ей объяснить, что, во-первых, это не болезнь, а во-вторых, что исправить это, ну, в смысле, твои наклонности, просто невозможно. Да и необходимости в этом никакой нет. Но она, оказывается, уже получила консультацию, в кавычках, разумеется, от какой-то подруги, та ей наговорила такого, что теперь весьма сложно будет весь бред выковырять из её головы.

Я поставил заварник с чаем на стол и тяжело вздохнул:

– Вот дура! Она ещё и опозорит меня на весь свет.

– А почему опозорит-то? – присвистнул Копытин. – Ты же сам говоришь, что у нас свободная страна, что сексменьшинства не преследуются, так какой же тут позор? Это твоя жизнь, твой выбор…

– Ты ведь понимаешь, что трубить об этом у нас не принято, – возразил я.

– Понимаю, – ухмыльнулся Копытин, – а ты и не трубил. И всё же тебе боязно, что народ узнает о твоей ориентации. Верно?

– Верно, конечно, – подтвердил я. – Кривить душой не буду.

– А теперь, дорогой мой друг, скажи, почему я не скрываю, что я гетеросексуал, и никто меня за это не осудит, не упрекнёт.

– Ну, Вова, это уже демагогия, – раздражённо ответил я.

– Погоди-погоди, – не согласился Владимир, – какая демагогия? Не вижу тут никакой демагогии. Ты у меня спрашивал, зачем я отстаиваю права сексменьшинств. Вот тебе мой ответ: затем, чтобы ты не думал, и не опасался, что кто-то тебя осудит за то, что ты гомосексуалист. Чтобы окружающие тебя люди относились к этому так же, как они относятся к цвету твоих глаз или форме ушей.

– Насчёт глаз не знаю, – рассмеялся я, – а форма ушей (не моя, а вообще) кое-кого очень даже интересует.

– Да, – кивнул Копытин, – кстати, пример с ушами неудачный. Мне тут недавно один в фейсбуке написал, что хотел бы воочию взглянуть на форму моих ушей, дескать, не еврей ли я. Я ему пишу, зачем тебе глазеть на мои уши, я и сам скажу, что да, еврей, это что-то меняет? Он тут же ответил, что да, меняет, и, отписавшись от меня, отправил в чёрный список. Вот тебе и свобода, братство, равенство.

– Володя, но ведь раньше такого не было. Почему сейчас так всё обострилось, люди какие-то злые стали…

– Чего не было? Ты хочешь сказать, что в Союзе нас, евреев, не называли жидами, или кавказцев, азиатов, никто не называл чурками? Или чукчей любили как родных братьев? Всегда это было! Декларировался «Братских народов союз вековой»…

– Это цитата уже из российского гимна.

– Да какая разница? – хмыкнул Владимир. – В Советском Союзе пели «Дружбы народов надёжный оплот!». Тот же хер, только сбоку. Я говорю о сути.

– Но не было этих национальных конфликтов, ты посмотри, что пришло вместе с перестройкой, с развалом Союза…

– А знаешь, почему не было? – прищурился Копытин.

– Почему?

– Потому что тебе об этом не докладывали, как говорится, не заслужил, это раз, – понуро усмехнулся Копытин, – а два: правили Союзом держиморды. В тоталитарном государстве, где за один неосторожный анекдот можно загреметь в психушку, где стукач жил едва ли не в каждом доме, где всё и все контролируются, слишком не побузишь. Некоторые товарищи сегодня именно это положение и восхваляют. Так и говорят, мне ваша свобода – до задницы дверца. Так вот, брат, конфликты на национальной почве были всегда. И когда во время перестройки правда, закамуфлированная под гласность, свалилась на наши головы, неожиданно выяснилось, что фраза «национальный вопрос в СССР решён окончательно» оказалась липовой. Я не стану много говорить сейчас на эту тему, скажу лишь вкратце, массовый конфликт, к примеру разгорелся в Карабахе ещё в 1965 году, но Брежнев, до конца так и не разобрался с этой проблемой. В конце семидесятых в Грузии советские придурки решили отменить государственный статус грузинского языка, в результате в центре Тбилиси прошли многотысячные демонстрации. И нашлись в то время деятели, начавшие требовать ввести войска. Слава богу, хватило ума не доводить до кровопролития. Представляешь, какая бы рубка там произошла.

– Перегни палку, могло и в революцию перерасти, – предположил я.

– О чём и речь, ухмыльнулся Копытин. – Теперь понимаешь, с каким «партейным» багажом пришёл к власти Горбатый? А сегодняшние горе-аналитики дальше своего носа не видят, вот и грузят старика. А ведь перестройка, Боря, не просто так началась, типа от скуки. Просто выхода не было другого. Тут или выпускай джина из бутылки, – помнишь это сравнение? – или так рванёт, что по всей планете ошмётки разлетелись бы. Но, увы, не все это понимают. А потому и кричат, что Горбачёв, мол, предатель и прочую ерунду. А он никого не предавал, он спасал страну. Хоть Советский Союз и развалился, зато относительно мирно. А вспомни, что случилось в 1917 – 1918 годах. Только в те годы, шашками махали, а в 1986-1991 годах начали бы махать баллистическими межконтинентальными ракетами. Страшно представить, что произошло бы.

– Да, – согласился я. – Последствия предсказать трудно.

– Вообще, последнее десятилетие партийные боссы обнаглели до такой степени, что они уже не видели народ перед собой и не слышали его. В 1981 году в Северной Осетии произошла настоящая октябрьская революция. У североосетинского обкома собралась большая недовольная толпа народа, потребовали первого секретаря. И что ты думаешь? Вышел первый секретарь обкома, обозвал собравшихся сборищем и потребовал разойтись. О результате догадываешься?

– Примерно, – сказал я, но всё равно спросил: – и что дальше?


– А дальше митингующие ворвались в обком, устроили погром, власти на защиту обкомовских работников пригнали курсантов из училища МВД… Ну и как всегда, объявили митингующих отщепенцами, преступниками, несмотря на то, что бунтарей поддерживало всё население республики. В общем, в конце концов, с помощью войск волнения были подавлены, посадили двадцать шесть человек, с остальными ещё долго велась так называемая профилактическая работа. Но, тем не менее, с 1984 по 1986 годы в Северной Осетии произошло более ста националистических происшествий, а количество русских учителей в республике сократилось на триста человек… Вот тебе и форма ушей, носа, губ, разрез глаз и так далее. Ну, так что, Борис Сергеевич, – Копытин неожиданно оборвал тему, – тебя осетины с армянами и грузинами интересуют или всё-таки о Галине Ивановне поговорим?

– Да, точно, давай о Галине Ивановне, – усмехнулся я и принялся разливать чай. – Но ты, подлец, так всё интересно рассказываешь, что немудрено и забыть первоначальную тему.

– Так вот, я и говорю твоей благоверной: Галя, это не болезнь, и лечиться нет никакой необходимости. Она упёрлась, как антилопа гну. Болезнь, говорит, и хоть ты тресни. Она не только подружку навестила, она успела уже и у батюшки побывать…

– У какого батюшки? – сразу не сообразил я.

– У священника, – пояснил Владимир. – Ну, а те наговорят, будь здоров. Кстати, хочешь анекдот в тему?

– Валяй! – улыбнулся.

– Значит так, один начальник считал, что все геи являются больными людьми и предлагал их принудительно лечить. Один из его подчинённых как-то звонит ему утром и объявляет: «Я на работу сегодня не приду». «Почему?– возмущённо спрашивает начальник. – Работы невпроворот». «Я приболел», – говорит мужик. «Чем?!». «Сегодня чувствую себя пидорасом».

– Ну, а что, – прыснул я, – логично.

– «Бычок» твой не пожелал говорить, – сказал Владимир, – просидел весь вечер насупленный. Галка в обиде на тебя. Говорит, мол, почему ты ей не рассказал раньше.

– А ей-то зачем? – удивился я.

– Вот и я ей так же сказал. Говорю, Галя, а что изменилось бы, если бы он тебе рассказал. Тем более, там это связано было с насилием, побоями. Но она не воспринимает мои слова. Пообщаетесь, может, что-то решите.

– Я уже решил, – вздохнул я, – нам нужно расстаться.

– Ну, смотри сам, в этих делах советчиков лучше не слушать, что сердце подскажет, то и делай.

Я задумался. Прожить вместе двадцать четыре года и вдруг вот так взять и расстаться. А всё почему? Потому что любовь была искусственной! Разве можно сказать, что я любил свою жену по-настоящему? Хотя, наверное, можно и так любить, как я. Но вот скажи ей, что всю жизнь я бегал налево, ведь не поймёт, закатит истерику, будет обзывать грязными словами.

– Не грусти, – заметив мою угрюмость, сказал Владимир, – всё будет хорошо.

– Надеюсь, – уныло кивнул я.

– Слушай, Борька, – неожиданно что-то вспомнил Копытин, – а как ты смотришь на то, чтобы устроить здесь небольшой сабантуйчик? У меня же скоро день рождения. Да и прощальный вечер с друзьями нужно провести.

– А чего ты у меня спрашиваешь? – улыбнулся я. – Как скажешь, так и будет. Тебе решать…

– Нет, я могу и в кафе поляну накрыть, всё-таки теперь ты здесь хозяйничаешь!

– Странный ты человек, – рассмеялся я. – Пустил квартиранта и ещё спрашиваешь моего разрешения.

– А как же? – развёл он руками. – Это теперь твоё жилище. Тем более, ты здесь, как я понял, работаешь. Верно?

– Да, конечно,– закивал я. – Но сабантуй мне не помешает. С удовольствием отвлекусь от своих проблем. Как быть с Антоном? – спросил я.

– Ну, не выгонять же его на улицу, – ответил Владимир. Твой подопечный, ты и решай. Как он? Адекватен?

– Хороший парнишка, – сказал я. – Не хамло, воспитанный, думающий, помогает мне. Видел, мы с ним три мешка листьев насобирали во дворе.

– Ну, и пусть будет с нами. Не помешает.

Фоном нашего разговора шёл телевизор. Неожиданно диктор заговорил о самоубийстве двух девочек-школьниц.

– Сделай громче, – попросил я Копытина.

В новостях говорили, что самоубийство произошло на сексуальной почве. Послушав трагическую новость, Владимир тяжело вздохнул и произнёс:

– Ну, вот кто в этом виноват?

– В первую очередь, семья, – ответил я. – Всё оттуда идёт…

– Я тебя умоляю, Боря, – махнул рукой Владимир. – У нас есть такие семьи, где родители таблицу умножения не знают и в дневник годами не заглядывают, но при этом до хрипоты в горле доказывают, что раньше образование было лучшим в мире.



Моя Катька рассказывает, есть родители, которых на аркане в школу не затянешь, ни мать, ни отец, принципиально на родительские собрания ходят. А ты говоришь, семья, дом…

Я тебе скажу, смерть эти двух девчушек на совести государства. А почему? Потому что у нас в стране модно стало совесть подменять ханжеством.

– Можно подробнее? – предложил я. – Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал! Почитай, что пишут многочисленные лицемеры о половом, сексуальном воспитании подрастающего поколения. Опять же о запрете гей-пропаганды и тому подобное. Ну, это же настоящие неандертальцы. Безграмотность зашкаливает, но все играют в совестливых граждан. И вот тебе свежий пример, – Копытин рукой указал на телевизор. – Ты как думаешь, чего это они, две юные девчонки, как говорят, из благополучных семей, сиганули с крыши вниз? К бабке не ходи, запутались в сексуальных вопросах.

Ты знаешь, есть такая книга лет «Любители наслаждений», автор Анна Аркан, я её лет десять назад читал, так вот найди, очень интересная повесть. Там описан как раз такой случай, две школьницы, осознав, что они лесбиянки и посчитав себя ничтожествами, извращенками, шлюхами, решили вместе наложить на себя руки. В книге чётко просматривается мысль: если бы взрослые вовремя отреагировали, или девчонкам было бы к кому-то обратиться, они остались бы живы.