Расплата
Часть 18 из 48 Информация о книге
– Я бы удивился, если бы получилось иначе. Никто не вызвался по своей воле выполнять роль старшины присяжных. Как их инструктировал судья, первой задачей и были выборы старшины Хэл. Гринвуд владел сельским магазином у озера и отличался красноречием. Его назвали и за него единодушно проголосовали. Он сразу сострил, что ему положена дополнительная плата. Обычная ставка в округе Форд была доллар в день. Судья Освальд просил их не спешить. Процесс получился коротким, на текущую неделю больше ничего не планировали, а случай разбирали серьезный. Он предложил начать обсуждение с его письменных наставлений и выбора подходящих статей свода судебных законов. Так они и поступили. Судья сказал, что очень важно изучить представленные вещественные улики. Пистолету и гильзам уделили мало внимания – в этом не было необходимости. Хэл Гринвуд неторопливо зачитал отчеты о результатах вскрытия и баллистической экспертизы, документ по отказу от права огласил лишь бегло, выделяя основные моменты и пропуская юридические термины. Уолтер Уилли отвечал не только за зал суда, но также за комнату совещания присяжных. Он стоял в одиночестве за дверью и отгонял каждого, кто к нему приближался. Приложив ухо к двери, Уолтер слышал почти все, о чем говорилось внутри. И как всегда, этим не гнушался. И лишь услышав слово «ленч», отпрянул. Хэл Гринвуд открыл дверь и объявил, что присяжные проголодались. Уолтер ответил, что все предусмотрел, и сандвичи уже заказаны. Пока их несли, Хэл предложил провести первое голосования по поводу виновности или невиновности подсудимого. В произвольном порядке все двенадцать ответили «виновен», хотя двое это сделали с меньшей уверенностью, чем остальные. Джон и Рассел Уилбэнксы обедали в комнате совещаний своей фирмы. Обычно они ходили в кафе на улице, но сегодня были не в настроении спускаться по лестнице и попадаться на глаза людей, которых видели почти каждый день. Расселу понравилось обращение брата к судье, и он не сомневался, что пара присяжных выступит за пожизненное заключение. Джон в этом не был уверен. Он был разочарован, угрюм и расстроен тем, как провел процесс. Если бы клиент не натянул вожжи, он бы выстроил основанную на предположении о невменяемости сильную защиту и спас бы Питу жизнь. Но его клиент был словно одержим саморазрушением, и на своем главном в жизни процессе ограниченному в свободе адвокату досталась роль чуть ли не стороннего наблюдателя. За обедом Джон невольно вспомнил, что время совещания присяжных – самая большая нервотрепка в практике судебных адвокатов. Один из товарищей Джоэла по студенческому сообществу жил в часе езды от кампуса Вандербилтского университета. Когда утром в понедельник начался процесс, Джоэл понял, что не может думать ни о чем ином. Друг пригласил его в семейное поместье, где они катались на лошадях, охотились в лесу и старались говорить о чем угодно, только не о том, что происходило в Клэнтоне. Каждый вечер Джоэл звонил Стелле и узнавал, как она. Сестра сторонилась людей и прогуливала занятия. Рассел Уилбэнкс оказался прав: трое присяжных были не готовы проголосовать за смертный приговор, по крайней мере во время первого обсуждения. Одним из них был Уилбур Стэк, трижды раненный в Италии ветеран войны. Майлз не наложил вето на его кандидатуру в присяжные лишь потому, что до него израсходовал все пять. Другим был Дейл Масгрейв, хозяин лесопилки на озере. Он признал, что его отец вел дела с отцом Пита и часто выражал восхищение его семьей. Спохватились, что данный факт следовало учесть при отборе присяжных, но было слишком поздно. Третий, Уинс Пендерграсс, по вероисповеданию пятидесятник, по профессии маляр, с семейством Бэннингов связей не имел, однако не мог поверить, что такой человек, как Пит, сознательно планировал убийство. Еще несколько присяжных испытывали те же чувства, но стремились следовать закону. Ни один из двенадцати не горел желанием голосовать за смерть, однако каждый верил в смертную казнь. На бумаге и в теории она была весьма популярной в стране и, разумеется, в штате Миссисипи. Но немногие оказывались в составе присяжных и стояли перед выбором надавить или нет на кнопку электрического выключателя. Это было совершенно иное дело. Спор продолжался в достойной манере, и каждому предоставлялась возможность выразить свое мнение. Снег прекратился, небо расчистилось, и нужда в срочном возвращении домой отпала. В три часа дня Хэл Гринвуд открыл дверь и попросил Уолтера принести кофейник и двенадцать чашек. После кофе, когда в воздухе поплыл сигаретный дым, благопристойность начала улетучиваться, голоса зазвучали громче. Разделительная линия обозначилась ясно, но не углублялась: девять прсяжных стояли крепко, а вот трое дали слабину. Постоянно повторялось, что они имеют дело с заранее запланированным убийством, о чем нельзя забывать. Вот если бы Пит Бэннинг взошел на кафедру и объяснил мотивы своего поведения, то мог заслужить сочувствие. Но он сидел, словно равнодушный к суду над собой, и даже ни разу не взглянул на присяжных. На этого человека явно подействовала война. Почему его адвокат не хочет подчеркнуть это? Неужели мотивы убийства как-то связаны с отношениями Декстера Белла и его жены? Методисты не соглашались, отстаивая честь своего убитого пастора. Хэл Гринвуд предостерег коллег, чтобы они не оценивали дело вне круга представленных фактов. Их задача разобраться в том, что было предъявлено в зале суда. Около четырех Уинс Пендерграсс изменил позицию и присоединился к большинству. Это стало поворотным моментом. Присяжные вдесятером надавили на Уилбура Стэка и Дейла Масгрейва. Эрни Доудл вошел в коридор со стороны зала суда и застал Уолтера Уилли дремлющим у двери комнаты совещания присяжных. Было почти пять – время Эрни идти домой, поэтому он задержался и спросил у Уолтера, не нужно ли чего-нибудь. Тот заверил, что ничего не нужно, у него все под контролем. – Чем они там занимаются? – спросил Эрни, кивнув на дверь. – Обсуждают, – объяснил со знанием дела Уолтер. – А теперь уходи. – Вердикт готов? – Не знаю. Эрни поднялся по узкой лестнице на третий этаж, где находилась небольшая библиотека юридической литературы и несколько кладовых. Крадучись, вошел в темное служебное помещение, где сидел на стуле Пенрод с незажженной трубкой из кукурузного початка во рту. От пола до потолка тянулась чугунная дымовая труба. Из щели у ее основания не только поднимался сигаретный дым – оттуда доносились голоса совещавшихся этажом ниже присяжных. – Одиннадцать против одного, – тихо произнес Пенрод. Эрни удивленно вытаращился. Час назад голосование было девять против трех. Ни он, ни Пенрод не сомневались: если их застукают за подслушиванием, непременно выгонят с работы, а может, посадят в тюрьму, и поэтому они ни с кем не делились новостями. Большинство процессов с участием присяжных были по гражданским делам и не вызывали особого интереса. Если случались убийства, подсудимые были, как правило, черными. Совещание присяжных длилось недолго, и результат не вызывал сомнений. Процесс по делу Бэннинга был куда более увлекательным. Неужели белые осудят и убьют своего? Джон Уилбэнкс решил успокоить нервы с наступлением темноты. Они с братом поднялись наверх, где у них был кофейник и бар со спиртным. Рассел разлил виски со льдом, и они расположились в старых соломенных стульях, которые издавна принадлежали их фирме. На противоположной стороне улице находилось здание суда, и в окне иногда мелькали расхаживающие по комнате присяжные. Они обсуждали дело более шести чесов, что не так долго для сельского штата Миссисипи. Джон вспомнил старую историю из эпохи «Великой депрессии». Присяжные очень долго обсуждали пустяковый случай. Правда всплыла, когда они вынесли вердикт и разошлись по домам. Доллар в день в то время был неплохим заработком, а большинству присяжных больше нечем было заняться. Братья посмеялись, налили еще виски и задумались о том, где бы поужинать, когда в комнате совещания присяжных погас свет. Через несколько секунд в кабинете зазвонил телефон. К ним поднялся секретарь и сообщил, что присяжные готовы. Судья Освальд немного помедлил, чтобы новость успела распространиться и публика вернулась в зал. В семь часов, как было обещано, он в черной мантии взошел на судейское место. Велел Уолтеру Уилли перестать болтать и попросил Никса привести подсудимого. Пит Бэннинг сел на стул, ни на кого не посмотрев. Когда все собрались, Уолтер привел присяжных. Они входили медленно, по одному, опустив головы. Один бросил взгляд на зрителей, другой на Пита. Сидели, потупившись, словно ненавидели этот момент и хотели бы оказаться подальше от зала суда. – Господа присяжные, вы вынесли вердикт? – спросил судья Освальд. Хэл Гринвуд встал с листом бумаги в руке: – Да, ваша честь. – Пожалуйста, передайте Уолтеру Уилли. Тот взял лист и, не взглянув на написанное, вручил судье. Освальд спросил: – Господа, вы все согласны с вердиктом? Двенадцать человек кивнули, некоторые нехотя, другие с готовностью. – Подсудимый, встаньте. Пит Бэннинг медленно поднялся, выпрямил спину, расправил плечи, вскинул голову и посмотрел на судью. – Единодушный вердикт присяжных таков: «Мы, присяжные, находим подсудимого Пита Бэннинга виновным в убийстве первой степени Декстера Белла и требуем казни на электрическом стуле». Подсудимый не только не поморщился, но даже не моргнул. Остальные присутствующие такой выдержкой не обладали. Кто-то в зале охнул, кто-то всхлипнул. На скамье присяжных Уилбур Стэк вдруг поддался эмоциям и закрыл лицо руками. Всю оставшуюся жизнь он будет сожалеть о том дне, когда, уступив другим, проголосовал за убийства такого же, как сам, солдата. Флорри держалась только потому, что вердикт не стал неожиданностью. Брат предполагал подобный исход. Весь процесс она следила за присяжными и понимала, что сочувствия не дождаться. А если честно рассуждать, то с какой стати? По необъяснимым причинам ее брат превратился в убийцу, а убийцы сочувствия не заслуживают. Флорри коснулась платком щеки, вспомнила о Джоэле и Стелле, но слезы сдержала. Даст им волю позднее, когда останется одна. Судья Освальд взял другой лист бумаги и прочитал: – Властью, данной мне штатом Миссисипи, приговариваю вас к смертной казни на электрическом стуле через девяносто дней, 8 апреля. Можете сесть. Пит с безразличным видом опустился на стул. Судья проинформировал стороны, что у них есть тридцать дней на ходатайства и апелляции, затем, поблагодарив за службу, распустил присяжных. Когда они ушли, он указал на Пита, повернувшись к шерифу, и сказал: – Отведите его в тюрьму. Глава 17 В шесть часов утра, как обычно, открылись двери кафе-кондитерской на площади, и помещение быстро наполнилось людьми – юристами, банковскими служащими, священниками, бизнесменами. Белая публика за кофе с печеньем обменивалась свежими газетами. Никто не ел один. Был круглый стол для демократов, напротив – для республиканцев. Выпускники университета Миссисипи собирались группой в отдалении, те, кто предпочитал Стейт-колледж, занимали столик ближе к кухне. Методисты имели свое место, баптисты – свое. Между столами часто возникали споры, шутливые перепалки, комические баталии, но настоящая ругань – очень редко. Вердикт привлек внимание всех. Люди были в курсе фактов, деталей и даже слухов, но пришли пораньше, чтобы убедиться, что ничего не упустили. Может, Пит Бэннинг нарушил молчание и что-нибудь сказал своему адвокату или шерифу? Или Джеки Белл как-то прокомментировала вердикт журналистам? А может, газета Тупело обнаружила ниточку, которую не заметили другие? Но больше других занимал вопрос: неужели штат действительно решится казнить Пита Бэннинга? Кто-то из подрядчиков спросил юриста Рида Тейлора, каков порядок апелляций. Тот объяснил, что у Джона Уилбэнкса есть тридцать дней, чтобы известить суд, что он подает апелляцию. И еще тридцать для подготовки резюме и всех необходимых бумаг. Их от имени штата примет генеральный прокурор в Джексоне, и у его службы будет тридцать дней на ответ Джону Уилбэнксу. Из этого складываются упомянутые судьей девяносто дней. Далее дело рассмотрит Верховный суд, и это займет несколько месяцев. Если суд сочтет смертный приговор неправомерным – в чем Рид сильно сомневался, – он отправит дело в округ Форд на пересмотр. Если утвердит, у Джона Уилбэнкса останется возможность обратиться с ходатайством в Верховный суд США. Дело проигрышное, но подарит Питу Бэннингу несколько месяцев жизни. Если предпочтет этого не делать, то казнь состоится до конца текущего года. Рид продолжал объяснять, что в процессах со смертным приговором процедура апелляции происходит автоматически. Он следил за судом и не заметил ни одной ошибки, благодаря которой можно ее построить, однако апелляция, тем не менее, будет. Единственной ошибкой на процессе, говорил Рид, было разрешение ветерану рассказывать о войне. Его слова нанесли вред обвинению, но ничего не дали Джону Уилбэнксу для апелляции. Когда Рид замолчал, каждый вернулся к своей компании. И разговор угас. Однако тут дверь вдруг отворилась, и порыв холодного воздуха развеял сигаретный дым и аромат кухни. В погоне за голосами приехал сенатор штата. Он был не из здешних – жил в Смитфилде в округе Полк. В промежутках между выборами его почти не видели, и в период наивысшей в городе драмы многие встретили с недовольством. Со щегольской улыбкой сенатор обошел зал и, стараясь вспомнить имена, пожимал посетителям руки. В итоге нашел свободный стул у баптистов, где все, как один, немедленно уткнулись в газеты и потягивали кофе. Здесь помнили, как сенатор трепался по поводу спиртного, и он был им неинтересен. Вскоре стало ясно, что ничего нового по делу Пита Бэннинга никто не узнает. Процесс оказался скоротечным, вердикт молниеносным. И по завершению суда ни родственники убийцы, ни родные жертвы, ни присяжные, ни стороны обвинения и защиты ничего не заявили. Новые слухи в кафе не возникли, и в половине восьмого посетители выстроились в очередь в кассу. Вечером в среду после страшного звонка тети Флорри Джоэл вернулся в университет. И с утра в четверг пошел в библиотечный отдел периодики, где на полках лежали десятки утренних изданий со всей страны. Правда, газеты из Тупело и Джексона не выписывали, зато мемфисский «Пресс-Ятоган» присутствовал всегда. Джоэл взял газету в кабинку, смотрел на фотографию выходившего из здания суда в наручниках отца, читал репортаж, что произошло, когда вернулись с вердиктом присяжные. Он никак не мог поверить, что день казни наступит так скоро. Не мог ни во что поверить в этой трагедии. Скоро он окончит университет. Церемония вручения диплома состоится 17 мая. То есть примерно через пять недель после того, как отца пристегнут к электрическому стулу, он, молодой Бэннинг двадцати двух лет, гордо прошествует в шапочке и мантии по двору с тысячами других выпускников и получит документ престижного учебного заведения страны. Идти на занятия было сверх сил. Сокурсники старались его оградить и создать видимость нормальной университетской жизни, но он, ощущая на себе клеймо, смущался и не мог справиться со стыдом. В аудитории чувствовал на себе взгляды, во дворе слышал шепотки. Джоэл учился на последнем курсе, у него были хорошие оценки. Скоро выпуск, и он окончит колледж. Поговорит со своими преподавателями. Бросить учебу не выход – нужно принять вызов и дойти до конца. Заявление о зачислении Джоэла на юридический факультет Йельского университета отклонили. Оставались Вандербилт и Миссисипи. Но разница в цене была существенной. Семья жертвы отца может потребовать компенсацию за причиненный ущерб. Так что финансовое положение Бэннингов становится неопределенным. Будет ли доступным юридический факультет? Дожили! Бэннинги тревожатся из-за денег, из-за того, что глава семьи пошел на поводу своей обиды. Что бы ни приключилось между Питом и Декстером Беллом, отец не имел права разрушать жизни родных. Прошел час, Джоэл пропустил первое занятие. Вышел из библиотеки, побрел через университетский двор, заплатил за чашку кофе в кафетерии. Выпил, прогулял второе занятие, вернулся в общежитие и позвонил сестре. Стелла тоже не находила себе места. Решила взять отпуск и до конца года спрятаться в Вашингтоне. Ей нравился Холлинз, и когда-нибудь она получит диплом, но сегодня все, кто на нее смотрел, знали: ее отец сидит в тюрьме за убийство и приговорен к смертной казни. Стыд и жалость слишком давили. Как бы ей хотелось обняться с матерью! Стелла горевала об отце, но поймала себя на мысли, что сердита на него. У ее любимого декана в Вашингтоне была знакомая выпускница Холлинза. Он ей позвонил, и Стелла следующим поездом отправилась туда. Она будет жить в маленьком гостевом домике в Джорджтауне, работать бебиситтером, учить детей, служить им нянькой, девочкой на побегушках, какая разница? Главное, что, кроме приемной семьи, никто не будет знать, кто она такая и откуда. Переезд из Роанока в Вашингтон добавил еще больше миль между ней и Клэнтоном. Начинающий репортер мемфисской «Пресс-Ятоган» Харди Кейпли освещал судебный процесс от начала до конца. На войне его брат попал в плен, и Харди захотелось посмотреть на служившего на Филиппинах с Питом Бэннингом колорадского ковбоя Клэя Уомплера. Клэю не разрешили дать показания, но на процессе о нем узнали все, особенно во время перерывов в работе. Харди изводил редактора, пока тот не сдался и не позволил написать статью. Путешествие сначала на автобусе, затем на поезде в Колорадо, и Харди два дня с Уомплером – слушает рассказы о его похождениях и подвигах в партизанских сражениях против японцев под командованием Пита Бэннинга. Материал получился в десять тысяч слов, а мог бы вырасти в пять раз больше. Невероятное повествование, заслуживающее, чтобы его напечатали, но слишком большое для газеты. Харди отказался сокращать его, убеждал, просил, грозил, что отнесет в другое место, и боссы наконец согласились напечатать рассказ в виде серии из трех публикаций. Харди в красочных деталях описал осаду, битву Батаана, героизм американских и филиппинских войск, болезни, голод, страх и беспримерное мужество перед лицом превосходящих сил противника. А затем чувство унижения, когда все-таки пришлось сдаться. Печально известный марш смерти предстал настолько ярко, что редакторам пришлось снизить накал повествования. Хотя пассажи, где рассказывалось о дикости и жестокости японцев, подверглись меньшей правке. Факты расправ над военнопленными надрывали душу и приводили в ярость. Многое, о чем сообщил журналист, было известно и ранее – по воспоминаниям тех, кто выжил или сумел бежать. Однако затронуло сердца людей – ведь на сей раз рассказ велся об одном из них. Более двух лет Пит Бэннинг командовал группой американских и филиппинских партизан, постоянно тревоживших японцев и каждое утро не сомневающихся, что новый день станет их последним. Много раз обманывая смерть, они принимали ее как факт и сражались с безрассудной отвагой. Убили сотни японских солдат, разрушали мосты, железные дороги, уничтожали самолеты, строения, танки, склады и базы снабжения. Их настолько боялись, что за голову Пита Бэннинга назначили награду в 10 тысяч долларов. Партизан постоянно преследовали, но они скрывались в джунглях и через несколько дней нападали в двадцати милях от того места, где, как считалось, находилась их позиция. Эту серию статей внимательно читали в округе Форд, и они поубавили у людей желания отправить Пита Бэннинга на электрический стул. Судья Освальд даже пожаловался Джону Уилбэнксу: мол, появись они до суда, и ему пришлось бы переносить процесс на сотни миль от города. Пит Бэннинг отказывался говорить о войне. За него сказал другой. И теперь многим захотелось, чтобы у этой истории был другой конец.